Федеральная палата адвокатов очень оперативно отреагировала на наше обращение о проблеме адвокатов по назначению, по инициативе следствия мешающих работать адвокатам по соглашению. Никаких чиновничьих проволочек, принятых в госорганах, когда тратится месяц на рассмотрение, не было.

Федеральная палата признала и подтвердила, что проблема существует и связана с действиями и решениями судов и следователей. В ответе указано, что проблема может быть разрешена и палата сможет повлиять на нее принятием рекомендаций внутри адвокатского сообщества. Самое главное: на ближайшем заседании в январе этот вопрос будет рассмотрен по существу. Мы надеемся, что в итоге появятся четкие рекомендации для адвокатского сообщества, как это было в свое время с "адвокатами-дублерами", с помощью которых суды пытались обойти "неудобных" адвокатов по соглашению.

Поскольку обращение было коллективным (сейчас под ним подписались около семидесяти адвокатов), речь шла не столько о конкретном деле, сколько о системной проблеме. Но вторая часть обращения была связана с конкретным делом Бученкова, обвиненного по Болотному делу. Федеральная палата направила информацию в палату города Москвы для рассмотрения по существу в части действий адвоката по назначению. Насколько мне известно, процедура по рассмотрению уже началась и сейчас идут подготовительные действия. Не стоит забегать вперед и предсказывать, признает ли московская палата действия конкретного адвоката противоречащими кодексу этики. Но можно быть уверенным, что они это дело рассмотрят всесторонне и объективно.

И речь не только о двадцати четырех часах, в течение которых назначенный адвокат должен ожидать прибытия адвоката по соглашению. В обращении мы отдельно указываем, что адвокат, неважно по приглашению или по назначению, должен вести себя подобающе, как профессиональный игрок в области права. Его роль заключается не только в том, чтобы прийти, посидеть и узнать, истекли ли эти 24 часа. Он должен принять активные меры, чтобы проверить, выполнил ли следователь требования законодательства по обеспечению права на защиту задержанного. У адвоката по назначению должны быть рекомендации, в которых должно быть указано, что адвокат должен конфиденциально, как это предусмотрено законом, побеседовать с клиентом. И не просто перекинуться парой слов где-то в уголке, а четко выяснить все обстоятельства дела. Узнав, что сообщения родственникам не было, он должен тут же оформить письменно жалобы и ходатайства и зафиксировать это в деле, а по истечении срока связаться с близкими и родственниками. Лишь убедившись, что они не будут приглашать адвоката или не пытались этого делать, он приступает к своим профессиональным обязанностям.

На самом деле мы это не придумали, а это прописано в законе, и на это уже обращал внимание Конституционный суд. Подзащитному нельзя навязывать защиту и нельзя навязывать адвоката. Основное, субъективное право на защиту, связано с его личностью и его волеизъявлением. Он (или его родственники с его согласия) должен сначала принять какое-то решение, и лишь потом, как указано в законе, следователь либо суд принимает меры по назначению, опять же по инициативе задержанного.

Возможно ли этого добиться? Практика показывает, что это возможно исходя из самой схемы. Схема карманных адвокатов реализуема при участии следователя и адвоката по назначению. Если не будет одного из субъектов, то схема не будет работать. А адвокатское сообщество может напрямую повлиять на одного из субъектов. Когда мы общались с коллегами по регионам и анализировали ситуацию при подготовке нашего обращения, были примеры, когда даже без этих рекомендаций, но отталкиваясь от положений закона, в ряде регионов палаты принимали схожие решения и действовали. Один из коллег в Челябинской области описывал случай, когда задержанный находился в изоляторе временного содержания. Приглашенного адвоката, о котором следователь знал, не допускали в следственный изолятор. Следователь от него бегал и отказывался общаться, при этом пытаясь "выдернуть" адвоката по назначению. Адвокат по приглашению пожаловался вице-президенту, а тот предупредил адвокатов, что такой-то следователь будет пытаться в обход закона обеспечить участие адвоката по назначению. Он начал обзванивать дежурных адвокатов, а те ответили - извините, у вас там есть приглашенный адвокат, и ваши действия незаконны. Он бегал-бегал, и когда понял, что схема не работает, стал уже бегать за приглашенным адвокатом, умоляя его присутствовать на следственных действиях.

Будем реалистами. Незаконные явления в обществе полностью искоренить нельзя. В идеале нужно стараться свести такие случаи к минимуму и принять меры, большей частью направленные на профилактику. Надо не столько выявлять и наказывать нарушителей, а направить в нужное, законное и правильное русло тех адвокатов, которые, может быть, не совсем уяснили ситуацию.

Юридическая норма - просто текст на бумаге. Ее значение выражается в том, как она толкуется или применяется государственными органами. В случае с осуждением Надежды Толоконниковой и Марии Алехиной статья Уголовного кодекса о хулиганстве была применена так, что ограничивала право на выражение критического мнения.

Мы с Толоконниковой подали жалобу в Конституционный суд, позднее к жалобе присоединится и Алехина. Дело Pussy Riot уже коммуницировано ЕСПЧ, и мы бы хотели инициировать как можно больше способов их правовой защиты. Однако главный смысл нашей жалобы не в этом: нам важно получить от КС официальные разъяснения конституционно-правового смысла 213 статьи УК РФ.

Как полагает суд, выносивший решение по делу Pussy Riot, мнение, которое было выражено участницами панк-молебна в храме Христа Спасителя, не было одобрено большинством. Это стало квалифицирующим признаком нарушения общественного порядка и хулиганства. Критерием правовой оценки деяния было мнение большинства, что, с нашей точки зрения, недопустимо: судят не за то, что я задумал и сделал, а за то, как другие обо мне подумали.

Кроме того, Толоконникова и Алёхина привлечены к ответственности не за нарушение светских правовых актов, а за нарушение религиозных норм. Мы полагаем, что такое истолкование статьи 213, когда под нарушением общественного порядка понимают нарушение религиозных обрядов и традиций, не должно иметь места. Конституция РФ закрепляет разделение церкви и государства, следствие и суд не могут руководствоваться нормами религии.

Наши положительные ожидания заключаются в том, что Конституционный суд разъяснит конституционно-правовой смысл 213-й статьи. В последнее время статья 213 наряду со статьей 282 (возбуждение ненависти либо вражды по национальному и другим признакам) начала очень активно применяться к гражданским активистам, которые совершают уличные перформансы, выражают общественную позицию. Это напоминает советский период: что-то сказал не так, как рекомендует партия, - и становишься хулиганом.

Хулиганство - это хулиганство. Хулиган - человек, который дебоширит, избивает людей на улице. А у нас эту статью применяют к кому ни попадя.

Как отреагирует КС? Не знаю, я не экстрасенс. Сначала жалобу будут проверять по формальным основаниям, потом судьи решат, будут ли рассматривать жалобу или ограничатся определением. Опять же неизвестно, будет ли это определение формальной отпиской или раскроет хотя бы частично смысл статьи о хулиганстве и ограничит ее применение.

Сейчас Минюст готовит для передачи в суд административное дело против ассоциации "Голос". Судья должен или назначить дело к рассмотрению, или вернуть его в Минюст для устранения процессуальных недостатков - но в данном случае их нет. Да и нам не хотелось бы волокиты. Пусть суд рассмотрит по существу претензии к деятельности "Голоса" и его главы Лилии Шибановой.

Полагаю, дело будет рассмотрено в течение недели-двух, откладывать не будут. Практика показывает, что административные дела, инициированные властями, обычно рассматриваются очень быстро: вспомним хотя бы прошлогоднее дело о ликвидации лагеря "Оккупай" на Чистопрудном бульваре или многочисленные дела в отношении участников массовых мероприятий. А вот если гражданин попробует в судебном порядке оспорить действия властей по статье 254 ГПК, дело может растянуться на годы.

Мы в суде будем доказывать, что претензии к "Голосу" необоснованны. Организация не получала иностранного финансирования. Норвежская Хельсинкская группа по своей инициативе перевела "Голосу" премию. Эти деньги поступили на транзитный счет. В этом случае, если организация соглашается принять поступившие средства, она дает банку распоряжение о зачислении денег на свой валютный счет. "Голос" предупредил норвежцев, что не сможет принять эти деньги. Средства на счет организации не поступили. Гражданский кодекс предусматривает, что получатель дара (это один из видов дарения) может от него отказаться.

Минюст и не спорит с тем, что "Голос" не использовал эти деньги для разработки Избирательного кодекса, но исходит в данном случае из буквального толкования закона об "иностранных агентах", где нет прямой увязки иностранного финансирования с политической деятельностью.

Трактовать разработку Избирательного кодекса как политическую деятельность - это бред. Разработку проектов и нормативных актов назвать политической деятельностью невозможно. Закон не дает толкования этого термина, но, если исходить из общей практики, "политическая деятельность" предполагает прямое участие в избирательных процессах, поддержку конкретных политиков или партий. "Голос" же при разработке Избирательного кодекса предлагал реализовать в соответствии с Конституцией избирательные права граждан - неопределенного круга лиц.

Замглавы департамента Минюста по делам НКО Татьяна Вагина специально подчеркнула, что мониторинговую деятельность "Голоса" по наблюдению за выборами в ведомстве не считают политической деятельностью. По словам Вагиной, политической деятельностью признана именно разработка Избирательного кодекса, поскольку это проект нормативного акта, который направлен на изменение ситуации в сфере избирательного процесса. Нам такая позиция не кажется разумной, логичной и обоснованной.

Конечно, я буду стараться защитить интересы "Голоса" и Лилии Шибановой и в мировом суде, и в апелляционной инстанции. Однако эти московские суды известны своей политизированностью - рассмотрение дел основывается не на праве, а на политической целесообразности. Так что положительный результат получить вряд ли удастся.

Это дело важно еще и тем, что позволит обратиться в Конституционный суд с жалобой на закон об "агентах". Как известно, у обычных граждан и организаций нет возможности оспорить в КС закон, который еще не применялся, - сначала нужно стать его жертвой.

Я надеюсь, что разъяснения Верховного суда по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности существенно повлияют на правоприменительную практику. Хотя есть такая российская особенность: Верховный суд разъясняет, но реальные перемены на практике происходят не так гладко, как хотелось бы. Потребуется еще время, возможно, годы, для того чтобы так или иначе существующую практику искоренить. К тому же я опасаюсь, что будут попытки расширительного толкования этого хорошего по сути постановления.

Для примера можно взять постановления Верховного суда по делам о свободе слова. С одной стороны, все четко разъяснено высшим судом страны, с другой – те решения, которые принимаются, вообще никак не согласуются с этими разъяснениями. Суды приходится вынуждать обращаться к решениям Верховного суда, так как уровень квалификации судей федеральных судов в целом, на мой взгляд, низок и они в большинстве случаев не руководствуются разъяснениями Верховного суда. Случаи, когда судьи подходят к рассмотрению подобных дел с точки зрения закона, очень редки.

Но все равно постановление по «экстремистским» делам имеет очень большое значение. Высший суд страны высказал свою позицию по этому спорному вопросу, внес определенность в правоприменительную практику.

В моей практике таких дел много – это все последние дела, связанные с гражданскими активистами и журналистами. Эти дела о критике представителей власти, порой жесткой критике, но не столь важно мягкая она или жесткая – на то она и критика. Наиболее часто встречающиеся случаи – конфликты с правоохранительными органами. Это ситуации, когда они воспринимают критические замечания как унижение достоинства представителя власти. Власть объявляется социальной группой, и обвиняемому вменяется статья 282 Уголовного кодекса. Во многих случаях мы занимали принципиальную позицию, утверждая, что чиновник не является социальной группой и судить людей за высказывания в отношении представителей власти по "экстремистской" статье нельзя, так как такие высказывания допустимы в соответствии с Конституцией.

Как раз сегодня, когда я читал это постановление, один из наших заявителей-антифашистов занес предостережение прокурора Республики Татарстан, подписанное 23 июня. Из этого документа вытекает, что предостережение «о недопустимости экстремистской деятельности выносится за то, что на одном из сайтов опубликован манифест «Автономного действия». Прокурор республики со ссылкой на психологическое исследование пишет: «Манифест «Автономного действия» проповедует исключительность идеологии либертарного коммунизма перед другими идеологиями, что создает благоприятные условия для негативного отношения к другим политическим взглядам».

Эта логика прокурора и даже нашего Центра «Э» непонятна. Получается, если человек скажет, что партия «Единая Россия» лучше всех, то получается, что другие партии хуже, а это уже экстремизм. Бред какой-то получается. Рассматриваемое постановление исключает такую интерпретацию. Так что мы попробуем использовать постановление Верховного суда в деле нашего заявителя-антифашиста, заодно посмотрим, насколько обязательны для исполнения постановления Верховного суда.

Безусловно, надо учитывать, что сейчас предвыборный год, и критики будет много. И она должна быть, чтобы выборы прошли максимально открыто. Дискуссии в этот период – нормальное явление, в том числе с критическими замечаниями по адресу тех или иных госструктур или политиков.

Мы сейчас на той стадии, когда борьба с реальными экстремистами, которые возбуждают вражду, применяют насилие, перекинулась на антифашистов, анархистов. Это идеологическая уже борьба, а не борьба с экстремизмом. Так что, уверен, юристам, правозащитникам и активистам придется еще приложить много усилий, чтобы остановить этот запущенный «антиэкстремистский» механизм, одного постановления Верховного суда тут недостаточно.

Предыстория этого закона такова: до этого законодательно такого запрета не существовало, и его пытались ввести распоряжением по линии ГУФСИН. Конституционный и Верховный суды это распоряжение признали незаконным: общий смысл решений судов сводился к тому, что если закон не запрещает, то какой-то подзаконный нормативный акт не может вводить дополнительные запреты. Теперь законодатель не на уровне подзаконных нормативных актов, а уже на уровне закона пытается ввести это ограничение.

(Ничего страшного...)

Убийство Маркелова и Бабуровой породило в обществе страх, на что и было направлено. На мой взгляд, это была не только расправа над конкретными людьми, а некое устрашение: выбирали не просто каких-то рядовых людей, а именно тех, кто в этой сфере общественной деятельности наиболее значим, наиболее виден, к чьему мнению прислушиваются.

А как государство реагирует? То, что будет такое убийство (если бы это был не Стас Маркелов и не Настя Бабурова, это был бы кто-то другой), такие акты устрашения – было понятно. Но не принималось никаких мер, чтобы предотвратить это.

До этого было убийство Политковской, убийства других журналистов, но для властей это уроком не стало. Искали экстремистов и террористов там, где их нет. И делали экстремистами и террористами людей, которые ими не являются. Боролись с теми же антифашистами и продолжают бороться. Убийство Маркелова тоже должно было стать уроком, но нет ощущения, что они его усвоили. Действия по выковыриванию «экстремистов» продолжаются, а реальная борьба с теми, кто действительно является угрозой основам безопасности и конституционного строя, по-прежнему не ведется.

Были уголовные дела, по которым я представлял антифашистов, когда они проходили либо в качестве обвиняемых, либо в качестве потерпевших. Мне приходилось общаться со следователями, правоохранителями, с начальниками районных управлений внутренних дел. Они говорят, что для них антифашисты как группа непонятны. Какие-то странные люди, странно выглядят, странно говорят, с непонятными идеями. А если взять тех же нацистов, то их «понять можно»: они же патриоты, аккуратно подстрижены, у них форма наподобие военизированной, они любят оружие, ходят строем – у них порядок.

По некоторым ижевским делам есть признаки того, что фактически наци-группы находятся под защитой правоохранительных органов. Пример. Приходит нацист в клуб, где собираются, как правило, антифашисты, демонстративно фотографирует. Его, соответственно, просят удалиться, отбирают у него фотоаппарат, уничтожают фотографии. В этот же день, буквально через несколько минут, в центре по борьбе с экстремизмом лежит заявление. Даже если квалифицировать это как мелкое хулиганство (с натяжкой), или личное неприязненное отношение, или порчу имущества, с какой стати появляется сразу центр «Э», посреди ночи принимает заявление и сразу начинает оперативную разработку?! Пусть любой пострадавший от мелкого хулиганства на улице попробует обратиться в центр «Э». Примут его с распростертыми объятиями, сразу же начнут что-то делать?

Иногда удивляет равнодушие, бездумное отношение. Например, по казанским делам, в которых я участвовал. В приговоре суд пишет, что вменяет антифашистам признак совершения преступления по мотивам идеологической ненависти в отношении социальной группы «нацисты», то есть тем самым берет под охрану эту «социальную группу». Получается, что нацистов по этим приговорам государство берет под собственную охрану. Это идиотизм просто, по-другому не назовешь.

В Тюмени опять возбудили дело против местных гражданских активистов, потому что они расклеивают листовки в отношении социальной группы «сотрудники милиции». Опять ищут экстремизм не там, где он есть.

Громкий случай – убийство Стаса Корепанова в Ижевске. Парень попал под горячую руку, потому что одет не так, слушает рэп и катается на чем-то таком западном (на скейте), не на русском. Он был убит, и власти сначала заявили, что убийцы нацисты и убийство было на почве идеологической вражды. Через неделю сказали: «У нас такой проблемы нет». То есть проблема есть, а власть говорит, что ее нет. А раз власть говорит, что проблемы нет, она ее и не будет пытаться решить.

Власть для себя уроков не извлекла. Страшно. И есть опасность, что убийства могут продолжиться.

По делаем, в которых я участвую, я делаю упор на то, что привлекать за совершенные преступления нужно всех, независимо от убеждений – и фашистов, и антифашистов (если они реально совершают преступления). Но необходимо также обращать внимание на то, что в Уголовно-процессуальном кодексе указано в двух местах: причины и условия, способствовавшие совершению преступления. Что изначально явилось, что побудило, что спровоцировало, что создало условия для совершения преступления? Эти обстоятельства следствие, как правило, не затрагивает, и не только по этим делам. У нас идет борьба с преступностью, а работа на профилактику не ведется. Бороться необходимо с первопричиной, а не с последствиями.

Кроме того, я считаю, что очень важно общественное внимание к делам. Я в своей адвокатской работе уделяю журналистам большое внимание, потому что освещение тех или иных проблем в СМИ, придание им общественной значимости - это очень важно. А методика властей - это спрятать все, чтоб никто ничего не слышал. И ей надо противостоять.

Не так давно было прекращено дело в отношении правозащитницы Анастасии Денисовой из Краснодара (я был одним из ее защитников). Власти все хотели сделать тихо, но вытаскивание этой темы, этого дела в информационное пространство позволило добиться успеха. Не дали втихаря засудить человека.

Воздействие на суд различными видеообращениями и прочими новыми методами вряд ли имеет смысл – ведь суд руководствуется в основном материалами дела и тем, что он слышит на заседаниях. Но присяжные чаще все-таки руководствуются чувством справедливости при вынесении приговора и меньше уделяют внимания юридическим тонкостям. И если общественность считает, что какое-то явление несправедливо, то суд присяжных должен это мнение учитывать при вынесении вердикта. Ведь приговоры суд выносит именем Российской Федерации, а по Конституции Российская Федерация – это ее многонациональный народ.