У него действительно преданные поклонники, потому что хотя (если уж совсем по-честному) последние лет шесть их кумир пребывает явно не на пике карьеры, да к тому же отрастил невообразимую бороду, они продолжают преданно собирать новые альбомы и синглы, терпеливо ждать второго приезда певца в Россию, и, что уж ни в какие ворота не лезет, визуализировать его в коллективных сновидческих ритуалах, аккурат как аборигены с исторической родины самого исполнителя. В своих интервью он больше не рассказывает о попойках, оргиях и хвосте, с которым якобы уродился; теперь разговор идет под сурдинку и все больше о предпочтениях Ника в одежде, его обязательствах по отношению к творчеству и собственной семье, и о том, как отвлечь сына-подростка от любимой Sony PlayStation. Да и появляются эти тексты не в маргинальных фэнзинчиках, а в солидных буржуазных журналах (GQ, например, что позволяет закрепить ассоциацию между новым диском Кейва и созвучным ему последним романом Брета Истона Эллиса, не столь, впрочем, заунывным). "В моем офисе стоит будильник, всегда звенящий в шесть вечера. Его звонок означает, что пора идти домой, даже если он раздается на середине предложения", - да вообразимо ли услышать подобное от хрипатого чернявого волчонка в залитой вином рубашке, истерически мечущегося по сцене, чтобы проорать в ужимках и прыжках:

So if you're sitting all alone and hear a-knocking at you door,
And the air is full of promises, - well buddy, you've been warned.
Far worse to be Love's lover than the lover that Love has scorned.
I let love in,
I let love in…

Если предыдущий альбом, No More Shall We Part, наметил тенденцию на переход к философской лирике об общечеловеческих ценностях, то "Ноктюрама" позволяет почти с уверенностью вздохнуть: новых Murder Ballads мы более не услышим. Действительно, не мальчик уже: 22 сентября прошлого года экс-анархисту стукнуло 45. Теперь он слегка стыдливо информирует публику: "В одной из моих новых песен слышен звук сотового телефона". А прошлым мартом сообщил крупной австралийской газете, что собирается в ближайшее время снимать фильм (в жанре вестерна, если кому интересно) – что встревоженные постпанк-круги не замедлили интерпретировать как завершение музыкальной карьеры. Тем более что и для биопиков время подоспело: чешский фэн Кейва Симон Шафранек не так давно закончил документальную полнометражку "Миф", ради которой несколько лет буквально преследовал гастролирующего идола с камерой наготове. Жаль только, что не будет там кадра из концерта в Москве, где Бликса Баргельд под восторженные выкрики Ника танцует торжествующую румбу на крыше припаркованного возле "Горбушки" бандитского "Мерседеса". Впрочем, это ведь было еще до кризиса, а в последнее время у нас короткая память.

Светлая печаль, доминирующая нота (как обычно выражаются анонимные авторы пресс-релизов к парфюмам) последних релизов Кейва, на "Ноктюраме" нарушается только дважды – и оба этих эмоциональных всплеска кажутся натуральными вспышками на унылом пастельно-дождливом ландшафте этой невнятной скорби. Но если боевичок Dead Man In My Bed разве что напоминает о том, как у старины Ника это раньше бывало, то пятнадцатиминутная панк-симфония Babe, I'm On Fire, на мой взгляд, вообще единственная причина поставить этот диск рядом с Tender Prey или The Good Son. Такого, кажется, не позволяет себе сейчас даже Игги. Сплошь ярость, отчаяние, злая любовь и горькая правда – то бишь именно те качества, которых с уходом преподобного Ника от славы человеческой в музыкальном мире стало немного меньше.

Все прочее на альбоме – в лучших традициях давнего письма Кейва на MTV: "Мои отношения с Музой слишком нежны, чтобы не чувствовать обязанности защищать ее от пагубных влияний, способных оскорбить ее хрупкую природу". Но про это уже пропел приблизительно в начале заката карьеры Кейва перенявший эстафету Леша Фомин: "Ты пережил свое превращение в попс".