Вчера, вернувшись из Симоновского суда, где слушалось дело по иску Окопного ко мне и Павлу Шехтману, я узнал о возбуждении еще одного уголовного дела против Леонида Развозжаева. На этот раз по следам истории пятнадцатилетней давности, случившейся на родине Леонида - в Ангарске Иркутской области. Дело возбуждено по статье «разбой» и как-то касается «шапочного» бизнеса, которым Развозжаев занимался, как мы знаем, и в Москве.

Кроме того, в СИЗО «Лефортово», где сейчас содержится Развозжаев, ему пришла открытка странного содержания, которое и сам адресат и его адвокат Дмитрий Аграновский расценили как угрозу. «Открытка вкупе с предъявлением обвинения и с разговорами, что его могут этапировать в Иркутск, где... Ну, в Лефортове он в безопасности в целом находится, а если его туда этапируют, то ни за что нельзя ручаться. В общем, мы обеспокоены этой ситуацией», - прокомментировал ситуацию Аграновский.

Замечу, что Дмитрий Аграновский зрит прямо в корень. Юридическая сторона дела тут вторична. Несмотря на то что срок давности по новому обвинению истекает через две недели – 4 декабря, у правоохранителей, конечно, имеются возможности обойти это обстоятельство. Например, сфальсифицировав розыскное дело, как поступили недавно с нацболами. Но главная опасность для Леонида заключается именно в том, что его могут этапировать в СИЗО Иркутска.

Дело в том, что СИЗО Иркутска имеет дурную славу одной из самых «красных» и страшных тюрем в стране. Заключенных там пытают, избивают, унижают, выбивая так называемые «явки с повинной». Делают это ссучившиеся зеки по заданию оперов. Впервые мы узнали об этом от дружественного адвоката Сергея Беляка, который защищал там одного парня. Потрясенный, он даже сделал фильм об этом «Иркутское СИЗО. Территория пыток».

Еще один кусок информации об иркутском беспределе мы получили от нашего товарища Игоря Щуки, который ехал этапом в Хабаровск и на короткое время оказался в тамошнем СИЗО. Вот он рассказал об этом на «Эхе Москвы».

Предполагаю, что Иркутский СИЗО «перекрасили», сделали «красным», в связи с тем, что Иркутск как бы бутылочное горлышко – все, кто едет этапом с востока страны на запад или с запада на восток, неизбежно попадают туда. Ломая, стараясь сломать, всех зеков, проезжающих через это место, ФСИН таким образом эффективно уменьшает число потенциальных сопротивленцев.

Таких пыточных мест в стране немного. Например, Саратов. В 2003 году часть времени, проведенного в СИЗО этого «славного» города, а именно два месяца в ожидании приговора, я прожил в самой настоящей пресс-хате. Правда, на меня не было «заказа», а в пресс-хату меня поместили по просьбе оперов, сопровождавших процесс, чтобы жизнь медом не казалась.

Леониду же надеяться на лояльное отношение, видимо, не приходится. Если его этапируют в Иркутск, то только затем, чтобы добиться покорности по основному – Болотному - делу. И тут спасет только отчаянная решимость. Как сказал мне однажды нацбол Максим Громов про свой этап в «красную» колонию в Башкирии: «Я ехал туда умирать». В итоге Максим выдержал всё.

А век грядущий,
Двадцать первый,
Сквозь чад гульбы и табака
Нам рисовался пьяной стервой,
Идущей в ночь из бардака.

Эти строки написал в лагерном бараке легендарный Валентин Зэка – под таким именем знали в советских политлагерях второй половины прошлого века Валентина Соколова, самобытного поэта-политзэка, человека сильнейшего таланта и глубокой, неспокойной души. 20-летним студентом Валентин Соколов был арестован за свои стихи и в октябре 1948 года осужден по печально известной статье 58-10 на 10 лет лагерей – да так и остался вечным политзэком, отбывая сроки и в сталинских, и в хрущевских, и в брежневско-андроповских тюрьмах и лагерях.

Он погиб 7 ноября 1982 года в психбольнице города Новошахтинска, где находился под стражей на принудительном лечении по приговору суда.

Вдаль ведомые колонны,
Лай людской и лай собачий,
И тоской тысячетонной
Небо в серых струях плача…

Лишь годы спустя солагерники Валентина Соколова собрали его стихи и издали при содействии неравнодушных людей три его сборника: «Глоток озона» (1994), «Тени на закате» (1999) и «Осколок неба» (1999).

Исполнилось ровно 30 лет со дня гибели Валентина Соколова. Не символично ли, что именно в этот день Смоленский областной суд оставил в силе чудовищный приговор политзэчке наших дней – Таисии Осиповой.

Сменилась эпоха, ушла в прошлое мировая «империя зла» с ее чудовищной тоталитарной идеологией – а самое худшее, самое убийственное ее наследство осталось: запредельная бесчеловечность властей, неумолимость политических репрессий и холодное равнодушие общества к собственным же глубоким ранам…

Они меня так травили,
Как травят больного пса.
Косые взгляды, как вилы,
Глаза, как два колеса.
А мне только девочку жалко:
Осталась среди собак.
Смотрит светло и жарко
Во мрак.
Они меня переехали
Телегой (больного пса!),
Послали мне небеса.
А мне только девочку жалко:
Осталась среди волков
На быстрый бег облаков…

Побывали сегодня в двух изоляторах, спасибо моей напарнице по ОНК Людмиле Альперн и нашему замечательному водителю Юле Дроговой. Без нее бы мы фиг попали в один день в "Медведково" и на "Водный стадион", Москва город немаленький.

В четвертом изоляторе повидали Михаила Косенко. По ходу остро встала проблема с теми книгами, которые мы приобрели для узников на "Озоне". В СИЗО они пришли, но и в четвертом, и в пятом залегли мертвым грузом в каптерке и получателям так и не переданы. В четвертом нам пообещали решить эту проблему в понедельник. В пятом - довести до сведения руководства и тоже как-нибудь решить. В общем, Михаил до сих пор своих книг не получил. Ему вернули нормальную дозировку лекарства, и теперь он чувствует себя получше, голова болеть перестала. Получил возможность и заказывать нужные продукты в магазине (а то никак не мог узнать, есть ли деньги у него на счету). Но приносят их как-то странно: раз закажешь - не приносят ничего. Второй раз - опять тишина. Заказал в третий - и получил сразу всё, что заказывал, в частности - три килограмма соли. (Помните: а в Лефортове соль запрещена вообще?) Поделился с другой камерой при переезде. Михаил очень переживает, что к нему как-то не так станут относиться из-за его заболевания, я уверила его, что всё в порядке. Сейчас он знакомится с делом, без адвоката, который был только в августе, и знакомиться будет как-то отдельно. Передачи получает от сестры, раньше передавали и незнакомые люди, но потом как-то перестали. Забыли, видимо. Но всё равно передает на волю благодарность за поддержку. Получает письма, отвечает. Но лучше бы писем побольше. Немного сердит на одного из адвокатов: мол, тот в жалобе написал, что на митинг Михаил пришел из любопытства, а Михаилу это не нужно совершенно. Он разделял требования митингующих.

Впервые мы увиделись с недавно арестованным Леонидом Ковязиным. Интеллигентный молодой человек, говорит, что бить его не били, никак особенно не угнетали. В камере 4 человека, говорит, что хорошие соседи. 159, 228, 158. Передачи получает от знакомой, ждет на свидание брата. Леониду надо положить деньги на лицевой счет заключенного, чтоб он смог заказывать себе продукты. Для этого надо приехать в СИЗО и в бюро передач положить деньги на терминал. Немного болят глаза, потому что всё время читает, читает в основном УПК, с литературой, говорят сокамерники, в СИЗО не фонтан. Через адвоката просил подписать его на газеты и журналы. Тюремное питание - нормально. Леонид считает себя неприхотливым человеком. Переживает за простудившегося сокамерника. Допросов и очных ставок в Москве не было, даже на Петровке. В Кирове было опознание, туда приезжал, если я правильно поняла, для опознания московский участковый. Процессуальную позицию, позицию защиты с адвокатом пока не выработали. Вегетарианец. Если передавать - то печенье, сухофрукты, лук, чеснок, овощи, майонез, постное масло, сыр. Еще просит одноразовую бритву. В камере есть телевизор. Передает на волю, что у него всё хорошо. Ждет от 3 до 8, не ждет условно...

Артем Савелов. В камере душновато. Четыре человека. От сердца выдали валерианку и лекарство аспаркам, но совсем боли в сердце не ушли, раза два в неделю прихватывает, сдавливает - потом отпускает. Врач недели две назад смотрел, к нему надо заявление писать. Артем раньше частенько писал - а толку-то нет... Гордится своим отцом, вчера выступавшим на митинге, просит его не бросать: тот ведь совсем один... Раньше? нет, раньше отец на митингах не выступал, у него всё было грядочки, грядочки...

Передачи приходят. От отца, от брата, от Лили. Пожеланий по продуктам нет: вроде, всего хватает. Не отказался бы от настольных игр. (Тут наш сопровождающий изъявляет готовность прямо сейчас выдать на камеру магнитные шахматы и шашки.) Письма получает, отвечает на них. С адвокатом виделся 6 сентября, на кассации. Говорит, на суде перенервничал, почти не смог говорить. Передает всем привет и спасибо за поддержку.

Следующий СИЗО. Степан Зимин. 9 человек в камере. Холодильник, телевизор. Сокамерники (они там производят впечатление очень дружных) помогли написать заявление в Генеральную прокуратуру, и - о чудо! - Степану разрешили свидание с девушкой. Всего одно - но тем не менее... У Степана два адвоката, бывают часто. Следователь был с месяц назад. Перед продлением содержания под стражей была очная ставка. "Новая газета", на которую подписали Степана, приходит. Вот книги так и не дошли... Впрочем книги его сокамерника Львова Льва Сергеевича отдыхают в каптерке аж с 28 июля. Об этом мы делаем запись в журнале проверяющих с требованием немедленно выдать заключенным их книги. Правда, из трех заказанных книг Степан получил квитанции только на две. Степан говорит: передачи приходят всё реже. Хотелось бы, конечно, почаще. И закончились деньги на лицевом счету. Надо положить... Получает письма, отвечает. Не отказался бы от настольных игр. Вообще Степан - очень скромный парень, все нужды из него приходится как клещами тянуть.

Федор Бахов. 4 человека в камере. Все замечательно, но очень хочется домой, очень скучает по родным, по семье. Передачи получает только от родных, от незнакомых людей не получает ничего. Да и письма приходить стали редко... Деньги на счету есть. Конечно, не миллионы, как следствие говорит (смеется). Зубы вылечили, решили проблему. Адвокат приходит регулярно, а следователь редко, в августе был с постановлением о назначении экспертизы. Ходит в спортзал. Другим узникам передает: пусть держатся! А на волю - привет. И снова: как хочется поскорей на волю... Пусть суд идет, но пусть изменят меру пресечения: все прекрасно знают, что никуда Федор не денется. У него ведь даже загранпаспорта нет... Надо рассчитывать на оправдательный приговор, надо, но возможно ли это в стране с таким правосудием?..

Ярослав Белоусов. Камера на 9 человек. Есть телевизор, холодильник. Получает "Независимую газету". Адвокат приходит время от времени, сейчас куда-то запропастился. На прошлой неделе было свидание с женой. От родных получает передачи. Хотел бы получить настольные игры, а еще книги Ст. Белковского, Евг. Ясина, современную социально-политологическую литературу. Следователь был недели три назад. Письма получает, но нечасто. Раз или два в неделю. В продуктах необходимости не испытывает. Не отказался бы от подписки на "Новую Газету". Подтверждает свое членство в "Русском гражданском союзе".

Денис Луцкевич. Журнал "Автомир" дошел. Больше из выписанного не пришло ничего. Следственные действия, говорит, вообще не проводятся, а позавчера было второе уже свидание с мамой. Адвокат приходит еженедельно. Письма приходят. Просит передать сигареты. Холодильник есть. Телевизор сломался - отдали мастеру чинить. Денис интересуется: а в группе моей поддержки есть девушки?.. Передает: не надо особо переживать, но спасибо за письма, хоть немного отвлекаюсь. Хотел бы получить книгу "Гамлет", а еще англо-русский словарь и самоучитель английского.

Владимир Акименков. У Акименкова очень плохо со зрением: одним глазом видит только первую строку таблицы, вторым не видит почти ничего. Читать может, прижав книгу к глазам, почти не видит вдаль. И в СИЗО зрение еще упало. Володя всерьез опасается ослепнуть. Его уже вывозили под конвоем в глазную клинику, обследовали. Сейчас он написал заявление на ВТЭК и ждет обследования в больничке в "Матросской Тишине", которое будет неизвестно, когда, и неизвестно, сколько времени продлится. Владимир охотно повидал бы своего адвоката.

Он по-прежнему просит заниматься всеми политзаключенными, не деля их по политической принадлежности. А еще - сидящими по "народным" 228-й и 159-й. Не говоря о политической 282-й.

Просит передать пару вещей из одежды, а еще хорошо передавать сало, фрукты, овощи, колбасу (по возможности без свинины, так как в камере мусульмане), тетрадки, ручки, карандаши, разные сигареты. И подъехать на прием к врачу, передать общеукрепляющие витамины. Это пятница, к двум.
Еще Владимир просит передать новейшие справочники для заключенных, например, книжку Бабушкина, а еще книжку "Тюрьма и воля" Ходорковского.

В целом хотелось бы напомнить всем: отправляйте письма, посылайте передачи. Но главное - письма. Наши узники не впали в уныние, но в словах многих из них мне послышалась обида на то, что о них начинают забывать. Давайте сделаем, чтоб они такого не чувствовали. Это нам снаружи кажется, что жизнь кипит. Да, она кипит. Но без них. Им очень важно быть рядом с нами, это исполнится благодаря нашим письмам. И я узнала странную особенность ФСИН-письма: оказывается, его нельзя из СИЗО послать самостоятельно. Только в ответ - это делает наши письма еще более важными. То есть человек даже не может срочно связаться с адвокатом, если возникла необходимость. И для тех, кто хочет написать, даю ссылку на пост о том, как это сделать. Надо только учитывать, что Соболев и Архипенков освобождены, Барабанов сейчас не в Бутырке, а в "Матросской Тишине", а Полихович - не в четвертом изоляторе, а в Бутырке. Кроме того, в четвертом СИЗО теперь и Ковязин Леонид, 1986 года рождения.

Теперь пара слов о других заключенных. В четвертом СИЗО сидит Александр Маркин, он раздавил двух тараканов, но третий скрылся. Зато Александр Маркин поймал в камере молодую мышь. Эту мышь он посадил в бутылку, некоторое время кормил, а затем передал коридорному, и теперь мышь вроде как живет у кого-то на шестом этаже. Александр просит обеспечить камеру химическими средствами для мытья посуды и от тараканов, а офицеры говорят: мы же не знаем, может, они есть карандаши от тараканов или нюхать будут... Дихлофос же нюхают... Александр Маркин просто хочет, чтоб в его камере было чисто. То он за тряпку воевал две недели, теперь - моющих нет...

В пятом СИЗО (время, что ли, такое пришло?) встретила еще одного сидельца по "маковому делу", с этой проблемой я познакомилась, встретив неделей раньше в 6-м СИЗО Ольгу Зеленину. Валентин Котенков. Директор компании, которая продавала мак. Все склады закрыли, поставщика посадили, клиента посадили, Котенкова посадили. Он говорит: 60% этого рынка посадили в тюрьму. Статья 228. 8 тысяч мешков мака...
Один из офицеров мне сказал: офицер может с бублика мака ободрать и наркотик сделать. Я хлопаю глазами и не верю.
Котенков говорит то же, что и Зеленина: заказ ФСКН. Офицер, впрочем, тоже не особо спорит. Говорит: много палок на этом можно сделать... Опасный бизнес - мак.

Я уже писала о деле Василия Андреевского, который десять лет находится за решеткой по сфабрикованному обвинению.

16 августа в Саратовском областном суде Андреевский по видеосвязи (в суд его не привезли) во время кассационного заседания разоблачил коррупцию и механизмы торговли условно-досрочным освобождением.

Василий Андреевский 7 лет провел в колонии №10 Саратова, где вел себя идеально, имел множество поощрений и ни одного замечания. В начале этого года адвокат Михаил Трепашкин написал ходатайство о его условно-досрочном освобождении. И тут начались приключения. В конце марта Андреевского перевели из колонии в следственный изолятор Саратова якобы для дачи показаний по какому-то делу, но ни на один допрос не вызвали.

5 июня в Кировском суде Саратова состоялось заседание по
условно-досрочному освобождению Андреевского, где прокурор высказался против его освобождения, потому что Андреевский якобы в колонии не работал (у Андреевского в колонии было 19 поощрений и благодарностей именно за работу), а представитель следственного изолятора лейтенант Козлов сослался на волчью характеристику психолога (который ни разу с Андреевским не беседовал).

Примечательно, что заключение психолога датировано 4 июня, а характеристика от СИЗО, составленная на основании этого заключения и подписанная лейтенантом Козловым, датирована 17 мая.

Однако судья Богданова, отказывая Андреевскому в УДО, даже переусердствовала: психолог написал, что Андреевский "принимает, но не поддерживает" криминальную субкультуру, судья же в постановлении переписала на "поддерживает".

Кассационное обжалование отказа Андреевскому в УДО началось в Саратовском областном суде 14 августа. Выслушав ходатайства, коллегия судей внезапно прервала заседание, заметив, что Андреевский был извещен о дате суда за 12, а не за 14, как положено, дней. Просьбу Андреевского и Михаила Трепашкина продолжать судьи проигнорировали. У меня же создалось впечатление, что судей смутило большое количество публики и журналистов в зале. И если 14 августа заседание, назначенное на 10 часов утра, началось более полутора часов спустя, то 16 августа суд начался точно в 10, что дезориентировало публику: заседание прошло в почти пустом зале. Я же в нем оказалась потому, что являюсь участником процесса как защитник.

В ходе своей речи по видеотрансляции Василий Андреевский сделал заявление о преступлении: в апреле он был вызван из камеры №246 СИЗО-1 Саратова в следственный кабинет, где человек, которого он раньше не видел и который представился ему адвокатом Рыжковым, сказал ему, что судье нужно 400 тысяч рублей для принятия положительного решения. Андреевский ответил категорическим отказом. Через несколько дней он вновь был вызван в следственный кабинет, где человек, которого он раньше не видел и который ему не представился, сказал, что решит вопрос о его УДО за 300 тысяч рублей. 4 июня явился еще один неизвестный, который сказал, что суд будет завтра и что еще не поздно - нужен один миллион рублей, а характеристики из СИЗО-1 будут положительные.

Напомнив о характеристике психолога СИЗО-1, прозвучавшей 5 июня на суде (склонен к агрессии, деструктивному поведению и т.д.), Андреевский еще раз сказал, что за время пребывания в СИЗО-1 он психологом не вызывался, тестов не заполнял, обследований не проходил. В его личном деле есть множество положительных характеристик, составленных в разные годы, в том числе психологом ИК-10, на основании множества тестов с применением различных методик. Характеристика от 4 июня полностью им противоречит.

Василий Андреевский также сообщил суду, что после возвращения в ИК-10 10 июля несколько сотрудников колонии ему сказали, что "коллеги из СИЗО-1" просили начальника колонии повесить на него взыскание. И 17 июля Андреевский получил по надуманным основаниям выговор, который может являться причиной для отказов в УДО в будущем. При этом постановление о выговоре ему не было объявлено, хоть он неоднократно просил об этом и устно, и письменно. Попытки обжаловать выговор привели только к тому, что в нем были подправлены грубые и очевидные нестыковки.

Андреевский также сообщил суду, что он 29 июня из камеры №67 в СИЗО-1 передал заявление о своем переводе в колонию-поселение с приложением на 38 листах, а 2 июля подал обращение в Госдуму - и все эти бумаги пропали. 7 августа его вновь доставили в СИЗО-1 для участия в видеотрансляции на кассации (заявление о личном присутствии в зале суда было проигнорировано) и снова поместили в камеру №67. От сокамерников он узнал, что по его обращению проводилась проверка и оперативники СИЗО-1 взяли объяснения у двух заключенных, которые 29 июня и 2 июля в камере №67 еще не находились, отказав при этом принять объяснения от двух других заключенных, которые подтверждали, что бумаги Андреевский передавал.

11 августа Андреевский получил на свое заявление письменный ответ, что ходатайство от 29 июня и заявление от 2 июля от него не поступали.

Андреевский попросил привлечь к уголовной ответственности тех, кто склонял его к взятке, и тех, кто нарушил его права.

Тамара Андреевская, мать Василия и его защитник, сказала на суде, что и ей навязывают взятку за освобождение сына: зимой предлагали 300 тысяч, 23 апреля предложили заплатить миллион, а 26 июня ей пришло СМС-сообщение со словами: "Есть предложение 750 тысяч, устраивает?"

Андреевская также сказала, что общается с матерью женщины, в убийстве которой ложно обвинен ее сын, и родственники боятся, что убийца ходит на свободе. Они переживают от того, что сидит невиновный человек, и тоже подписываются за его освобождение (в деле Андреевского есть подписи более 300 граждан с просьбой об УДО).

Я в своей защитной речи помимо разоблачения незаконного отказа Андреевскому в УДО рассказала о его бабушке, искусствоведе, пожилой женщине, пережившей блокаду Ленинграда, которая может не дождаться возвращения единственного внука, если его сегодня не освободить. Я призвала суд не только к законности, но и к человечности.

Коллегия могла освободить Андреевского прямым решением, однако же, недолго посовещавшись, отменила постановление суда об отказе ему в УДО и отправила дело на новое рассмотрение в тот же суд. Частного определения по заявлениям Андреевского о преступлении коллегия не вынесла.

И мне сейчас за Василия Андреевского страшно. Что это за люди, которых пропускали к нему в СИЗО вымогать немыслимые суммы? Что за оперативники, берущие с не видевших Андреевского заключенных ложные объяснения? Что за психолог, дающий, не видя человека, ложную характеристику?

Ведь Василий Андреевский и сегодня находится в СИЗО-1 города Саратова.

Мой товарищ, недавно освободившийся из пыточной колонии ИК-17 (Кировская область) поделился воспоминаниями. Хорошо бы это прочел кировский губернатор и большой либерал Никита Белых.

На севере Кировской области, в 180 километрах от областного центра, находится небольшой городок Омутнинск. В этом затерянном посреди вятских лесов городишке, где за последние 20 лет развалились все возможные предприятия и заводы, наиболее престижной и высокооплачиваемой является работа в зоне. Лагерей в Омутнинском районе несколько: ИК-18 – женская колония, ИК-1 – строгий режим, ИК-6 – особый режим и ИК-17 общего режима, о которой и пойдёт речь в этой статье.

ИК-17, пользующаяся среди заключённых печальной славой, относится к так называемым «красным», беспредельным зонам. Исправительные колонии в России традиционно делятся на «чёрные» - те, в которых влияние на жизнь колонии оказывают криминальные авторитеты, - и «красные» - те, где всем заправляет администрация. Читателям, далёким от тюремных реалий, может показаться, что в том исправительном учреждении, где заправляют криминальные сообщества, для человека, случайно угодившего за решётку, жизнь будет невыносимой, а избиения и вымогательства станут ежедневной практикой. Однако это мнение далеко от истины и навеяно общественному сознанию дурными книжками и бездарным кинематографом. В реальности же именно те зоны, где контроль над всей жизнью колонии сосредоточен в руках сотрудников ФСИН, могут стать настоящим адом для попавшего туда арестанта.

У заключённого, впервые попавшего на ИК-17, неприятности начинаются с того момента, как автозак, везущий арестантов, въезжает в ворота этого учреждения. Воронок окружает дежурящая в этот день смена с дубинками и собаками, и начинается так называемая «приёмка», заключающаяся в том, что каждый вновь прибывший бежит мимо построившихся фсиноцев, которые бьют его резиновыми дубинками до тех пор, пока он не падает лицом вниз. После того как все прибывшие достаточное для мусоров время полежали на плацу лицом вниз с руками за головой, испачкав плац своей кровью, их гонят в помещение для проведения обысков. В маленькой комнатушке, если прибывших мало, или в здании зоновского клуба, если их много, всех ещё раз избивают и начинается «обыск». Те вещи арестантов, которые можно сломать, – ломают (сигареты, зубные щётки, посуду), которые можно порвать – рвут (письма, юридическую литературу), чай, сахар и другие продукты питания перемешивают с бытовой химией (стиральный порошок, шампунь, зубная паста). Но на этом «обыск» только начинается. После глумления с личными вещами арестантов ведут в санчасть на так называемую «промывку» - то есть каждому с помощью клизмы заливается по пять литров холодной воды, а к тем, кто отказывается проходить эту процедуру добровольно, применяются спецсредства и вода заливается насильно. Смысл этой процедуры - исключить возможность проноса запрещенных предметов на территорию колонии, но на самом деле это ещё один способ оказать на измученного приемкой человека моральное и физическое давление.

Следующая порция страданий ждёт арестанта в карантинном отделении. Согласно УИК и ПВР ИУ карантинное отделение предназначено для проведения медицинского освидетельствования, выявления инфекционных болезней, ознакомления осужденных с правилами отбывания наказания в ИК и прочих необходимых процедур. Однако в красном лагере слово «карантин» имеет особый смысл. Оно является синонимом пыток, страданий и невыносимых издевательств. Кроме того, карантин на ИК-17 является настоящей фабрикой по выбиванию явок с повинной – то есть признательных показаний, необходимых для привлечения осужденного к уголовной ответственности за новые преступления, которых он порой даже не совершал. Помимо этого, оперативники проводят с каждым заключённым так называемую «индивидуальную работу»: пытаются завербовать его в стукачи – негласные осведомители, завлечь на должность «козла» - завхоза, бригадира, дневального и т.д. (Дело в том, что на «красной» зоне заключённые, занимающие вышеупомянутые должности, не только выполняют свои непосредственные обязанности, но и являются доверенными лицами оперативников, которые через них управляют жизнью в колонии, командуют другими осужденными.) Следует заметить, что попытки завербовать осуществляются через уже упомянутые методы – избиения, пытки, в отдельных случаях дело доходит до изнасилования; жестокий режим и дисциплина в колонии поддерживается такими же средствами.

Помимо постоянных избиений и «индивидуальной работы» вновь прибывших заставляют заниматься самыми тяжёлыми работами: копание контрольно-следовой полосы в запретной зоне, уборка, хозработы и т.д. «Свободное» от работы время заполняется различными бессмысленными режимными мероприятиями, такими как проведение бесконечных пофамильных проверок или чтение вслух правил внутреннего распорядка.

В жилой зоне, куда заключенный попадает после 15 суток в карантине, дела обстоят немногим лучше. Большинство прав, якобы имеющихся у российских осужденных согласно действующему законодательству, нарушаются самым грубейшим образом. Заключенных заставляют часами маршировать строем по плацу и петь песни, причем происходит это порой и неласковой омутнинской зимой, когда температура падает до -40, заниматься бессмысленными «хозработами» - например, бесконечным подметанием давно вылизанного до блеска плаца. Отдельная тема – это возведенное в абсолют положение ПВР ИУ о том, что осужденный обязан здороваться при встрече с представителем администрации. На ИК-17 даже это превращено в издевательство – когда осужденные идут строем, они обязаны с максимальной громкостью крикнуть «здраст!» встречающемуся по пути представителю администрации; если же кто-то крикнул недостаточно громко, то весь отряд заставляют маршировать по плацу и продолжать кричать «здраст!» на протяжении многих часов.

Ситуация в лагере такова, что для того чтобы оказать воздействие на заключенного, сотрудникам ФСИН даже не приходится прибегать к установленным законом мерам взыскания (штрафной изолятор, перевод на строгие условия содержания, перевод в помещение камерного типа и др.). За все «прегрешения» наказание назначают и осуществляют «козлы» - заключённые, сотрудничающие с администрацией, как правило, состоящие на должностях дневальных, бригадиров, завхозов. Наказания эти, разумеется, никак не регламентированы, а представляют собой обычные избиения, издевательства или, в лучшем случае, штрафные работы. (Следует заметить, что речь идет не о каких-либо серьёзных нарушениях режима, а о проступках вроде нарушения формы одежды, плохо заправленной кровати, а за такое преступление века, как отказ от выхода на зарядку, можно вообще освободиться на инвалидной коляске.)

Кроме того, в ИК-17 имеется так называемый «штрафной» отряд (отряд №6), в котором творится самый настоящий беспредел, выделяющийся даже на фоне всего остального происходящего в зоне. Заключенные из этого отряда бегают в столовую бегом, им запрещено курить, пить чай и иметь какой-либо досуг, большинство из них заставляют работать на «продлёнке» - работе со сменами по 12 часов ежедневно. (Следует заметить, что по УИК труд осужденных свыше 8 часов в день запрещен; однако в ИК-17 заключенных, выведенных на работу с 12-часовой сменой, заставляют подписать заявление о якобы добровольном характере этого труда).

Систематически нарушается право осужденных на переписку (большинство писем просто сжигается), право на телефонные переговоры (переговоры под различными предлогами запрещаются, а если запретить не удалось, то при разговоре целенаправленно создаются помехи в эфире, чтобы ничего не было слышно), право на краткосрочные и длительные свидания (на краткосрочные свидания не пускают лиц, не являющихся родственниками осужденного, что является прямым нарушением ст. 89 УИК; на длительные свидания осужденные, чем-то неугодные администрации, могут не попадать по полгода и более под ложным предлогом отсутствия свободных комнат).

Возможность освободиться условно-досрочно из ИК-17 практически отсутствует (впрочем, как и возможность замены режима отбывания наказания на более мягкий, колонию-поселение). Даже преданных администрации завхозов и бригадиров отпускают далеко не всегда. До недавнего времени условно-досрочно освобождалось не более 5-7 человек в год - при том, что общая численность заключённых достигает тысячи.

Как нетрудно догадаться, в отряде строгих условий содержания (СУС), штрафном изоляторе и помещении камерного типа жизнь осужденных еще хуже, чем в жилой зоне и даже чем в карантинном отделении. Заключённых ежедневно избивают, в ШИЗО сутками заставляют стоять на растяжке (в позе для проведения обыска с широко расставленными ногами и разведёнными в стороны руками), принуждают заниматься грязной и тяжелой работой. В СУСе организована своя небольшая производственная зона, где, вопреки уголовно-исполнительному и трудовому законодательству, осужденным сутками приходится двуручными пилами пилить дрова для котельной. (Следует заметить, что всевозможные нарушения прав человека, в том числе систематические избиения, в ИК-17 уже давно никого не удивляют и из чего-то из ряда вон выходящего превратились в норму жизни).

Складывается впечатление, что администрация колонии вообще не считает осужденных людьми. Было немало случаев, когда заключённые, не выдержав творящегося беспредела, резали себе вены, глотали гвозди или другими способами пытались покончить с собой, однако почти никакой медицинской помощи им не оказывалось, и после чисто формального разбирательства их избивали козлы по заданию оперативников.

У кого-то из читателей может возникнуть вопрос: куда смотрят всевозможные комиссии, прокурорские проверки, почему сами осужденные не обращаются с жалобами в вышестоящие инстанции?

Ни одна из жалоб, каким-либо образом направленная против интересов администрации, за пределы колонии никуда не уйдёт, а направится прямиком на сжигание в котельную, а автор жалобы при этом сильно рискует своим здоровьем. Что касается прокурорских проверок, то от них никакой пользы для осужденных нет; для прояснения сути этого явления можно привести пример характерной ситуации:

Доведённые до отчаяния осужденные одного из отрядов объявили голодовку и написали коллективную жалобу находящемуся в этот момент в зоне местному прокурору по надзору за соблюдением законов при исполнении наказаний; прокурор в свою очередь демонстративно порвал жалобу и заявил, что таких жалобщиков следует не сажать, а расстреливать. Следует заметить, что организаторы и активные участники состоявшейся голодовки подверглись жёстким репрессиям – помимо обычных для этого учреждения избиений к ним применялись совершенно бесчеловечные пытки и издевательства (пытки электрическим током, сексуальное насилие, подвешивание на наручниках и т.д. и т.п.), несколько человек по надуманным предлогам отправили в ШИЗО, а впоследствии на ЕПКТ, расположенное на ИК-6.

Лояльные путинскому режиму СМИ уже несколько лет твердят нам о гуманизации и реформе ФСИН, об улучшении жизни арестантов, о постоянных проверках, якобы выявляющих нарушения прав заключенных. Однако в реальности ничего этого нет, гуманизация существует только на бумаге, а реформа ФСИН если в чем-то и движется вперед, то только по части усиления режима в колониях.

Человеку, попавшему впервые в красный лагерь, происходящее может показаться воплощенной в нашу реальность фантастической антиутопией. Людям, не ставшим вопреки всему в этом аду козлами или стукачами, придерживающимся понятий о чести, верности и человеческом достоинстве, здесь тяжело вдвойне. Основная задача системы исправления осужденных - сделать из попавшего в неволю человека стукача и предателя - образцового гражданина РФ.

М.П.

Источник

Наши звери учатся у американских и у израильских зверей, как обращаться с подсудимыми и с заключенными. Это одна и та же школа пыток, насилия в тюрьмах. Одна и та же школа либерально-звериного общества... Я считаю, что эта политическая система является просто производной от американской и европейской, западной политической системы. Поэтому пока не рухнет политическая система на Западе, все будет здесь так, как есть... Это просто ухудшенный вариант того, что есть в Америке. Но звериные принципы насилия... Российская правящая элита – это ухудшенный вариант того, что существует на Западе. Путин пытается преодолеть это хоть как-то... Я не защищаю Путина, потому что Путину ФСИН не подчиняется... Поэтому я вообще не знаю, кому тут что подчиняется. Я не понимаю, почему заявление подследственных или подсудимых о пытках не рассматриваются... Я вообще не понимаю, кому эти люди могут жаловаться со своими заявлениями о пытках. И могу сказать, что это абсолютно так же, как в американской системе.

Ссылка

Крайне необычное дело рассмотрел 18 июня Верховный суд Российской Федерации под председательством судьи Николая Романенкова: группа осужденных и бывших осужденных оспаривала нормативный акт под названием «Наставление по организации и порядку производства обысков и досмотров в исправительных учреждениях уголовно-исполнительной системы, на режимных территориях, транспортных средствах». Это Наставление с пометкой «для служебного пользования» (ДСП) подробно регулирует порядок производства досмотров и обысков осужденных и иных лиц, пребывающих на территории тюрем и колоний.

Вопреки российской Конституции и Уголовно-исполнительному кодексу, документ не только не был официально опубликован, но и не согласовывался с Генеральной прокуратурой. То есть осужденные и их защитники в абсолютном большинстве даже не знают о его существовании и тем самым лишены возможности ссылаться на него при обращении в прокуратуру или суд в защиту своих прав.

Тем не менее наставление действует и «успешно» применяется сотрудниками администрации исправительных учреждений. Применяется в том числе и пункт 107, который устанавливает право проводить во всех «необходимых случаях» обыски «полостей тела» осужденных.

На практике это выливается в бесконечное унижение осужденных – с ними проводятся так называемые «анальные обыски». Это приводит к массовым акциям протеста – вскрытиям вен, бунтам, голодовкам. Именно на почве «анальных обысков» происходили массовые вскрытия вен осужденными, следовавшими этапом в ИК-62 Свердловской области (город Ивдель), а также в исправительных колониях Челябинской области.

Из заявления осужденных в суд:

«Реализация указанной нормы на практике приводит к тому, что осужденные подвергаются бесчеловечному и унизительному сексуальному насилию со стороны сотрудников администрации исправительных учреждений путем прощупывания руками или иными предметами анальных отверстий.

Руководством исправительных учреждений данная мера применяется фактически как не предусмотренное законом наказание в отношении осужденных, активно отстаивающих свои права, свободы и законные интересы, с целью «переломить» их сознание и поведение, оскорбить и унизить их в лице других осужденных и сотрудников администрации и, таким образом, принудить их отказаться от законных действий в свою защиту».

На суде я и Борис Шабаршин как представители осужденных подробно изложили требования и аргументы, основанные на Конституции РФ, нормах международного права, а также прецедентной практике Конституционного суда РФ и Европейского суда по правам человека. Представители Министерства юстиции, Генеральной прокуратуры и ФСИН возражали против заявленных требований.

Заседание продлилось более пяти часов. Примерно полчаса судье Николаю Романенкову понадобились для того, чтобы вынести решение – не в пользу осужденных. Судья отказал в удовлетворении всех требований. После получения решения на него будет подана апелляционная жалоба в судебную коллегию по административным делам Верховного суда РФ.

Текст оспариваемого Наставления можно скачать по ссылке.

Заявление группы осужденных в Верховный суд можно скачать здесь.

Зубайр Зубайраев наконец на свободе. Он отсидел свой срок «от звонка до звонка». Я не раз писала о том, как преступно было сфабриковано его обвинение и каким чудовищным пыткам он подвергался в неволе. Мы не раз высказывали опасение, что Зубайраев может не выйти из тюрьмы живым.

Пять лет назад он был арестован совершенно здоровым человеком спортивного телосложения. Теперь он вышел из заключения глубоким инвалидом. Муса Хадисов, адвокат Зубайраева, поведал нам шокирующие обстоятельства освобождения своего подзащитного из тюрьмы.

За день до освобождения, 31 мая, Хадисов посетил Зубайраева и узнал, что его подзащитного до последнего дня подвергают истязаниям: бьют по правой больной руке, давят на нее, крутят, зная, что причиняют жуткую боль, бьют ногами, дубинками. Один сотрудник ФСИН из Красноярска в присутствии своих коллег пнул его, лежащего, ногой по ребрам и удивленно спросил: «Этот еще живой?».

С костыля Зубайра работники тюрьмы сняли резиновую пробку с нижней опорной части, предназначенную против скольжения, чтобы не упасть, а также открутили болты ручки костыля так, что при опоре костыль развалится, а средняя его часть вонзится в тело. «Я посмотрел на этот костыль и был потрясен увиденным: болты были откручены и наживлены, в опорной части костыля не было резиновой пробки против скольжения. Зубайраев пояснил, что он этим костылем не пользуется, так как не может передвигаться. После встречи я зашел к руководству и узнал, что Зубайраева освободят на следующий день, 1 июня, в 7 часов утра. Время выбрали так, чтобы никто не видел, в каком состоянии они выводят его из тюрьмы. Кроме того, мне стало известно, что начальник тюрьмы Мисюра под предлогом командировки отсутствовал в этот день, но появился на работе после того, как увезли из тюрьмы Зубайраева», – рассказал Муса Хадисов.

1 июня родственники Зубайраева (мама и сестры Малика и Фатима) вместе с Мусой Хадисовым приехали к тюрьме около шести утра. Вскоре к тюрьме подъехали Алексей Бабий, правозащитник из Красноярска, и минусинский адвокат Олег Базуев. «Я зашел в пропускной коридор и в полумраке увидел силуэт Зубайраева, – свидетельствует Муса Хадисов. – Когда Зубайра подтащили к выходу, он был в полусознательном состоянии. Он не мог поднять голову, его тело висело на плечах двух заключенных, которые выводили его. Стоны и внешнее состояние потрясли меня. Я спросил у него: «Что они с тобой сделали? Узнаешь меня?» Он нечего не отвечал. Я подумал, что Зубайр умрет прямо сейчас. Лицо его было неузнаваемо бледно, голова беспомощно висела. Я сначала засомневался: Зубайр ли это? Я стал снизу вверх рассматривать его лицо, но не мог опознать в нем Зубайра – настолько изменилось его лицо, и чтобы убедиться, я посмотрел на ноги. Ноги Зубайра я опознал твердо, они висели безжизненно, волосы на голове тоже узнал. Всеми силами я кричал ему: «Меня слышишь? Меня узнаешь?» Но он только стонал каким-то нечеловеческим стоном. В это время сотрудницы социальной группы поддержки, бухгалтер и еще одна женщина с ручкой, просили подписать листы бумаг о получении паспорта и денег на проезд. Эти работницы тюрьмы были настолько потрясены и перепуганы, что у них тряслись не только руки, но и ноги. Со всех сторон Зубайра снимали на видео три человека с трех видеокамер. Полуоткрытые глаза Зубайра смотрели в никуда. Я начал кричать: «Вызовите скорую помощь!» Честно говоря, я растерялся, думал, что тюремщики отравили его и он умрет сейчас на ККП. Подбежали Малика, ее сестра и мать, Зубайр их не узнавал. Он был живой – и только. Он не осознавал происходящее. Я расписался в бумагах за Зубайра, чтобы побыстрее выйти на улицу, после чего работницы ФСИН спешно покинули проходную. Зубайра начали тащить к выходу. Вдруг раздался душераздирающий крик Зубайра «Бо-о-о-ль-но, бо-о-ль-но!!!». Я оглянулся и увидел, как Залпа, мать Зубайра, с плачем и криком бросилась к ногам сына и вцепилась в ноги двух работников тюрьмы, которые своими ногами давили на пятки Зубайра. Залпа отбивала этих работников от своего сына. А заключенные тянули Зубайраева к выходу, но прижатые сотрудниками тюрьмы к полу пятки Зубайра не давали им возможности вытащить его на улицу, а Зубайр стонал и кричал: «Больно!». Тело Зубайраева располагалось примерно под углом 45 градусов от пола: заключенные тянули его, а работники тюрьмы стояли ногами на его пятках и получалось, что он был растянут под таким углом. Стопы Зубайра располагались так, что тюремщикам было удобно сверху прижимать своими весом его ноги. Я не выдержал и попытался вызвать скорую помощь и милицию, но это у меня не получилось. Обстановка была не для слабонервных. Зубайраева с трудом со стонами усадили в машину. Малика и ее сестра начали совать в рот Зубайра какие-то таблетки и чем-то поили. Съемки у тюрьмы не разрешили. Снимки с телефона, сделанные Фатимой, были удалены работниками тюрьмы».

После того как машина с Зубайраевым отъехала от тюрьмы, ее стала преследовать иномарка черного цвета без номеров, с затемненными стеклами. Вслед за ней ехали на машине Муса Хадисов с Олегом Базуевым, Алексей Бабий и Малика Зубайраева. Через несколько километров машины остановились. «Я подошел к этой черной автомашине, спросил у двух сидевших на передних сиденьях людей, почему они преследуют нас, и попросил предъявить документы, – рассказывает Муса Хадисов. – Они сидели и не разговаривали. Им я объяснил, что мы везем домой человека, который отбыл свой срок наказания, и не понимаем, что им нужно. Человек, сидевший на переднем пассажирском сиденье, закрыл окно шторкой. Тогда я подошел к водителю и попросил его, чтобы он уехал. Он тоже не сказал ни слова и тоже закрыл шторкой боковое стекло. Тогда я вернулся, позвонил в полицию, представился и попросил, чтобы задержали преследующую нас машину. В этот момент черная автомашина отъехала на расстояние примерно 50-70 метров и повернулась к нам передней частью. Подъехал наряд полиции, я им указал черную автомашину и попросил, чтобы они выяснили личность. Когда полицейские подъехали к этой автомашине, из нее вышел водитель и начал показывать какие-то документы».

Пока полицейские проверяли документы у неизвестных преследователей, машина с Зубайраевым уехала, а Муса Хадисов оставался на месте. После отъезда черной машины без номеров он поинтересовался у полицейских, что же они выяснили. Те ответили, что доложат обо всем своему начальству. Хадисов спросил: «Эти работники ФСБ?» Полицейские улыбнулись и подтвердили его догадку.

Только так родственникам Зубайраева удалось отделаться от преследователей. На этом злоключения Зубайраева и его родных не окончились. 4 мая рано утром Зубайра внесли в салон самолета, который должен был лететь из Абакана в Москву. Фельдшер аэропорта сделала ему обезболивающий укол. Однако же, когда в салон завели остальных пассажиров, пилот отказался лететь без справки, разрешающей перелет лежачего больного. Через некоторое время Зубайра и его родных выдворили из салона самолета. Сотрудники аэропорта положили Зубайра на голую землю и ушли. Деньги за билеты вернули.

Муса Хадисов тут же из аэропорта выехал на такси назад в тюрьму и попросил медсправку о состоянии здоровья Зубайраева. Ему отказали: Зубайр, мол, теперь «не наш». К тому же по их предыдущим заключениям Зубайр был «вполне здоров».

Местный участковый врач тоже не дала справку-разрешение на вылет лежачего больного, сказав, что она всего лишь терапевт, а нужно делать рентгеновские снимки и получать заключение от хирурга.

Самолет, в котором не вылетел Зубайраев, задержали на несколько часов: будто бы, когда подвозили трап, чтобы снять с борта больного пассажира, поцарапали обшивку самолета.

Родственники привезли Зубайраева в Москву поездом. Во время стоянки в Екатеринбурге его посетили в купе екатеринбургские правозащитники. Владимир Шаклеин, активно защищавший Зубайра, сфотографировался с ним, сумев даже вызвать у измученного подзащитного улыбку.

Вчера Зубайраева увезли из Москвы в город, где есть надежда получить достойное лечение.

Однако же денег на лечение семье Зубайраева не хватает: его мама – пенсионер, сестры безработные, жена едва сводит концы с концами, воспитывая двоих детей.

В Москве по-прежнему действует счет, открытый полгода назад активисткой «Солидарности» для сбора средств в помощь Зубайру Зубайраеву.

Все средства, которые поступят на этот счет сейчас, пойдут на его лечение. Я прошу распространять эти реквизиты. Помочь восстановить здоровье человеку, искалеченному нашим пыточным и бесчеловечным ФСИН, – это все-таки общее наше дело, как я понимаю...

Сбербанк России г. Москва
К/с 30101 810 4 0000 0000225
В ОПЕРУ Московского ГТУ Банка России
БИК 044525225
ИНН 7707083893
КПП 504702001
Получатель Химкинское ОСБ № 7825
р/с 30301 810 9 4000 6004044
МФР 30301 810 3 4044 6004000
л/с 42307 810 44044 1312676
ФИО получателя: Дрогова Юлия Игоревна

Рязанская воспитательная колония для подростков жила своей жизнью много лет. Возглавлял ее опытный и давно известный полковник Александр Давыдов. Все было хорошо, с детьми у него был общий язык, колония жила активной социальной жизнью, там часто концерты проводились, девочки-воспитанницы были довольны.

Две недели назад приехал туда заместитель директора ФСИН Александра Реймера Алексей Величко и начал наводить свои порядки. Нашел какие-то нарушения, тыкал в них носом начальника колонии и начальника рязанского УФСИНа. После этого полковника Давыдова отстранили, а детям сказали, что будет новый начальник, уж он-то наведет порядок. Поводом для увольнения стали несколько жалоб от воспитанниц. Понятно, что жалобы в колонии были: среди тысячи заключенных не может быть так, чтобы все были довольны.

После того как Величко уехал, тем девочкам, которые писали жалобы, другие воспитанницы предъявили претензии. Произошел конфликт, драка. По нашей пока не подтвержденной информации, администрация применила какие-то спецсредства и физическую силу. В результате большинство воспитанниц объявили голодовку, требуя вернуть Давыдова на пост начальника колонии. Связи с воспитанницами нет никакой, никто им туда телефоны не проносит, да и девочки там в основном из малообеспеченных семей.

Получать информацию из этой колонии очень трудно, поскольку в регионе вообще очень плохо с общественным контролем. Там, где ОНК и уполномоченный по правам человека занимают твердую правозащитную линию, как они и должны, никаких конфликтов не бывает, потому что ФСИН знает, что, если что, приедут правозащитники, все всплывет наружу и начнутся проблемы. Но здесь мы имеем обратную ситуацию: недавно назначенный уполномоченный по правам человека в Рязанской области Александр Гришко – бывший преподаватель академии ФСИН. А в рязанской ОНК основные активисты, которые ездят куда-то, – бывшие сотрудники МВД и ФСИН.

Поэтому на самом деле в Рязани настоящего общественного контроля нет, он номинальный. Для того чтобы выявлять такие структуры, я сделал портал ОНК.РФ, где каждый член ОНК имеет блог, а каждая региональная ОНК – сайт. Те, кто будет вести себя активно, останутся в новом созыве ОНК – ведь будет видно, кто ведет блог, выкладывает отчеты о поездках, а кто бездельничает или пишет, что все хорошо, а потом там массовый протест вспыхивает. Очень важно сделать работу ОНК прозрачной.

А что касается рязанской воспитательной колонии, то туда планирует выехать представитель Общественной палаты Мария Каннабих, я с ней говорил, она держит все на контроле. Но вообще боюсь, что ничего хорошего там не будет. Скорее всего будет эскалация.

Голодовка заключенных в исправительной колонии №3 города Льгова (Курская область) прекратилась 7 апреля. Изначально заключенные выступали не только за отставку начальника колонии Юрия Бушина, как писали некоторые СМИ, но и против всего того, что олицетворяет собой этот человек. В колонии на протяжении многих лет совершаются грубейшие нарушения прав заключенных, избиения и уничтожение жалоб. Заключенные в этой колонии фактически не имеют возможности обжаловать незаконные действия администрации.

В 2005 году Бушин был отстранен от должности в связи с тем, что его заместитель и еще ряд сотрудников были привлечены к уголовной ответственности за превышение должностных полномочий: избиения и лишение возможности обжаловать незаконные действия администрации. Прокурорскими проверками было установлено, что Бушин и его заместители фактически создали систему «молчания ягнят» – когда жалобы заключенных и их заявления, которые они имеют право писать по закону, не выходили за пределы колонии. К сожалению, это проблема носит системный характер и есть во многих учреждениях.

В 2005 году самому Бушину удалось избежать уголовной ответственности – все было свалено на его заместителя. Бушин же даже пост за собой сохранил – остался начальником колонии, правда, уже другой. Но мы должно отчетливо понимать, что начальник колонии не мог не знать о нарушениях на подведомственном ему объекте. И сами заключенные, и сотрудники еще с гулаговских времен зовут начальника колонии «хозяином». Почему «хозяин»? Потому что он хозяин всего того, что происходит в колонии. И если начальник тюрьмы не владеет информацией и не знает, что его подчиненные делают с заключенными, то это не хозяин и не начальник.

Через некоторое время по какому-то дьявольскому замыслу Бушина назначили начальником ИК-3 в Льгове. То есть вернули его в ту самую колонию, где под его началом произошли колоссальные массовые беспорядки среди заключенных, самые масштабные в стране за последние 15 лет. Нужно учитывать, что в этой колонии еще остались те люди, которые были в заключении и в 2005 году, которые давали показания и писали жалобы на Бушина. И, как нам стало известно от родственников заключенных и от них самих, начальник им сразу сказал: «Я на вас белые бантики надену». Это прямая угроза, что он из мужчин будет делать «женщин».

Естественно заключенным такая ситуация не понравилась, и в марте они объявили голодовку. ФСИН пытался эту голодовку скрыть, но журналисты смогли поговорить с кинологом, который с собакой обходит территорию вокруг колонии, и спросили, правда ли, что все заключенные голодают. Он ответил: «Нет, не все. Голодает 90 процентов». То есть фактически из 12 отрядов один только ходил в столовую. Это так называемый «актив», человек 100, они действительно ходили в столовую, они на должностях, получают хорошие зарплаты в колонии и делают все, что нужно администрации, так как по факту являются ее продолжением.

Остальные же голодали, по утверждению даже этого сотрудника. На тот момент ФСИН сообщил об одном или двух десятках голодающих. В местную прессу просочилось интервью кинолога, через несколько дней его уволили.

Потом на место выехали правозащитники. Члены местной общественной наблюдательной комиссии заверили заключенных, что насилие к ним применяться не будет, что они берут ситуацию под свой общественный контроль. Однако через неделю в колонию съехались сотрудники разных колоний Курского УФСИН, инсценировали "атаку" спецназа в масках, избили заключенных, отобрали предметы первой необходимости. Все это было незаконно, включая сам ввод людей в масках, так как это делается только в крайних случаях, при этом должен присутствовать прокурор, а все сотрудники должны иметь жетоны, чтобы в случае нарушения закона можно было опознать виновника. Заключенные поняли, что все будет по-старому.

В пятницу, 6 апреля, у нас появилась информация, что к колонии подъехала группа ОМОНа и спецназа. Нам начали звонить обеспокоенный родственники и говорить, что за субботу и воскресенье, когда адвокаты и правозащитники не смогут зайти в колонию, зайдут ОМОН и спецназ и всех там положат лицом на пол, нанесут увечья. Нами было принято решение действовать не откладывая. Мы обратились к члену Общественной палаты Марии Каннабих, она срочно купила билет на воскресенье. Валерий Базунов из аппарата уполномоченного по правам человека в РФ сказал, что сможет выехать в колонию во вторник.

Но я понял, что за выходные дни там реально может что-то произойти. Член Общественной палаты и ОНК Дмитрий Галочкин и журналист «Новой газеты» Ирек Муртазин вместе с блогерами «Гулагу.нет» выехали в колонию на машине поздно ночью с пятницы на субботу. В субботу с утра Дмитрий и Ирек зашли в колонию, прошлись по ней. Они говорили со многими заключенными, и находящиеся в разных местах люди говорили им одно и то же, не сговариваясь: Бушин называет их скотинами, в грубой форме говорит, что они у него скоро все сексом начнут заниматься, угрожает насилием. Я не знаю, как этот человек прошел психологическое тестирование во ФСИН, но очевидно, что у него есть мотив мести по отношению к тем, кто выступал против него еще в 2005 году. Его по этическим соображениям нельзя было назначать снова начальником этой колонии.

ФСИН уже признает, что это ошибка. Но убрать с поста Бушина – это показать всем зекам России, что они своими акциями протеста могут добиться реальных результатов. И тогда будет полная дестабилизация - они перестанут контролировать тюрьмы, и вместо одного Льгова вспыхнет еще 50.

Важно не только то, что Галочкин и Муртазин вышли и рассказали, что там происходит. Самое главное, что они в тот день фактически предприняли все меры к тому, чтобы насилия в отношении заключенных не было. Заключенные успокоились, перестали голодать, им сообщили, что в понедельник приедет Мария Каннабих, а затем сотрудник аппарата уполномоченного по правам человека. То есть все поняли, что грядет комплексная проверка. Заключенные увидели, что правозащитники на самом высоком уровне взяли это дело на контроль. Потому в воскресенье начальник колонии уже не мог ввести спецназ – там уже побывали правозащитники, которые видели, что колония не бунтует.

Уже после снятии голодовки, в понедельник, приехала Мария Каннабих, которая также поговорила с заключенными. Сегодня туда выехал сотрудник аппарата уполномоченного. Мы продолжаем следить за развитием событий.