Нобелевскую премию по литературе получил шведский поэт Томас Транстремер
Нобелевская премия по литературе присуждена шведскому поэту Томасу Транстремеру. Об этом в Стокгольме в Стокгольме объявил постоянный секретарь Шведской академии Петер Энглунд. "Его концентрированные, ясные образы дали нам свежий взгляд на мир", - гласит формулировка академиков.
Томас Транстремер родился в 1931 году в Стокгольме. Он был профессиональным пианистом, но после инсульта в 1990 году у него парализовало правую часть тела, он потерял речь. Затем научился писать левой рукой и даже стал играть на фортепиано произведения для левой руки, которые специально ради него писали западные композиторы.
Автор 12 книг стихов и прозы, лауреат всех основных премий, присуждаемых в скандинавских странах, в том числе - поэтической премии издательства Бонниер за 1938 год. В 1981 году он получил и самую престижную европейскую поэтическую премию Петрарки, присуждаемую в Германии.
Поэт также писал экспериментальные хайку, опубликованные в книге "Великая тайна", вышедшей в 2004 году. На русском языке хайку Транстремера публиковались в переводе Анатолия Кудрявицкого.
Сумма премии составляет 10 миллионов шведских крон, церемония ее вручения пройдет в Стокгольме 10 декабря, в день кончины ее основателя - шведского промышленника и изобретателя Альфреда Нобеля.
В 2010 году Нобелевскую премию присудили перуанскому писателю Марио Варгасу Льосе. За год до этого лауреатом премии стала немецкая писательница Герта Мюллер.
Дословно
Иосиф Бродский (1940-1996)
Вот я и снова под этим бесцветным небом,
заваленным перистым, рыхлым, единым хлебом
души. Немного накрапывает. Мышь-полевка
приветствует меня свистом. Прошло полвека.
Барвинок и валун, заросший густой щетиной
мха, не сдвинулись с места. И пахнет тиной
блеклый, в простую полоску, отрез Гомеров,
которому некуда деться из-за своих размеров.
Первым это заметили, скорее всего, деревья,
чья неподвижность тоже следствие недоверья
к птицам с их мельтешеньем и отражает строгость
взгляда на многорукость - если не одноногость.
В здешнем бесстрастном, ровном, потустороннем свете
разница между рыбой, идущей в сети,
и мокнущей под дождем статуей алконавта
заметна только привыкшим к идее деленья на два.
И более двоеточье, чем частное от деленья
голоса на бессрочье, исчадье оледененья,
я припадаю к родной, ржавой, гранитной массе
серой каплей зрачка, вернувшейся восвояси.