Почему я приехал на процесс над Тихоновым и Хасис? Попробую прояснить.

Довольно давно уже занимаюсь попытками художественного осмысления психологии терроризма, фашизма и ответного антифашизма, вообще радикализма. Мне кажется, такой подход должен присутствовать наряду с сугубо журналистским или сухим социологическим подходами. Пытаюсь понять, как эта психология зарождается и как проявляется, что движет людьми, ею инфицированными.

Начал я интересоваться подобными проблемами еще году в 2002-2003, когда записывал на диктофон участников движения «антифа» - тогда они только появились, и об их движении мало кто знал. В итоге на основе этого документального метода «вербатим» выпустил небольшую книжку под названием «Дать пизды» с подзаголовком «Герои уличных невидимых фронтов», она потом в Интернете расходилась.

Из того, что было относительно недавно, – суд над Ерофеевым и Самодуровым, организаторами выставки «Запретное искусство-2006», я ходил на некоторые заседания, а после окончания процесса записывал представителей разных сторон. Суд был инициирован, как называли их Ерофеев с Самодуровым, «карликовыми фашистскими или полуфашистскими» организациями – «Народным собором» и «Народной защитой». На самом деле подсудимые и их адвокаты абсолютно упустили из виду представителей других, не менее любопытных организаций, которые выступали свидетелями обвинения. Например, отца Павла Бурова, духовного лидера движения «ЖБСИ» («Жизнь без страха иудейска!»), которому даже РПЦ запретила ношение рясы и служение за чересчур радикальные взгляды, или Георгия Боровикова, лидера «Памяти», который по совместительству является адептом Русской катакомбной церкви епископа Сиверса. Боровиков обвинял в кощунстве художников Бахчаняна и Косолапова, вмонтировавших в изображение распятия вместо лика Спасителя орден Ленина, а в картинку с окладом иконы Казанской Богородицы – фотографию икры, в то время как, судя по опубликованной в Интернете информации, адепты этой церкви сами молятся Адольфу Гитлеру под именем святого Атаульфа Германского и поклоняются иконам, на которых вместо облика Христа запечатлена физиономия Гитлера.

Работа над материалами процесса вылилась в документальную пьесу «Оскорбленные чувства», презентация которой прошла на последнем фестивале «Золотая маска». Но, мне кажется, дело это настолько знаковое, что к нему еще предстоит не раз возвращаться, и вынесенный там приговор, пусть по мнению многих и достаточно мягкий, позволяет констатировать, что у нас сегодня если и не фундаменталистское, то, во всяком случае, полуфундаменталистское государство.

Если переходить уже к нынешнему времени, то, мониторя процесс дальнейшей общественной радикализации, я заинтересовался личностью Саида Бурятского. Хотелось понять, в частности, что заставляет людей, скажем так, интеллектуального склада из каких-то своих идейных соображений браться за оружие. «Русский мусульманин», хорошо образованный и литературно несомненно одаренный, он вдруг прервал свою карьеру проповедника и ученого и променял ее на судьбу боевика: ушел в горы к чеченским моджахедам, взял автомат и, как известно, погиб.

В принципе, есть что-то общее в утопиях исламских фундаменталистов и русских националистов – обе они обращены в прошлое, это такой обреченный, эсхатологический взгляд на нынешний мир. А мир прошлого в их глазах стремительно рушится, теряя последние кусочки, и вот, может быть, в отчаянной попытке задержать это падение, отстоять эти кусочки люди готовы взять оружие, кого-то убить и пожертвовать собой. Когда я изучал труды, биографию Саида Бурятского и писал о нем, то увидел какую-то параллель с образом Никиты Тихонова. Получалось, что историк, журналист, спичрайтер, который не служил в армии, не обучался там стрелять, заканчивает свое развитие тем, что берет пистолет и идет убивать. Мне захотелось разобраться, на самом ли деле он – убийца? Посмотреть на него, послушать, что он говорит, понять, что из себя представляет.

Здесь мне кажется важным, что при известном отношении к нашей судебной системе, это один из редких резонансных процессов, где все-таки у многих, в частности, как я увидел в зале, у представителей потерпевшей стороны, у родителей Анастасии Бабуровой, есть убежденность, что люди, которые сидят на скамье подсудимых, – именно те, кто убивал. Если мы сравним с процессами по делу Старовойтовой или Политковской, то там нигде до причин убийства не доходило. Не всплывали заказчики, да и оставалось под вопросом, даже те ли исполнители. Я не знаю, почему здесь получилось иначе, возможно, сыграло роль, что брат Станислава Маркелова человек влиятельный и связан с силовиками, или что-то еще.

Также заметил, что даже у многих из тех, кто вроде бы не сомневается в виновности обвиняемых (да и у меня в том числе), возникало какое-то гадкое ощущение, когда приходилось смотреть материалы видеонаблюдения из их спальни. Все-таки неприятно, когда понимаешь, что за любым из нас система так вот может подглядывать в замочную скважину. Менты и прочие представители государства у нас столь часто – и этот процесс не исключение – переигрывают, передавливают, в общем, перегибают палку, что даже когда, казалось бы, реальные виновные на скамье, нет ощущения, что творится правый суд, а напротив, в конце концов возникает чувство брезгливости ко всему происходящему. Вспомнил, что во многих европейских странах запрещено использовать материалы прослушки или наблюдения в качестве доказательств на суде – и слава богу.

Что касается впечатлений от хода процесса, то здесь вообще очень много режущих моментов. Был, например, такой момент, когда зачитывали показания Тихонова, данные им на стадии предварительного следствия, о том, как он убивал. Это были его слова, где он говорит, что вот Маркелов уже упал, Бабурова истекала кровью, но не упала – еще стояла на коленях, и он ее добивать не стал, потому что «ничего против нее не имел», обошел ее вокруг и пошел дальше. И в этот момент Тихонов с Хасис как-то громко гоготали и щебетали в своем аквариуме. Это можно истолковывать по-разному: то ли им там действительно настолько было по барабану, то ли же они сильно нервничают и это такая нарочитая защитная реакция.

Но вообще Тихонов, конечно, постоянно показывает, что он «настоящий мужчина»: ведет себя сдержаннее, чем Хасис, с неизменным каменно-серьезным выражением лица (впрочем, может, оно такое у него и есть по жизни). А Хасис – другое дело. Как-то на замечание судьи она не выдержала и парировала: «Вам, в отличие от меня, неведомы понятия чести и совести!» А после этого разрыдалась. Как девочка, ревела в этом своем аквариуме, утираясь салфетками...