Олег Кашин написал статью о том, что многие деятели оппозиции недалеко ушли от Путина и его режима. В частности, он подвергает резкой критике создателей проекта «Санация права» за нежелание включить в список подлежащих немедленной отмене законов печально знаменитую 282-ю статью УК и другие завязанные на нее же положения так называемого антиэкстремистского законодательства. Достается и Гарри Каспарову за его утверждение, что первым свободным выборам после ликвидации путинского режима должен предшествовать некий «период очищения», в ходе которого общество должно осознать собственную ответственность за попустительство преступлениям путинской клики.

С упреками Олега Кашина по адресу Гарри Каспарова я категорически не согласен. Это не стремление заменить «плохую диктатуру» на хорошую и правильную. Коль скоро мы вынуждены признать, что существующий режим не может быть сменен в рамках установленных им псевдовыборных процедур, мы должны признать и неизбежность периода «перерыва в праве» после его падения. Можно спорить о сроках проведения свободных выборов. Но невозможно отрицать, что вплоть до их проведения переходная власть должна обладать экстраординарными полномочиями по упразднению старой легитимности и учреждению новой. Власть такого типа исторически принято называть революционной диктатурой. Этих слов не надо бояться. В Португалии после свержения фашистского режима Каэтану возник фактически самоназначенный надзорный контролирующий орган, который продолжал играть роль высшего арбитра в течение ряда лет даже после избрания Учредительного собрания и принятия конституции. Переходу Португалии к демократии он не помешал.

А вот в том, что Олег Кашин написал про 282-ю статью, я хочу его полностью поддержать. Владимир Ашурков обстоятельно ответил Кашину. Объяснил, что основатели проекта «Санация права» решили первоначально внести в свой список только те законы, необходимость отмены которых не вызывает возражений ни у кого из них. А уже затем двигаться дальше и обсуждать законы, вызывающие разногласия. Ашурков пообещал, что, поскольку вопрос о 282-й статье действительно встал весьма остро и болезненно, он обязательно будет обсужден публично.

Аргументы как противников 282-й статьи, так и сторонников ее сохранения в «уточненном» виде приводились уже не раз, в том числе и мной. Я не буду повторять их сейчас, потому что уверен: Владимир Ашурков, Борис Акунин, Ирина Ясина и другие не менее достойные инициаторы проекта «Санация права» способны обеспечить самый высокий теоретический уровень дискуссии по допустимости идеологических запретов и уголовного преследования за «мыслепреступления». Я лишь хочу обратиться к ним с просьбой рассмотреть один совсем не теоретический вопрос. Вопрос о судьбе одного конкретного человека. Несомненного политзаключенного, хотя и не признанного таковым ни одной солидной правозащитной организацией. Это Борис Стомахин.

Он уже отсидел пять лет и почти сразу был посажен еще на шесть. За то, что выступал против войны в Чечне и требовал признать ее независимость. За то, что выражал поддержку чеченскому сопротивлению. За то, что утверждал: государство, граждане которого готовы оправдывать любую жестокость своей власти хоть по отношению к другим, хоть по отношению к себе, есть несомненное зло. И он прямо выражал вражду и ненависть по отношению к этому злу. Прямо по 282-й статье.

Да, он говорил и писал ужасные вещи. Оправдывал террористические атаки на российские гражданские объекты. Утверждал, что за войну в Чечне Россию следует подвергнуть атомной бомбардировке. Потому что он отказывался понимать, почему Грозный бомбить можно, а Москву нельзя. Он говорил, что Москву бомбить тоже можно. Потому что он пытался хотя бы так объяснить своим соотечественникам, что Грозный бомбить тоже нельзя.

Когда-то он выходил на Пушкинскую площадь с плакатом «Я - чеченец. Дави меня танком». Фактически он и лег под танк. Под танк путинской репрессивной машины. И этот танк ездит по нему уже второй лагерный срок. Я хочу спросить уважаемых организаторов проекта «Санация права»: считают ли они, что Борис Стомахин должен сидеть больше десяти лет за свои очень злые и жестокие слова? Лично я считаю это вопиющей несправедливостью. И еще я считаю, что одобрять это может только изверг. «Мемориал», отказавшийся признать Стомахина политзаключенным, поскольку тот таки призывал к насилию, тем не менее протестовал против неадекватной жестокости приговора. Может ли Владимир Ашурков предложить такие «уточнения» к 282-й статье, которые позволят Борису Стомахину выйти на свободу?

Спор о допустимости запрета так называемых «речей ненависти» и преследования за них не вчера начался и не завтра закончится. Впрочем, я человек мирный и готовый к поиску компромисса со своими оппонентами. И вот мое предложение компромисса: в качестве первого шага согласиться хотя бы с тем, что никакие высказывания, даже самые отвратительные, не могут наказываться лишением свободы. За слова нельзя сажать в тюрьму.