Леонида Михайловича Баткина люди моего поколения застали в те еще глубоко доперестроечные времена, когда в нем вновь, после многих десятилетий зажима, встрепенулась общественная душа, которую, казалось, навсегда забили репрессии и страх перед возможным их повторением - бегство из Харькова, пятый пункт и прочие особенности нашего безумного городка. Он развернулся в "ренессансной" комиссии Академии наук, с головой окунулся, как тогда писали, в обсуждение остро стоявших тем - "классика и мы", "сколько чертовщины и буржуазной пошлости в эпохе Возрождения". Леволиберальное крыло интеллигенции против новой почвеннически-клерикальной волны.

Многим из тех, кто разделял подход Баткина, казалась или могла казаться странной его манера приближать чужую эпоху к нашему времени. На самом деле Баткин с оттепельных времен просто-напросто зажил в своем времени как в историческом. Иначе говоря, не в безвременье "позднего совка", от которого так сладко было бежать в античность, средневековье, в "серебряный век" или к импрессионистам, а наоборот, в свое время, но - со своим знаточеством наперевес.

Потом наступила "перестройка", и Баткин оказался на своем месте в эту новую историческую эпоху. В одной политической лодке с такими не похожими друг на друга людьми, как А.Д. Сахаров или С.С. Аверинцев. Как ни относись к Троцкому, но тон дал самое точное определение русской интеллигенции - "щупальца Запада в политическом теле России". Многие ученые стали или остались политическими активистами. Надо было сделать так, чтобы Россия стала вполне частью Европы.

Он занимался этим в мире и в среде, которые знал и любил, - в университете, в академии. Целое десятилетие когорте ученых и общественников, получивших в перестройку второе дыхание после абортированной оттепели 1950-60-х, казалось, что дело в шляпе, что можно не беспокоиться так уж сильно о политике как таковой, потому что довольно новой академической среды. Есть студенты, есть новые живые силы, которые отныне и справятся с последствиями разрухи в умах и с пустыней в политической жизни.

Но настали "нулевые годы", и к этому новому времени Леонид Михайлович Баткин подошел с тем же чувством и прекрасным наивным умом политического человека, которое двигало им в конце 1970-х. Отсюда - и отчаяние наших дней. В последние два года мы окликали друг друга сквозь электрический шум так называемых социальных сетей.

29 августа 2016 года.
Поражен и крайне встревожен статьей… об окружении украинских границ российскими войсками. Я, конечно, и раньше читал об этой дислокации, но публицист приводит совершенно конкретные данные. На их фоне и в связи с фантастическим объявлением "боевой готовности" всей армии мнение Пионтковского о том, что вскоре В.В.П. начнет тотальную войну ради захвата Украины, кажется очень серьезным. До сих пор я не допускал такой бредовой возможности. А сейчас испытал леденящий ужас. Да, в конечном счете бредовая авантюра (означающая, помимо всех кровавых жертв и параллельного усиления внутреннего кризиса, вызов Западу и НАТО, после КРЫМНАШ - УКРАИНАНАША?) закончилась бы падением путинского режима. Но - "в конечном счете". На пути к нему происходило бы нечто страшное, несравненно страшней вторжения в Афганистан. Мне недостает воображения и разума, чтобы представить такое. А каковы были бы последствия этого безумия для россиян (не говоря уже о населении Украины)? "Лишь бы не было войны". И что, Россия сама может развязать большую войну? И наши армейцы, солдаты и офицеры, будут просто подчиняться приказу? Нет, я не в силах во все это поверить и по-прежнему считаю это невозможным. Но! Главное внимание гражданского общества (если оно у нас существует) должно быть обращено на эти войсковые перемещения, внезапные "проверки боеготовности" и т.п. Хорошо бы, чтоб эти очень затратные действия оказались блефом неадекватных правителей. Но в данный момент, прочитав Пионтковского, я - повторюсь - леденею".

Это пишет не только харьковчанин. Это пишет космополит, человек мира.
Переживания собственного старения и еще более стремительного дряхления политической России переплетаются все туже и туже.

А я забыл, увы, даже многие когда-то внимательно прочитанные книги, не смог бы сейчас предметно пересказать ни Платона, ни Вергилия, ни Гоббса, ни некоторые пьесы Шекспира, ни "Критику способности суждения" Канта, ни гегелевскую "Феноменологию духа", даже "Самосознание" Бердяева, вот, тоже стоящее под носом на полке, или - рядышком - всем тоже известный "Курсив мой" Берберовой, пьесы Блока (беру разномасштабных и просто разных авторов)... память отшибло. В частности - и только от этого мне иногда грустно - память визуальную, я очень плохо помню, например, исхоженные улицы Флоренции, самого "моего" города... Я их мысленно не вижу... Духом и впрямь только и можно как-то держаться. Но все же и плоть очень сильна - когда она расцветает и - совсем по-другому - когда она плачевно хиреет.

Вместе с Баткиным мы только в августе 2016 прочитали стихи, посвященные Леониду Михайловичу поэтессой и харьковской приятельницей Марленой Рахлиной (1925-2010):

Леня Баткин, зачем родились
и за что же мы жили со всеми
в то, истории чуждое время?
Словно как на дрожжах поднялись,
а потом цепенели, молчали,
неисторию изучали…
Поднатужились, поднапряглись,
изучили все ненауки
и, дипломы принявши в руки,
во все стороны разбрелись.
Жизнь кончается. У нее,
между прочим, такая рожа!
На себя самое похожа,
но бессильная, но старье!
Видно, было за что ее
Навсегда уродом ославить,
на высокий помост поставить:
ну, смотрите же, е-мое!
Ну, а все же, а все же, все ж,
и не то чтоб "борясь с судьбою",
были мы и сами собою,
потихоньку ломая ложь,
потихоньку долгие годы
уловляя свою свободу!
И помстится ж такой пустяк:
что, как старое золото Флинта,
наша смерть пусть будет конфликтна,
словно жизнь! И пусть будет так!

Написанные довольно давно, эти стихи оказались пророческими в том смысле, что смерть Баткина воспринимается сегодня, сейчас не столько как знак естественного хода времени, сколько как протест. Да, она "конфликтна" в высоком поэтическом смысле.

Еще в августе этого года Баткин шутил:
Сейчас развеселил себя, ненароком сказав, что "я в переходном возрасте - от старости к дряхлости.

Считал ли он себя счастливым человеком? Думаю, да. В том же августе он писал:
Очень хочется дожить до политических перемен и "уйти в мир иной" (которого нет) в более свободной России. Я думаю изредка, что некоторые очень близкие мне друзья (например, А.Л. Монгайт или Лина Туманова) не дожили до "перестройки" и падения "железного Феликса" с постамента.

Леонид Баткин - не дожил. Но как человек, за спиной которого столетия таких пертурбаций, он оставил таким же наивным, каким был и сам, повод для оптимизма.
Конфликтного, протестного, требующего жизни.