Я считаю, что президентский совет по правам человека поработал хорошо. Он реально попытался что-то делать, и кое-что ему удавалось. То, что совет возглавил Михаил Федотов, с одной стороны, сделало совет более бюрократическим, потому что Михаил Александрович чрезвычайно привержен юридическим процедурам; с другой стороны, у меня ощущение, что совет в какой-то степени стал и более действенным. Он стал похож не на совет, а на некое добровольное министерство.

Что делал совет - это вопрос чрезвычайно болезненный. Объясню это на примере общественного телевидения, обсуждением которого мы много и усердно занимались. В результате долгих разговоров появился указ президента о создании общественного телевидения, не имеющий ничего общего с теми разработками, которые хотел сделать совет. Да, конечно, мы подняли вопрос об общественном телевидении, протащили его через множество дискуссий, в том числе с профессионалами, достигли согласия со многими из них и так далее. Но все уперлось в одно препятствие – кто будет назначать главу общественного телевидения. Президент взял это на себя, тем самым обессмыслив понятие «общественное» в название телевидения. Потому что назначаемый президентом человек общественное телевидение возглавлять не может. Вот наглядный пример того, что может и что не может совет.

С другой стороны, совет в значительной степени был поглощен высокими материями и не заметил, что в некоторых регионах общественное телевидение уже появилось и имеет опыт работы. Только сейчас возникают голоса, что хорошо бы начать все заново и с другого конца – то есть начать создание общественного телевидения на местах с целью дальнейшего объединения, когда оно само из регионов вырастет.

Что, на мой взгляд, совету удалось? Он действительно представлял собой некое консолидированное мнение общественности. Обсуждая проблемы, связанные с деятельностью каждого в отдельности, мы тем самым укрупняли эти проблемы, не мешая при этом своим коллегам профессионально в них разбираться, не влезая в детали и не подменяя их профессионализм и разум собственной вальяжностью и возможностью на эту тему поговорить. Хотя, конечно, как и всякая общественная организация, совет был излишне болтлив и всегда имел недостаток по части самоутверждения в процессе обсуждения.

Я не жалею, что был членом этого совета. Более того, я наивно убежден, что раз принял приглашение туда войти несколько лет назад, то несу ответственность за это. Поэтому торопливые заявления о том, что «мы выходим из совета в связи с окончанием его работы», мне кажутся забеганием впереди паровоза. Хотя людей, которые это говорят, я безмерно уважаю, особенно Светлану Алексеевну Ганнушкину, которую считаю самым последовательным и высококачественным правозащитником.

Думаю, что вот соберемся мы 14 или 17 мая на последнее совещание - и история этого совета будет закончена. Что будет со следующим и будет ли он вообще – рано говорить. Но одно я знаю точно: с Владимиром Владимировичем я работать больше не могу. Я был у Путина в совете, работал с ним, но теперь это стало для меня невозможным. Поэтому я спокойно жду, когда совет прекратит свое существование, и совершенно спокойно отношусь к тому, что мой выход из совета произойдет в ординарном порядке и останется незамеченным. Я стерплю.

Конкретных предположений о том, кто и почему совершил нападение на Дододжона Атовуллоева, у меня нет и не может быть.

Так сложились обстоятельства, что он оказался единственным публичным оппонентом президента Рахмона среди таджиков на сегодняшний день. Это трудно себе представить, учитывая его журналистское прошлое и журналистскую суть, потому что он, конечно, не политик. Он журналист, он человек увлекающийся, в нем нет политического хладнокровия, он азартный. Он совсем иного, чем должен быть политик, темперамента человек. И вот так оказалось, что единственным, кто сохранил душу живую и способность разговаривать публично, а также быть услышанным, оказался Дододжон.

Организатором нападения на Дододжона мог быть кто угодно. Он мог пойти на политическую встречу, на журналистскую встречу, на бытовую встречу. Этого пока никто не знает. Разве что он сам, да и то, может быть, не наверняка.

Я давно не рассчитываю на эффект писем "наверх" - я рассчитываю на эффект их публикации. К моему большому сожалению, на адресатов надежды нет - надежда только на читателей. Это повод обратиться к людям, напомнив им о существующих проблемах. И это повод сказать, куда мы сегодня смотрим и хотели бы, чтобы все посмотрели в эту сторону. Вот в сущности смысл этих писем.

В самом письме страдает логика – мы обращаемся к власти с просьбой обуздать власть для того, чтобы выборы стали наконец достойными, свободными, равными, с доступом к этой процедуре различных политических сил. Мы об этом просим, мы на этом настаиваем, но вопрос заключается в том, чтобы люди услышали, что этого нет, а не в том, чтобы за это кто-то всерьез взялся.

Свобода слова состоит из двух половинок – гласности и слышности. Гласность в стране есть, а слышности нет. Поэтому надо пользоваться гласностью, пока она есть.

Чтобы понять, как российским журналистам поддержать Люка Хардинга, хорошо бы быть в курсе того, что он делал, почитать его статьи. Хотя и без этого понятно, что такой способ общения с прессой не должен пользоваться популярностью у журналистов.

Поскольку объяснений проиcшедшему с ним нет никаких, то мне кажется самое разумное сейчас – это все-таки попросить объяснений. И постараться добиться этих объяснений. Я где-то прочитал, что уже обратились в президентский совет по правам человека к Федотову, он пообещал помочь разобраться. Надеюсь, это произойдет.

Я вообще думаю, что российским журналистам на самом деле действительно неплохо было бы хоть один раз получить объяснение. Потому что хоть и говорят, что это произошло «в первый раз со времен холодной войны», чтобы отказали во въезде, но давайте вспомним: разве не было, к примеру, истории с Натальей Морарь три года назад? И немцев, помню, не пускали, мы целый список подавали в свое время президенту Германии. Я не могу сейчас вспомнить фамилий, но запреты на въезды были. И таких примеров достаточно много.

И потому, с одной стороны, я не очень понимаю, почему так сосредоточились именно на этом случае. Я сегодня с десяток комментариев дал разным СМИ по этому поводу. С другой стороны, понимаю, что хорошо, что сосредоточились. Может быть, это связано с тем, что вообще наросли протестные мышцы у средств массовой информации. Дай бог, если это так.

Я не надеялся на оправдательный приговор, потому что я 70 лет живу в этой стране и знаю, на что можно здесь надеяться, а на что нельзя. Страна очень мало изменилась, это только кажется, что что-то стало по-другому. Она внешне, может, стала другой. Вот Хамовнический суд покрасили, он очень красиво выглядит. Но это та же самая советская страна, в которой если человека арестовали, то не зря.

У нас зря не арестовывают, у нас зря прокуратура не работает. И если прокуратура включилась, значит, будет обвинительный приговор. Никаких сомнений в этом у меня не было - при всем идиотизме того, что изрекала прокуратура.

Ходил туда, слушал все это безобразие. И у меня не было надежды. Правда, мы пока не знаем, какова степень жестокости приговора, насколько велико несчастье, которое нас ждет.

То, что происходило сегодня у суда, – это на самом деле игры в отчаяние. Народ толпится, кричит, а толку нет никакого. Можно кричать, но зачем? Это не помогает ни кричащим, ни тем, кто там внутри. Я на самом деле против этих вещей. Но раз другого способа проявить активность нет, остается только этот.

Русский ПЕН-центр глубоко возмущен арестом одного из руководителей Белорусского ПЕН-центра Владимира Некляева, известного белорусского поэта, прозаика, общественного деятеля, лауреата ряда профессиональных и государственных наград за литературную деятельность. В России хорошо знают творчество Владимира Некляева. В октябре 2010 года в Москве вышла его новая книга стихов «Окно» в переводе ряда российских поэтов с предисловием Евгения Евтушенко.

19 декабря кандидат в президенты Белоруссии Владимир Некляев был жестоко избит по дороге на Октябрьскую площадь, ему даже не дали доехать до митинга. С черепно-мозговой травмой, в бессознательном состоянии он был доставлен в больницу, а оттуда похищен людьми в штатском, что вызывает особую тревогу у всех, кто помнит о способах расправы А. Лукашенко со своими политическими противниками (В. Гончаром, Ю. Захаренко, Ю. Завадским и др.). Нападению подвергся и другой оппозиционный кандидат в президенты – Николай Статкевич. 17 человек, участвовавших в акциях протеста, обвиняются властями Белоруссии по делу, возбужденному на основании ч. 1 и 2 ст. 293 УК (массовые беспорядки). Среди них шесть бывших кандидатов в президенты: Владимир Некляев, Андрей Санников, Николай Статкевич, Виталий Рымашевский, Григорий Костусев, Алексей Михалевич. Им грозит лишение свободы до 15 лет.

] Опираясь на Хартию Международного ПЕНа, в которой, в частности, сказано, что «...необходимое продвижение человечества к более высоким формам политической и экономической организации требует свободной критики правительства, органов управления и политических институтов», мы требуем незамедлительного освобождения Владимира Некляева и его сподвижников и считаем абсурдными и неправомерными действия властей Белоруссии - государства, якобы соблюдающего демократические принципы управления.

Президент Андрей Битов
Вице-президент Алексей Симонов
Члены Исполкома
Лев Тимофеев
Юнна Мориц
Александр Городницкий
Людмила Улицкая

Лично я надеюсь увидеть на Гражданском конституционном форуме всю демократическую верхушку, которая смогла бы, наконец, в высшем смысле договориться о едином кандидате. Тенденция к этому есть. И для меня это существенный момент форума, наиболее важная его задача. В огромном таком составе намечать политику или тезисы о политике – это не дело, а вот договориться о едином кандидате на предмет будущих выборов – это серьезное дело, и на этом форуме могло бы произойти. Дай бог, чтобы это произошло, потому что я принимал участие в различного рода гражданских форумах, конгрессах и прочих организациях, которые не привели к этому важному, может быть, единственно важному результату, который помог бы выявить, какие шансы есть у демократии в электоральном пространстве.

Я не планирую поднимать на форуме каких-то иных вопросов, потому что, с моей точки зрения, те вопросы, которыми я регулярно занимаюсь, решаются, к сожалению, климатами, а не решениями гражданских форумов. А климат крайне не расположен к средствам массовой информации, и средства массовой информации все больше и больше к этому климату приспосабливаются. Поэтому никаких личных инициатив у меня на этом форуме не будет.

Не будем сейчас бежать впереди паровоза, прогнозируя возможные результаты. Наше заявление – это призыв. Нужно посмотреть, как отзовется страна на этот призыв, а потом уже будем думать, что надо делать.

Фонд защиты гласности задуман таким образом, чтобы в него ходили люди, и поэтому в день бывает до пяти-шести визитеров, всех сразу не запомнишь. У ребят была серьезная проблема - они не могли доказать свою «Теорию Счастья», и это казалось настолько безумным, настолько непохожим на все то, что происходило вокруг, что они запомнились очень быстро. Я знаю их довольно хорошо и могу сказать только одно: несмотря на то, что они все стали на 10 лет старше, у меня такое ощущение, что где-то в глубине души они до сир пор еще разрабатывают «Теорию Счастья», хотя понимают, что никто в нее не верит.

Когда Юлю приговорили к насильственной проверке психики, я был категорически против этого и обращался к директору Института Сербского - очень надеюсь, что в какой-то степени это сработало. Я считаю, что несчастна та страна, в которой людей, которые верят в «Теорию Счастья», надо проверять на психическое здоровье.

Люди, верящие в "Теорию Счастья", насилие над человеком скорее отвергают, чем применяют. Это редко бывает, чтобы верили в такое "Счастье", в которое можно загнать человека кулаками, какими-то насильственными действиями. И такие люди не пишут стихов. Дело в том, что я вырос в поэтической семье и любовь к поэзии – это часть моей всей психологии, всей моей биографии. И поэтому люди, которые пишут сами стихи и которые хотят других научить писать стихи, - это, при всей их наивности, всегда благородные люди.

Эти ребята никому не причинили зла и не могут его причинить просто в силу своей жизненной позиции. Поэтому я готов еще раз и много раз, ровно столько, сколько потребуется, всем своим авторитетом, который у меня есть - а мне все-таки 70 лет, и я состою во многих московских и российских правозащитных организациях, включая Совет при президенте, - так вот, я готов поручиться этим авторитетом, что эта девушка не приносила и не будет приносить ничего кроме пользы.

Я знаю, в чем обвиняют Юлю Приведенную. Я считаю, что это полная бредятина. Этого не может быть - люди, которые учат других людей писать стихи, не учат их бить друг друга по лицу. Так не бывает, мой личный опыт свидетельствует, что так не бывает.

28 июля суд вынесет решение по делу Юлии Приведенной.

Русский ПЕН-центр глубоко возмущен арестом одного из руководителей Белорусского ПЕН-центра Владимира Некляева, известного белорусского поэта, прозаика, общественного деятеля, лауреата Государственной премии. Ему и его соратникам по гражданской кампании «Говори правду!» Сергею Возняку и Андрею Дмитриеву предъявлены абсурдные обвинения в совершении преступления по статье 250 Уголовного кодекса Белоруссии (распространение лживой информации о товарах и услугах). Причиной столь жесткого обращения с Владимиром Некляевым стал сбор подписей, инициированный кампанией «Говори правду!», за присвоение одной из улиц Минска имени Василя Быкова – самого известного белорусского писателя.

Мы требуем незамедлительного освобождения Владимира Некляева и его сподвижников и считаем абсурдными и неправомерными действия властей Белоруссии, государства, претендующего на демократические принципы.

Президент Андрей Битов
Вице-президент Алексей Симонов
Члены Исполкома
Лев Тимофеев
Юнна Мориц
Александр Городницкий
Людмила Улицкая

27 апреля Президент России, отвечая на вопрос норвежского журналиста, сформулировал свое неприятие термина «гласность», сказав, что «это паллиатив, изобретенный в советские времена».

Дмитрий Анатольевич Медведев предпочитает свободу слова.

Мы с Дмитрием Анатольевичем единомышленники. Я тоже предпочитаю свободу слова, эту линию горизонта, к которой движется и никак не может ее достигнуть все прогрессивное человечество. Но защищать надо то, что есть, и бесполезно тратить усилия, защищая то, чего на самом деле нет.

Наш Фонд, существующий с 1991 года, именуется Фондом защиты гласности и определяет эту гласность как возможность публично называть коррупционеров – жуликами, диктаторов – чудовищами, а подлецов - подонками. Гласность - хорошее старое русское слово родом из реформ Александра Второго. Гласность – это та часть свободы слова, за которой стоит возможность называть вещи своими именами. Вторая часть этой свободы – возможность быть услышанным. С этим и у нас и у Вас большие проблемы.

Дмитрий Анатольевич, Вам очень хорошо известно из личного опыта, что многое из того, что Вы гласно произносили за эти годы, не было услышано, и уж тем более реализовано подчиненным Вам могучим аппаратом государства.

Уважаемый Дмитрий Анатольевич, призываю Вас изменить свое отношение к гласности и уж тем более не нападать на нее публично. В нашей стране даже у Вас нет свободы слова, поэтому давайте беречь гласность – единственную возможность выкрикнуть из толпы, что король голый.

1. "Проверка на дорогах"

2. "Жизнь и судьба" Гроссмана

3. "Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины" Симонова

4. "Темная ночь"

Был рубеж между новой официальной российской властью – Горбачевым, Ельциным – и Сталиным. Рубеж был очень значительный. И власть не занималась десталинизацией сознания, что было большой ошибкой, а занималась демократизацией этого сознания. А между сегодняшней властью и Сталиным зазора нет, у них нет внутреннего отторжения от сталинской политики. Всякие глупости, которые они делают, это результат отсутствия внутреннего рубежа. Они принимают решения не напрягаясь - люди, которым нечего предъявить Сталину, или же они уже забыли, что ему можно и нужно было предъявить, для того чтобы объявить его выдающимся менеджером и т.д. Для меня значительно страшнее вот этот внутренне преодоленный рубеж.

Идея о том, что население должно существовать в постоянном напряжении, нынешним властителям очень нравится. Мы снова превращаемся в рабов, за которых нас держал Иосиф Виссарионович и за которых держат нас они. Относятся они к Сталину, правда, иначе, чем раньше, но нас они в грош не ставят точно так же, как это было при Иосифе Виссарионовиче.

А людям не все равно. Люди интеллигентные, знающие свою историю огрызаются по этому поводу публично. Это происходит и в СМИ, и на уровне круглых столов. В конечном счете то, что Сталина не выбрали на безумном конкурсе "Имя Россия", – свидетельство того, что даже во власти нет однородного почтения к этой фигуре.

Я не уверен на сто процентов в том, что надо отменять 282-ю статью. Я думаю, что уголовная ответственность за слово – абсурд, а гражданская, административная ответственность - это вполне нормально.

Сейчас, когда возвращается фашистская спираль, на слова смотреть надо. Другой вопрос, что за них нельзя сажать в тюрьму. Есть намного более опасные и серьезные поводы туда сажать.