В занятное время живем. То, что еще недавно казалось абсурдом, быстро становится реальностью. Прямо по Оруэллу. С оттенком «451 градуса по Фаренгейту» Брэдбери. Приставы охотятся не за мной - что несомненно было бы более неприятно, но в то же время более объяснимо, - а за моей книгой «Ударные отряды против Путина». Серьезные здоровые мужики гоняют за ней по всей Москве. Несколько разных бригад. Как будто заняться им больше нечем.

Заезжали к моему соавтору - он по прописке не живет, напугали его мать. Были в издательстве. Ищут-рыщут, охотятся за тиражом, который судом велено уничтожить. В издательстве резонно говорят: тиража нет, давно распродан. Заявились ко мне домой. И не одни приставы, а в компании целой армии спецназовцев-автоматчиков. Я тоже дома не живу, сейчас в отъезде нахожусь. Для начала напугали консьержа - то ли узбека, то ли таджика. Зачем-то грозили ему, что взломают дверь. Уверяли, что еще вернутся. В итоге чуть ли не до полусмерти напугалась пожилая женщина, которая снимает у меня квартиру вместе с дочкой и малолетним внуком.

Задача, поставленная перед цепными церберами системы, представляется мне абсолютно нелепой. Пусть даже разыщут они пару уцелевших экземпляров книги. Но что значат все их усилия в эпоху цифровых технологий? Ровным счетом ничего. Книга преспокойно продолжит существовать в виде файла в виртуальном пространстве. И сможет там расходиться бесконечно, гипотетически куда большим тиражом, чем напечатанный. Я думаю, если бы им и тут поставили задачу найти и уничтожить файл, они бы и ее бросились выполнять. Но это рассуждение уже из области киберфантастики. Впрочем, как я отметил выше, в нашей стране фантастика быстро становится реальностью.

Больше всего во всей этой истории меня занимает реакция людей. Не то что никакой поддержки, но даже минимального сочувствия. Женщина-съемщица, к примеру, сразу же стала требовать, чтобы я немедленно вернулся на родину. И вскрыл шкафы на лоджии. Вдруг я чего-то там незаконное припрятал.

Страх перед властью в лице нагрянувшего спецназа оборачивался и у съемщицы, и у консьержа страхом передо мной. Консьерж спрашивал про меня у съемщицы, а она, в свою очередь, у моей бывшей жены: «Он что, писатель, что ли?» Слово «писатель» в их устах звучало эквивалентно понятию «безумец». Оруэлл уступал место Мишелю Фуко. Ведь прямо по Фуко общество в лице жильцов дома отчуждало от себя безумца. Старалось его извергнуть. «Писатель», то есть безумец, превращался в чужака. Он, то есть я, нарушал покой и привычный миропорядок. И именно поэтому казался обществу опасным, таившим в себе неясную, но вполне осязаемую угрозу.

Фуко пишет о кораблях дураков, на которых в Средневековье бороздили моря и реки изгнанные безумцы. «Плавание сумасшедшего означает его строгую изоляцию и одновременно является наивысшим воплощением его переходного статуса». Переходный статус я бы понимал как пограничное состояние между свободой и несвободой. Ты не можешь стать полностью свободным, поскольку по-прежнему прикован социальными нитями к взрастившей тебя стране. Но ты уже и не несвободен, поскольку - хотя бы формально - находишься за ее границами. Эти корабли существуют вновь. И их становится все больше и больше. На фигуральных «кораблях дураков» бороздят пространство нынешние отъезжающие - по своей и чужой воле, временные или постоянные. Такие же, как я. Определение «безумия» оказывается инверсивным. Ведь если для общества, судя по социологическим опросам, в большинстве своем поддерживающего нынешнюю власть, безумцами являются инакомыслящие, то отъезжающим безумным кажется само общество.

Однако это безумие вовсе не амбивалентно - безумие спаянного единой идеей общества выглядит отвратительно, в то же время безумие индивидуума притягательно, поскольку несет в себе неведомое знание. Тот же Фуко отмечал, что хранителем этого знания, столь недоступного и столь устрашающего, выступает Дурак. Это знание является предвестьем конца нынешнего миропорядка. Нам остается лишь наблюдать, как один за другим корабли дураков отправляются в плавание. Плавание за границы общественного сознания. Внутреннее или внешнее - это неважно. И ждать, что их станет еще больше.

В Мосгорсуде состоялось очередное заседание по делу Никиты Тихонова и группировки БОРН. Новое обвинение против Тихонова строится на его показаниях, которые он давал следствию в течение последних двух лет. 1 марта 2012 года Тихонов написал явку с повинной, а позже заключил со следствием досудебное соглашение о сотрудничестве в рамках нового дела БОРН. В аудиопрослушке квартиры Тихонова и Хасис фигурировал его рассказ о том, как они с напарником планировали убить православного иерарха и подкинуть на место убийства тюбетейку, чтобы перевести след на мусульман:

Тихонов: До этого тюбетейка у нас должна была. У нас тюбетейка нужна была, мы же попа хотели в...ть, довольно влиятельного в иерархии РПЦ, его выморозили. Как выморозили, то есть узнали, где он живет, но четкого графика у этого падлы не было. Приезжала за ним машина с утра, а вечером его так ни разу не выморозили, как он возвращается.

Теперь Тихонов показал, что «попом», которого они с Коршуновым пытались «выморозить», был протоиерей Всеволод Чаплин. Якобы со слов руководителя националистической организации «Русский образ» Ильи Горячева Тихонов узнал, что в РПЦ есть влиятельные партии гомосексуалистов и евреев, которые не позволяют церкви стать защитницей интересов русского народа и не дают выдвинуться иереям, близким по взглядам к русским националистам. Одним из лидеров «еврейской партии» оказался Чаплин, поэтому и возникло решение его устранить. Однако в дальнейшем Тихонов ознакомился с работами Чаплина и засомневался в его участии в «еврейской партии», после чего идея его убивать отпала.

Тихонов также рассказал, что еще осенью 2005 года участвовал в первом нападении на антифашиста Ивана Хуторского, в результате которого тот был серьезно покалечен. (Впоследствии Хуторской был застрелен Коршуновым.) Кроме этого, по словам Тихонова, осенью 2008 года он вместе с Волковым убил антифашиста Федора Филатова.

В том же 2008 году, по рассказу Тихонова, Коршунов и Паринов, убив гражданина Таджикистана Салохиддина Азизова, привезли отрезанную голову к нему в квартиру. Следующим вечером он встретился с Коршуновым на платформе «Москворечье», на электричке они доехали до станции «Битца». Далее, как показывает Тихонов: «Там зашли в глухие кусты, там вырубка шла, и пеньки стояли от деревьев, и деревья порубленные были. Ну, как на пеньке тоже. И на одном из этих пеньков выложил голову из пакета и сфотографировал. Но рассылку сделать я не сумел, у меня не получилось. До этого у меня не было опыта слать e-mail с телефона, да и состояние эмоционально было подавленное после этого зрелища.

Вопрос следователя: Вы вместе туда ехали в район «Битцы»? Или там просто встретились?

Ответ Тихонова: Нет, я же сказал, мы встретились на станции железнодорожной «Москворечье» и доехали до станции «Битца».

Вопрос следователя: А голова где была это время?

Ответ Тихонова: Я ее привез в пакете.

Вопрос следователя: Вы?

Ответ Тихонова: Да. Значит, я предлагал Коршунову там же эту голову бросить. Ну, не вышло и значит не судьба. Коршунов настоял на том, что раз уж мы задумали это, то надо доводить до конца. Ничего, говорит, тебе не мешает, кроме твоей внутренней слабости, «башку» забрать опять с собой и привезти по его плану, по Коршунова, подбросить в управу. Вот. А значит, я тебе, говорит, дам жилетку оранжевую, или, говорит, сам купи, на ней напишем, поскольку это было неизвестно, дворник или кто это был. На ней напишем там послание и вместо всех твоих телефонов, информационных вот этих вот, короче, всей этой техники, которая подводит, старым дедовским способом оповещение сделаем, если ты уж так решил, если ты на этом настаиваешь. В общем, взял он меня на слабо, упаковал он эту голову, отдал мне. Я ее опять отвез на квартиру, положил там на балкон. Следующий день я посвятил тому, разбирался с тем, как отправлять e-mail с телефона. Вроде как разобрался. Приобрел в магазине «Спецодежда» жилетку, приобрел в канцелярском магазине трафарет и через трафарет какое-то послание, содержание я его не помню, написал на жилетке и вложил в пакет, там в несколько пакетов, голова была завернута. Вложил в пакет, в один из пакетов. И уже, по-моему, следующим вечером я отправился на такси к управе района «Можайский», вместе с головой. Там я зашел в управу и возле вахты, там, где сотрудник милиции сидел, оставил пакет незаметно. Вышел из управы…

Вопрос следователя: Скажите, а где тело убитого осталось?

Ответ Тихонова: Я не знаю.

Вопрос следователя: Не знаете?

Ответ Тихонова: Не знаю. Тело не знаю и как-то не интересовался. Мне хватало головы для впечатления».

Тихонов показал, что инициатором убийств антифашистов был Горячев, который старался его руками устранить политических конкурентов. Правда это или нет, знают лишь они двое, но нет ничего удивительного в том, что после того как сам Тихонов получил пожизненный срок во многом из-за показаний Горячева, он пытается по максимуму «потопить» бывшего друга. При этом, по словам Тихонова, он выполнял поручения Горячева, поскольку был убежден, что за его спиной стоят кураторы из администрации президента. Горячев уверял, что это они передали ему список и контакты антифашистов.

Почему Тихонов вдруг разговорился после двух лет тюремного заключения? Вероятно, его сломили условия содержания в камере для «пожизненников» колонии Харп Ямало-Ненецкого округа. Он и сам намекает на это в своих показаниях:

«Вопрос следователя: Скажите, пожалуйста, почему Вы решили рассказать это только сейчас? Раньше не рассказывали о событиях, о которых сейчас говорите. С чем это связано?

Ответ Тихонова: Есть несколько объяснений. Во-первых, все это, все эти события, которые как снежный ком накапливались, тянули одно за другим, они происходили. Я был в них вовлечен, я не мог на них посмотреть со стороны. То есть по прошествии большого периода времени, когда у меня было время на анализ каких-то своих действий, своего прошлого, я понимаю, что действовали мы из ложно понятых представлений о том, что такое «национализм», каковы его «задачи», какова должна быть политическая борьба за реализацию благих целей националистической программы. А я по-прежнему убежден, что они благие. Вот только способы и направления, которые мы избрали, они идут во вред тому же самому националистическому движению. Мне хотелось бы, чтобы наш печальный опыт он стал примером для остальных, примером того, как не надо делать...У каждого человека есть свой предел. Я держался два с половиной года, больше не смог. Если б смог больше – держался бы и дальше, пока совесть не замучила бы».

По словам Тихонова, он хотел бы, чтобы его печальный опыт послужил для остальных примером того, как не надо делать. Он якобы понял, что нельзя убивать за идейные воззрения. Цель не оправдывает средства. Поэтому теперь он раскаивается в убийстве адвоката Маркелова. Теперь он четко понимает, что его на Маркелова натравили. «И об этом я сожалею, что я стал заложником этого обмана и расправился над человеком, которого зная лично, либо лучше зная о его деятельности, я бы никогда не убил. Я мог бы с ним спорить до хрипоты, не соглашаться, но...»

Дав показания, Тихонов надеется на смягчение условий содержания. И они скорее всего будут смягчены вне зависимости от приговора суда. По большому счету неважно, поверит ли суд в его запоздалое раскаяние. Но его показания дают возможность осудить остальных участников банды.

Меня вызвали в суд Владивостока по заявлению прокурора Приморского края о признании книги "Ударные отряды против Путина" (совм. с А. Литым) экстремистским материалом.

2. Никакого оправдания терроризма в книге не содержится. Напротив, содержится осуждение терроризма. К примеру, про Саида Бурятского дословно сказано: "Саид, конечно же, террорист, и я не собираюсь его обелять". Далее в тексте книги говорится, что террор - следствие сложного клубка социальных, политических, экономических, религиозных и культурных проблем. Одним убийством террористов его не распутаешь. Поэтому необходимо комплексно изучать эту проблему.

3. Приведенная в тексте заявления цитата со стр.7 книги: "Только так, отрешившись от ненависти и предвзятого отношения к террористу и переключив свое внимание на воспитавшее его общество, мы сможем беспристрастно и спокойно исследовать мотивы его действий" находится в русле изучения проблемы терроризма. Она также не является оправданием терроризма. К тому же эта цитата принадлежит не авторам, а П.А. Кропоткину!!!

4. Цитата со стр. 13 "Но главное не это, а то, что вершиной пассионарного пика под условным обозначением Р6 на схеме Гумилев поставил именно самопожертвование, жертвенность для достижения поставленной задачи. Если мы станем рассуждать беспристрастно, то поймем, что Гумилев был прав - ведь именно тогда, когда люди были готовы пожертвовать своими жизнями ради идеи, возникали не только государства, но и целые народы" принадлежит опять-таки не авторам, а Саиду Бурятскому, авторская оценка деятельности которого приведена выше.

5. "Язык фактов", использованный в книге, не является "пропагандой взглядов" террористов. В предисловии к книге конкретно сказано, для чего он использован, и дано четкое и подробное осуждение их взглядов. Ниже привожу обширную цитату из предисловия.

"В принципе, есть что-то общее в утопиях современных исламских фундаменталистов и русских националистов - обе они обращены в прошлое, это такой обреченный, эсхатологический взгляд на нынешний мир. В их черно-белой картине видения для мира нынешнего не осталось цветных красок, он движется в никуда, все святое и чистое сосредоточено в мире прошлого. Но злые силы стремительно разрушают его остатки, он теряет последние кусочки, и вот, может быть, в отчаянной попытке задержать это падение, отстоять эти первозданные кусочки, люди готовы взять оружие, кого-то убить и даже пожертвовать собой.
...
У людей крайних взглядов сходно само восприятие действительности. И тем, и другим присущи схематичность и узость мышления, деление всех на своих и чужих, непримиримость позиций. В этом мог убедиться любой, кто хоть раз пытался спорить на каком-нибудь форуме с русскими националистами или исламскими фундаменталистами. Уверовавший в идею теряет способность внимать логическим доводам. Слова Абузагира Мантаева об абсолютном неприятии ваххабитами иного мнения вполне можно отнести и к радикальным русским националистам. Если же говорить о сходстве во внешних мотивациях, то и русские, и кавказские боевики в своих заявлениях называют свои действия ответом на чрезмерные репрессии правоохранительных органов, коррупцию во власти, безработицу, алкоголизм и прочие социально-экономические факторы. Некоторые наци-боевики героизируют северокавказское подполье и пытаются перенять его опыт. Это касается, например, «приморских партизан» и упомянутого в книге лидера российского отделения неонацистской организации «Blood&Honour» Сергея Голубева. В одном, правда, русские боевики пока что существенно отстают от их исламских «коллег» - это как раз в готовности к самопожертвованию. Нынешние русские террористы, в отличие от исламских, как правило, ей не блещут. Когда доходит дело до судов, они и вовсе отказываются признать свою вину, за редким исключением вроде Николы Королева. Однако нетрудно предсказать, что позиции будут меняться при ужесточении ситуации и дальнейшем развитии их относительно молодого движения.

И русские, и кавказские боевики указывают одинаковые причины своих действий, но прошлое, на которое устремлены их надежды, мифологизируют по-разному. Одни из них видят выход в националистической утопии, другие в религиозной. Однако религиозная утопия оказывается мощнее, стройнее и привлекательней. Популярная в среде наци-скинхедов языческая реконструкция или комбинированный православный сталинизм а-ля Квачков по многим параметрам проигрывают мусульманской идее. Объединительной идее против общего врага, с которым ассоциируется колониальный Запад и, как его представитель, теперешнее российское правительство, проигрывает и национализм раздробленных кавказских народов. Вот почему нередки случаи перехода боевиков-националистов разных этносов в ислам. Обратных примеров я не знаю. Эта тенденция продолжает сохраняться, несмотря на резкое осуждение и даже остракизм неофитов их былыми товарищами по национальным движениям.

И русские, и кавказские боевики на социальные вопросы ищут ответы не в социальной сфере, а в национальной или религиозной. Социальной критикой и мечтами о социальном равенстве наполнены тексты Анзора Астемирова и Ясина Расулова, приморских и орловских «партизан», которые я привожу в этой книге. Но их социализм сливается с национализмом или исламом, превращаясь в современный российский национал-социализм у одних и ваххабизм у других.

Что касается социального происхождения будущих террористов, то в целом оно достаточно обычно для нашей страны. Одни росли вовсе без родительского присмотра, другие в неполных семьях, третьи во вполне благополучных. Некоторые происходят из совсем простых семей, а некоторые из вполне интеллигентных. У многих, как, например, у Тихонова, Климука, Тамамшева, Мантаева, Луконина, Ковтуна и Савченко, кто-то из родителей или родственников работал в правоохранительных, военных или судебных органах. Обращает на себя внимание то, что у многих юных нацистов родители придерживались националистических взглядов. Но если родители выражали их лишь на словах, то с жаром впитывающие эти слова подростки пошли гораздо дальше.

Чтобы точнее понять побуждающие причины, для начала нужно попробовать выстроить саму цепь событий и узнать, что за люди в них участвовали. Это я и попробовал сделать в данном тексте. Я чередовал друг с другом биографии исламских и русских боевиков, полагая, что это позволит шире представить картину происходящего. В то же время из объемного списка террористов 2000-х героев для своей монографии я выбирал чисто субъективно. В поле рассмотрения попали лишь те их них, кто по той или иной причине вызвал у меня интерес - конечно же, я не претендую на полноту охвата. Есть немало и других, вполне ярких или известных персонажей, чьи биографии, тем не менее, не вошли в книгу.

Надеюсь, собранный мной материал послужит благодатной почвой для дальнейших исследователей. Я пытался говорить сухим языком свидетельств и фактов, свой собственный голос сводя к минимуму. Во многом ориентиром для меня послужила структура книги Вересаева «Пушкин в жизни», вообще целиком состоящей из расположенных в хронологическом порядке цитат из воспоминаний, переписки, дневников знакомых поэта и его самого.

Но, тем не менее, ошибок и неточностей избежать невозможно. Ведь одни мои герои жили совсем недавно, другие живут сейчас. Их биографии не прошли испытания временем. Да и сам зачастую конспиративный характер их деятельности не предполагает излишней огласки и публичности. В работе я старался использовать и сравнивать как можно больше разных источников, ссылаясь на наиболее правдоподобные. Но почерпнутые оттуда данные далеко не всегда могут быть надежны - среди них протоколы допросов свидетелей и обвиняемых, выступления в суде, материалы следствия, попавшие в прессу или переданные сторонами защиты и обвинения. Все мы понимаем, насколько достоверными могут оказаться сведения, полученные в результате действий нашей правоохранительной системы. Поэтому я стремился максимально сверять аргументы противоположных сторон, в сомнительных случаях предоставляя слово им обеим. Лакуны наверняка остались, и многое еще предстоит исправить, но дело за временем - в скором будущем обязательно всплывут новые материалы, проливающие свет на темные пятна в истории недавних событий".

Нужны деньги на залог для заключенного-антифашиста.
Антифашист Алексей Сутуга находится в СИЗО уже больше года. Следователи намеренно затягивали расследование - следственные действия происходили раз в 2-3 месяца, и дело арестованного в апреле 2012 года Сутуги до сих пор не передано в суд. Формально Сутуга обвиняется в "хулиганстве" - участии в драке во время антифашистского концерта. Но оперативники центра "Э" не скрывают, что их целью было посадить Алексея как активного участника антифашистского движения. Вина Алексея не доказана, но он уже отбыл срок - больше года.

В начале июля состоится очередной суд по избранию меры пресечения для Алексея Сутуги. Его родители намерены ходатайствовать о такой мере как залог. Домашний арест мало вероятен, так как у Алексея нет московской прописки. Нужно собрать сумму (желательно около миллиона рублей, минимум - 500 тысяч), чтобы у Алексея появился шанс вернуться домой хотя бы на время. Деньги будут возвращены после окончания судебных слушаний и вступления приговора в силу.

Вы можете перевести любую сумму на счет матери Алексея в Альфа-банке или положить через банкомат в любом офисе банка (счет: 40817810904300040675, номер карты: 5486 7320 0723 1475, имя получателя: Сутуга Ольга Николаевна) или передать при личной встрече. Все вопросы можно задать Ольге Николаевне по электронной почте: [email protected]. На эту же почту пришлите, пожалуйста, информацию, как с вами связаться, чтобы вернуть деньги после возвращения залога.
Справка

ФКУ СИЗО-2 УФСИН России по г.Москве

127055, Москва, ул. Новослободская д. 45

Сутуге Алексею Владимировичу


Алексей Сутуга - участник "Автономного действия" с первой половины 2000-х годов, был активным сначала в Иркутске, а затем в Москве. Участвовал практически во всех крупных кампаниях анархистского движения в течение последних десяти лет, помогал с выпуском журнала "Автоном". В 2007 году участвовал в протестном лагере против обогащения урана в городе Ангарске в Сибири, на который местные националисты напали в ночное время, убив Илью Бородаенко из города Находка и ранив множество других участников.

Алексей Сутуга был арестован вечером 17 апреля 2012 года и с тех пор находится под следствием. Его вместе с Алексей Олесиновым обвиняют за причастности в драке в клубе "Воздух" в Москве 17 декабря, где произошёл конфликт между посетителями панк-хардкор концерта и охраной клуба. Охранники разделяли ультраправые взгляды и провоцировали посетителей. Из-за конфликта концерт прервался преждевременно, но охранники попытались взять нескольких посетителей в заложники, обещая им расправу со стороны своих друзей, футбольных хулиганов-националистов. Посетители сопротивлялись, охранники открыли огонь из травматического оружия, но в итоге были обезврежены.

Подробнее о деле московских антифашистов: Автоном.
(Платные) Письма в Бутырскую тюрьму можно отправить также через форму
в Службе отправки сообщений. В ней надо также указать год его рождения - 1986.

Небо над нами бороздил вертолет. Рев его мотора заглушал речевки националистов. Бабушка рядом со мной, глядя на молоденького милиционера азиатской наружности, недовольно проворчала: «Вот, бабаев нагнали». Я посмотрел по сторонам. Другие милиционеры были похожи на первого – все какие-то маленькие и жалкие.

Националисты напротив нас крепко и уверенно отбивали шаг. Им помогали в этом ряженые девушки-барабанщицы – своими палочками они задавали ритм.

Колонны шли мимо. Вертолет вильнул хвостом и отлетел в сторону. Я, наконец, разобрал возгласы заводил. Рядом с баннером от Навального «Долой партию жуликов и воров» оказались особенно веселые парни. Они залихватски скандировали: «Зига-зага, зига-зага, ой-ой-ой!» «А что это они кричат?» – поинтересовался один милиционер у другого. «Ну, так немцы кричали», – пояснил тот. Парни неожиданно сменили тему: «Е...ать Кавказ, е...ать» и «Москва – не Кавказ, Аллах – п...ас» понеслось со всех сторон.

Я пошел за ними. В 3 часа колонны достигли Братиславской, и начался митинг. Ораторы были все привычные и скучные. Новичков было двое – какой-то французский националист и выступавший вслед за ним Навальный. Навальный прошелся по Березовскому с Абрамовичем – сказал, что они уважают английский суд, а русского не боятся. Публика одобрительно загудела. Потом Навальный прокричал «Слава России» и неловко взмахнул рукой – открытой ладонью вверх. Не совсем зиг хайль, но все же. «Недозига какая-то», – подумал я. В конце митинга выступал Дмитрий Демушкин. Он сказал, что были справедливо наказаны убийцы Свиридова и Волкова. Но произошло это не потому, что власть у нас вдруг исправилась и заработали законы. Это случилось лишь благодаря Манежке и заслугам националистов.

И здесь Демушкин оказался прав. Власть по-прежнему боится неуправляемого фашизма и по-прежнему хочет взять его под контроль. Она не может разрешить «Русский марш» в центре города, но и не решается вовсе запретить, оттого загоняет его в Люблино. Чтобы держать Демушкина в узде, перед самым маршем на него заводят аж два уголовных дела. А чтобы уменьшить количество козырей в националистической колоде, выносятся крайне жесткие приговоры убийцам футбольных болельщиков – 20 лет Аслану Черкесову за убийство Егора Свиридова и 17 лет Ахмедпаше Айдаеву за убийство Юрия Волкова.

Власть не понимает, что этими половинчатыми мерами только усугубляет ситуацию. Желая услужить «и нашим и вашим», она не устраивает ни одних, ни других. Она напоминает того самого кормчего – еще не штормит, а он уже испуганно машет веслом, раскачивая джонку то влево, то вправо. И теперь даже совсем невысокая волна может сбить его с ног.

Да, пока расклад остается прежним – есть пассивное большинство, «болото», есть националисты, которые могут собрать на свои сборища от силы 10 тысяч, и есть антифашисты, которые могут, к сожалению, противопоставить им всего лишь 200-300 человек. Но, как показывает недавняя публикация американских ученых в журнале Physical Review, для революции не нужно большой толпы. Для нее достаточно всего лишь десяти активных процентов общества. Примером тому – события в Тунисе и Египте. Когда число недовольных достигло этого барьера, «диктаторы, бывшие у власти десятилетиями, оказались свергнуты в течение нескольких недель».

Так что все острее становится вопрос – куда качнется стрелка маятника, когда придет «время икс». А оно непременно придет – потому что все больше тех, кого раздражает эта неопределенность. Кому уже ясно, что так дальше продолжаться не может.

Я скептически отношусь к художественному протесту. Что значит «художественный протест»? Одно дело если речь идет о каких-то художественных методах, которые наравне с другими способами борьбы используют социальные активисты. Тогда это оправданно, но не стоит выделять эти методы в отдельный художественный протест. С врагом надо сражаться серьезным оружием, поэтому бессмысленно противостоять социально-экономической системе изящным уличным граффити, шутейно подмененным билбордом или вспыхнувшей на минуту видеопроекцией.

Однако, как правило, под художественным протестом подразумевают протест против самой художественной среды художественными же методами. Но это все равно что протестовать против футбола, играя в футбол на футбольном поле. Это во-первых. А во-вторых, никакой художественной среды давно уже нет. Есть арт-рынок, и он, как известно, все поглощает. Протест против арт-рынка им самим приветствуется и оборачивается вовлеченностью в него же. Неважно, уличный это протест или галерейный. Даже если он происходит в форме уличной акции, то в конце концов обрастает документацией – фото и видео, она находит своего коллекционера и становится заурядной частью арт-рынка.

Примером нелепости понятия художественного протеста была такая американская группа «Герилла Герлз». Это девушки-феминистки, которые протестовали против того, что в американских музеях в 80-е годы женщина могла быть представлена не в роли автора, а только в виде объекта – голого тела на картинах и фотографиях. Протестуя против этого, участницы группы изображали себя такими, какими видит женщину властвующий мужской мир, – голыми и с обезьяньими мордами. Допротестовались они до того, что их работы включили во всевозможные выставки и биеннале. На этом весь протест закончился, а сама группа влилась в артистический истеблишмент.

То же самое происходило во все времена художественного протеста. Дюшан протестовал против коммерческого искусства своим унитазом, теперь этот унитаз превратился в дорогущий арт-объект, а художника, пытавшегося его разгромить на одной из выставок, судили. Выставки былых хулиганов дадаистов проходят в престижном Центре Помпиду, и попробуйте там дотронуться хоть до одного их объекта.

Бессмысленность художественного протеста давно уже осознали те из западных художников, кто взаправду собирался протестовать. Они отказались от некогда гордого имени «художник», сложили с себя полномочия представителей арт-мира и присоединились к простым общественным активистам. В то время как наши местные художники продолжают гоняться за медийностью, светить своими рылами и греметь именами. Им вроде бы невдомек, что для того чтобы быть протестными, надо стать анонимными и надеть маски. Медийность и эксклюзивность – это стартап для повышения стоимости работы. Имя автора – синоним денег. Но одной анонимности, как показывает пример «Герилла Герлз», мало. Нужно вообще забыть об искусстве. Уходя, уходить. Отказаться от имени, славы и коммуникаций. Бежать с чужого поля. Строить свое, по своим законам и со своими друзьями. В том случае, конечно, если вы не художник, а активист.

Во Франции в 2007 году анонимный «Невидимый комитет» выпустил книгу «Грядущее восстание». Французская полиция обвинила в авторстве членов автономной сельскохозяйственной коммуны Тарнак, бывших студентов-философов, якобы связанных с акциями саботажа на железных дорогах. В США действует сеть коллективов «Краймсинк» (в названии смесь оруэлловского «преступного мышления» и «корпорации преступлений»). Никто не знает, сколько членов в «Краймсинк». Никто не знает, даже сколько там коллективов – они расплодились по Западному и Восточному побережьям. Участники «Краймсинк» сами выпускают и распространяют свои книги и постеры, организовывают музыкальные и художественные фестивали, участвуют в акциях прямого действия. Любой человек может объявить себя членом «Краймсинк». Любой может назвать свое творчество творчеством «Краймсинк» – для этого достаточно поставить логотип «Краймсинк» на свой постер или книгу. Участники «Краймсинк» строят свой отдельный мир, основанный на собственной системе коммуникаций. В одной из их книг описан тип нового героя – он перемещается по стране автостопом и в товарняках, не пользуется Интернетом и мобилой, а пищу и вещи находит на помойках. Это, конечно, идеал, но характерный. Тиражи самиздатской литературы «Краймсинк» доходят до шестисот тысяч, их творчество изучают в университетах. О реакции самих «Краймсинк» нам ничего не известно. Но творчество для них всегда играло лишь прикладную роль пропаганды. И надо признать, этим оружием владеют они виртуозно. Чтобы вам верили и пропаганда работала, нужно быть не просто независимыми, но невключенными, как «Краймсинк». Невключенность, массовость и анонимность – это залог успеха.

Размышляя о последних днях суда над Тихоновым и Хасис, вспомнил, как адвокат Жучков попросил присяжных не давать повода «так называемым антифашистам глумиться над нашей прогрессивной молодежью». Под прогрессивной молодежью он, видимо, подразумевал своих подопечных – наци-скинхедов из «ОБ-88». В тот же день еще один перл прозвучал из уст Хасис, сообщившей, что по зонам «сидят невиновные пятнадцати-шестнадцатилетние пацаны, которые никогда никого не убивали, но когда они выйдут, то станут только сильнее». Выходит, что сотни погибших мигрантов и иностранцев, студентов и дворников сами себя закололи и зарезали.

В связи с делом Тихонова-Хасис говорилось о том, что Тихонов был членом группировки наци-скинхедов «Объединенные бригады-88». Упоминались «ОБ-88» довольно часто, но подробно о них не рассказывалось. Это неудивительно – известно о них мало, ведь уже долгие годы «ОБ-88» являются одной из самых законспирированных и потому прочных российских нелегальных организаций. Если на заре заре своего существования они издавали журналы (вначале «Белое сопротивление», а потом «Дело 88») и имели свою страничку в Интернете, то в последнее время отказались от всяких информационных связей с внешним миром, а для публикации своих программных текстов и заявлений использовали ресурсы дружественных структур. Так кто такие «ОБ-88», когда появились и когда перешли от убийств приезжих к акциям точечного террора?

«Объединенные бригады – 88» (8 – порядковый номер буквы H в латинском алфавите, в данном случае аббревиатура 88 означает приветствие Heil Hitler) возникли в Москве в 1998 году в результате слияния нескольких группировок – «Белых бульдогов», «Лефортовского фронта» и более мелких бригад. В «Белых бульдогах», кстати, состоял будущий лидер Славянского Союза Дмитрий Демушкин, который откололся от них еще раньше и ушел в РНЕ. К 1999 году «ОБ-88» уже были оформившейся организацией и могли собрать на свои акции до нескольких сотен человек. В то время они предпринимали попытки объединить под своей эгидой все существовавшие в Москве группировки наци-скинов. Об этом в своей книге «Библия скинхэда» писал осужденный на пожизненное заключение за взрыв на Черкизовском рынке Николай Королев (орфография сохранена): «Появляется структура, которая ставит задачи объединения скинхэд мира – объединенные бригады 88. несколько ребят из бульдогов вместе с молодыми бригадами – например «Rushing bears», предлагают вступить в ОБ лучших парней. Причем то, что бригады сохраняли независимость, а некоторые даже держали нейтралитет, например, наша бригада, в тоже самое время участвуя во всех битвах от ОБ – было замечательной тенденцией среди бритых».

(Читать полностью)

Почему я приехал на процесс над Тихоновым и Хасис? Попробую прояснить.

Довольно давно уже занимаюсь попытками художественного осмысления психологии терроризма, фашизма и ответного антифашизма, вообще радикализма. Мне кажется, такой подход должен присутствовать наряду с сугубо журналистским или сухим социологическим подходами. Пытаюсь понять, как эта психология зарождается и как проявляется, что движет людьми, ею инфицированными.

Начал я интересоваться подобными проблемами еще году в 2002-2003, когда записывал на диктофон участников движения «антифа» - тогда они только появились, и об их движении мало кто знал. В итоге на основе этого документального метода «вербатим» выпустил небольшую книжку под названием «Дать пизды» с подзаголовком «Герои уличных невидимых фронтов», она потом в Интернете расходилась.

Из того, что было относительно недавно, – суд над Ерофеевым и Самодуровым, организаторами выставки «Запретное искусство-2006», я ходил на некоторые заседания, а после окончания процесса записывал представителей разных сторон. Суд был инициирован, как называли их Ерофеев с Самодуровым, «карликовыми фашистскими или полуфашистскими» организациями – «Народным собором» и «Народной защитой». На самом деле подсудимые и их адвокаты абсолютно упустили из виду представителей других, не менее любопытных организаций, которые выступали свидетелями обвинения. Например, отца Павла Бурова, духовного лидера движения «ЖБСИ» («Жизнь без страха иудейска!»), которому даже РПЦ запретила ношение рясы и служение за чересчур радикальные взгляды, или Георгия Боровикова, лидера «Памяти», который по совместительству является адептом Русской катакомбной церкви епископа Сиверса. Боровиков обвинял в кощунстве художников Бахчаняна и Косолапова, вмонтировавших в изображение распятия вместо лика Спасителя орден Ленина, а в картинку с окладом иконы Казанской Богородицы – фотографию икры, в то время как, судя по опубликованной в Интернете информации, адепты этой церкви сами молятся Адольфу Гитлеру под именем святого Атаульфа Германского и поклоняются иконам, на которых вместо облика Христа запечатлена физиономия Гитлера.

Работа над материалами процесса вылилась в документальную пьесу «Оскорбленные чувства», презентация которой прошла на последнем фестивале «Золотая маска». Но, мне кажется, дело это настолько знаковое, что к нему еще предстоит не раз возвращаться, и вынесенный там приговор, пусть по мнению многих и достаточно мягкий, позволяет констатировать, что у нас сегодня если и не фундаменталистское, то, во всяком случае, полуфундаменталистское государство.

Если переходить уже к нынешнему времени, то, мониторя процесс дальнейшей общественной радикализации, я заинтересовался личностью Саида Бурятского. (От Саида Бурятского к Никите Тихонову)