Убийство Маркелова и Бабуровой породило в обществе страх, на что и было направлено. На мой взгляд, это была не только расправа над конкретными людьми, а некое устрашение: выбирали не просто каких-то рядовых людей, а именно тех, кто в этой сфере общественной деятельности наиболее значим, наиболее виден, к чьему мнению прислушиваются.

А как государство реагирует? То, что будет такое убийство (если бы это был не Стас Маркелов и не Настя Бабурова, это был бы кто-то другой), такие акты устрашения – было понятно. Но не принималось никаких мер, чтобы предотвратить это.

До этого было убийство Политковской, убийства других журналистов, но для властей это уроком не стало. Искали экстремистов и террористов там, где их нет. И делали экстремистами и террористами людей, которые ими не являются. Боролись с теми же антифашистами и продолжают бороться. Убийство Маркелова тоже должно было стать уроком, но нет ощущения, что они его усвоили. Действия по выковыриванию «экстремистов» продолжаются, а реальная борьба с теми, кто действительно является угрозой основам безопасности и конституционного строя, по-прежнему не ведется.

Были уголовные дела, по которым я представлял антифашистов, когда они проходили либо в качестве обвиняемых, либо в качестве потерпевших. Мне приходилось общаться со следователями, правоохранителями, с начальниками районных управлений внутренних дел. Они говорят, что для них антифашисты как группа непонятны. Какие-то странные люди, странно выглядят, странно говорят, с непонятными идеями. А если взять тех же нацистов, то их «понять можно»: они же патриоты, аккуратно подстрижены, у них форма наподобие военизированной, они любят оружие, ходят строем – у них порядок.

По некоторым ижевским делам есть признаки того, что фактически наци-группы находятся под защитой правоохранительных органов. Пример. Приходит нацист в клуб, где собираются, как правило, антифашисты, демонстративно фотографирует. Его, соответственно, просят удалиться, отбирают у него фотоаппарат, уничтожают фотографии. В этот же день, буквально через несколько минут, в центре по борьбе с экстремизмом лежит заявление. Даже если квалифицировать это как мелкое хулиганство (с натяжкой), или личное неприязненное отношение, или порчу имущества, с какой стати появляется сразу центр «Э», посреди ночи принимает заявление и сразу начинает оперативную разработку?! Пусть любой пострадавший от мелкого хулиганства на улице попробует обратиться в центр «Э». Примут его с распростертыми объятиями, сразу же начнут что-то делать?

Иногда удивляет равнодушие, бездумное отношение. Например, по казанским делам, в которых я участвовал. В приговоре суд пишет, что вменяет антифашистам признак совершения преступления по мотивам идеологической ненависти в отношении социальной группы «нацисты», то есть тем самым берет под охрану эту «социальную группу». Получается, что нацистов по этим приговорам государство берет под собственную охрану. Это идиотизм просто, по-другому не назовешь.

В Тюмени опять возбудили дело против местных гражданских активистов, потому что они расклеивают листовки в отношении социальной группы «сотрудники милиции». Опять ищут экстремизм не там, где он есть.

Громкий случай – убийство Стаса Корепанова в Ижевске. Парень попал под горячую руку, потому что одет не так, слушает рэп и катается на чем-то таком западном (на скейте), не на русском. Он был убит, и власти сначала заявили, что убийцы нацисты и убийство было на почве идеологической вражды. Через неделю сказали: «У нас такой проблемы нет». То есть проблема есть, а власть говорит, что ее нет. А раз власть говорит, что проблемы нет, она ее и не будет пытаться решить.

Власть для себя уроков не извлекла. Страшно. И есть опасность, что убийства могут продолжиться.

По делаем, в которых я участвую, я делаю упор на то, что привлекать за совершенные преступления нужно всех, независимо от убеждений – и фашистов, и антифашистов (если они реально совершают преступления). Но необходимо также обращать внимание на то, что в Уголовно-процессуальном кодексе указано в двух местах: причины и условия, способствовавшие совершению преступления. Что изначально явилось, что побудило, что спровоцировало, что создало условия для совершения преступления? Эти обстоятельства следствие, как правило, не затрагивает, и не только по этим делам. У нас идет борьба с преступностью, а работа на профилактику не ведется. Бороться необходимо с первопричиной, а не с последствиями.

Кроме того, я считаю, что очень важно общественное внимание к делам. Я в своей адвокатской работе уделяю журналистам большое внимание, потому что освещение тех или иных проблем в СМИ, придание им общественной значимости - это очень важно. А методика властей - это спрятать все, чтоб никто ничего не слышал. И ей надо противостоять.

Не так давно было прекращено дело в отношении правозащитницы Анастасии Денисовой из Краснодара (я был одним из ее защитников). Власти все хотели сделать тихо, но вытаскивание этой темы, этого дела в информационное пространство позволило добиться успеха. Не дали втихаря засудить человека.

Воздействие на суд различными видеообращениями и прочими новыми методами вряд ли имеет смысл – ведь суд руководствуется в основном материалами дела и тем, что он слышит на заседаниях. Но присяжные чаще все-таки руководствуются чувством справедливости при вынесении приговора и меньше уделяют внимания юридическим тонкостям. И если общественность считает, что какое-то явление несправедливо, то суд присяжных должен это мнение учитывать при вынесении вердикта. Ведь приговоры суд выносит именем Российской Федерации, а по Конституции Российская Федерация – это ее многонациональный народ.