Утром 14 апреля центр Москвы был полностью оккупирован военщиной и полицейскими. Военно-полицейский аппарат столицы никогда не показывал себя так вот: во всей своей мощной бездарности. Только злоба, только агрессия руководила всеми этими биороботами в различного цвета прикидах, сварганенных наспех военно-полицейскими дизайнерами. Внутри прикидов – потные тела гнусных вахлаков из провинции, привезенных "погулять" в столицу – избивать женщин, подростков и стариков. На мясистых лицах – водянистые глаза расхрабрившихся кроликов: избивать безоружных – легкая работа. Это неправда, что ОМОН – тоже люди, их гнусное поведение в Москве 14 апреля свидетельствует о том, что они гуманоиды. По свидетельству избитых людей, часть гуманоидов были пьяными.

Около 11:30 мы встретились с Гарри Каспаровым, как было договорено, на Садовом кольце, в районе Зубовской площади. Должен был подъехать Михаил Касьянов, но его блокировали где-то на пути. С Пушкинской площади поступали сообщения о задержаниях и избиениях, мы поняли, что людям не дают собраться. Одно из сообщений – о небольшом, но все же скоплении "несогласных" у Музея Революции на Тверской. Решили ехать туда.

Водитель Каспарова сорвал автомобиль с места, мой автомобиль за ним... Гарри опередил нас на желтом светофоре, когда мы подъехали к тротуару на Тверской, Каспаров уже был окружен плотным кольцом гуманоидов. Александр Рыклин, стоя спиной к тротуару, увидев меня заулыбался, сделал приветственный взмах рукой, но воронка гуманоидов засасывала Каспарова, а один из его охранников отчаянно жестикулировал: "Не выходите!"

Появился выбор: быть захваченным в плен сейчас, в 11:50, вместе с Гарри Каспаровым или пытаться продержаться дольше. На питерском "Марше несогласных" 3 марта меня захватили в плен, когда я шел на место сбора демонстрантов. Сегодня повторять ту судьбу не хотелось, потому я принял решение не сдаваться в плен. Пусть возьмут в плен позже.

Полчаса спустя, насмотревшись диких сцен избиений, я ждал в районе Трубной площади вместе с охраной прибытия Касьянова. Он и его люди должны были спуститься по бульварам. Показалась колонна несогласных человек в восемьсот, люди шли с Пушкинской, собрались сами. Во главе колонны шла моя жена Катя Волкова, прямая и спокойная. Ее на марше не должно было быть, но она не могла оставаться в стороне от происходящего и пришла. Я и моя охрана присоединились к колонне и стали взбираться вверх к Сретенке, имея целью метро "Тургеневская".

Однако далеко мы не ушли. С воем примчались автобусы и автомобили гуманоидов, и на перекрестке Рождественки и Рождественского бульвара, у старого монастыря, гуманоиды в ядовито-зеленых одеждах набросились на людей. Сзади, с Трубной площади, бежала еще толпа гуманоидов, намереваясь отрезать людям путь к отступлению и пропустить всех через кровавую мясорубку. Мимо строящегося дома и пораженных насилием строителей-гастарбайтеров мы ринулись в оставшийся незакрытым гуманоидами кусок улицы Неглинной. Они неслись за нами. В их группе были гражданские лица, из чего мы поняли, что это некий спецотряд охотников за головами лидеров.

Уйти нам удалось чудом. Только для того, чтобы я был опознан в машине частника-кавказца получасом позже, выше на Рождественском бульваре. Там вовсю шла охота на людей: загоняли, окружали, били ногами, тащили за одежду и волосы. К метро "Тургеневская" и памятнику Грибоедову пробиться мне и охране не удалось. Тому причина – мое лицо. Кепка, которую я надел, не помогала. Опознав Эдуарда Лимонова, меня начинали загонять и ловить. В начале третьего я выехал в Петербург на автомобиле.

Как я туда доехал, не попав в плен к гуманоидам, особая история. К пяти утра мы запарковали машину в одном из питерских дворов в двух шагах от Пионерской площади, у ТЮЗа, где и был назначен митинг несогласных. Проспав несколько часов в машине сидя, мы поднялись в коммуналку Олега Юшкова - моего давнего друга и нацбола. В 12:15 вышли оттуда (перед выходом я даже собирался сбрить усы и бороду, но охрана отговорила) и в особом порядке, обойдя квартал, прошли через море ментов, омоновцев и оперативников.

Удивительно, но в Санкт-Петербурге мое лицо и имя произвели на простое милицейское оцепление иное впечатление. Когда один из сопровождавших меня ребят сказал милиции: "Пропустите, это Эдуард Лимонов, один из организаторов митинга", - милиционеры не стали меня "винтить" и пропустили и через свою толпу, и через металлоискатель.

Через толпу я поднялся по ступеням, ведущим к памятнику, - они служили митингу несогласных трибуной. Там меня встретили Сергей Гуляев, Максим Резник, Андрей Дмитриев и многие другие несогласные. Народ меня приветствовал аплодисментами.

Был яркий солнечный день. Всевозможные, самые неожиданные флаги и лозунги были подняты над несогласными. По краям митинг омывали волны военщины и полицейщины. Их было намного меньше, чем в Москве. Но здесь, в Питере, несогласным хотя бы дали место собраться. Я выступил. Сказал все, что следует сказать на митинге несогласных: перечислил наши требования. Собственно, речи выступавших, в том числе и моя, правильные и страстные, не могли конкурировать с самим фактом присутствия более чем четырех тысяч несогласных петербуржцев на площади. Преодолевая заслоны гуманоидов, эти люди все же сумели добраться до площади и сейчас стояли здесь доказательством несломленности народа. Стояли, своим мирным собранием угрожая трону. И они были главным событием.

Когда Гуляев зачитывал резолюцию, охранники сообщили мне, что через толпу к нам добираются оперативники. Мы стали уходить. Выход был один: по коридору из гуманоидов к метро "Пушкинская". Мы пошли. Но между автомобилями свернули в сторону и отправились в комнату Юшкова в коммуналке. Пришли, расположились, удивленные тем, что мне удалось уйти.

Но мы их недооценили. Жена Юшкова сообщила, что целый отряд гуманоидов зачищает дом: заходят в квартиры, ищут Лимонова. Мы собрали из коридора наши одежды и обувь и закрылись в комнате Юшкова. Они долго стучали в дверь, не называя себя. Наконец обратились ко мне: "Эдик, ты же умный человек, открывай. Не то взломаем дверь и будет куда хуже". Я посоветовался с Юшковым и открыл им дверь.

Военщина и полицейщина ворвалась толпой. Люди в масках, с боевым оружием – офицеры СОБРа и оперативники в гражданском, как потом оказалось – люди полковника Чернопятова, из 18-го отдела УБОП (по борьбе с терроризмом и политическим экстремизмом). Меня не били, не толкали. Почти тотчас свезли в лифте вниз и посадили в оперскую машину. Моих охранников при задержании умеренно били, били и в автобусе, как потом оказалось, свалив ребят друг на друга.

Около получаса я просидел в машине один, (ребята мои в автобусе), не понимая, чего они ждут. Наконец понял: явился некто худой в темных очках. Через некоторое время он сел в машину на место водителя и обернулся ко мне:

- Здравствуйте, Эдуард Вениаминович.

- Здравствуйте, - сказал я, - с кем имею дело?

– Меня зовут Андрей Николаевич, а фамилию мою вы, наверное, слышали - Чернопятов, - сообщил он и полюбовался произведенным эффектом.

- Знаю вашу фамилию, - сказал я. - У вас репутация "палача Петербурга".

Он довольно улыбнулся:

- Да, некоторые из ваших товарищей называют меня так... Я давно хотел с вами познакомиться, Эдуард Вениаминович.

Они все позеры. Когда в апреле 2001 года меня арестовывала ФСБ, ту команду возглавлял подполковник Кузнецов, он тоже носил темные очки. Чернопятов же знаменит в Петербурге жестоким избиением в мае 2005 года митинга нацболов на Марсовом поле. Тогда были раскроенные черепа и много крови.

Вскоре три оперативника отвезли меня в управление дознания ГУВД Петербурга. Еще через несколько часов я был в суде. Суд на Чкаловской улице был забит задержанными несогласными. Там я увидел Резника, Удальцова и многие десятки неизвестных мне людей. Прочитав вместе с адвокатом материалы дела, я обнаружил, что сотрудники полковника в черных очках сочинили тотально лживые рапорта. Там было сказано, что я организовал несанкционированное шествие (статья 20.2 Административного кодекса), прорывал цепи ОМОНа, организовал и оказал сопротивление милиции (статья 19.3). Судья выслушала показания оперативников, и слушание дела перенесли на 26 апреля.

Когда я заканчивал этот текст, в дверь квартиры, где живет моя семья, позвонили. Оказалось, меня пришли навестить два сотрудника ФСБ, принесли повестку явиться в здание УФСБ по Москве и Московской области к капитану Попову Я.В.

Фашизм пришел к нам, но не в виде нацистов или гитлеровцев. Он явился фашистским государством. Гуманоиды в военно-полицейских прикидах – его рядовые. Всякие Чернопятовы – его офицеры. Здравствуйте, гуманоиды фашистского государства.