Обращенное к истории документальное кино в нашем эфире, будто тесто на дрожжах, пухнет и расползается во все стороны. Похоже, что после сериалов это сейчас наиболее ходовой товар на телевидении. Вчера зрители могли видеть почти одновременно и примерно про одно и то же сразу две ленты - "Судьбу барабанщика" (об Эрихе Хонеккере – "Россия") и "Формулу стены" (о Берлинской стене – "Первый канал"). Накануне - "Эскадроны смерти Пабло Эскобара" ("Первый"), "Жена Сталина Надежда" (НТВ). Еще раньше: "8½ Евгения Примакова", "Кошмар президента Никсона", "Тайна смерти Дзержинского". А до этого в нашем эфире побывали "Три жены Буденного", "Гитлер, Гиммлер...". Был еще фильм "Убить Гитлера". Наконец, продолжает жизнь на "России" еженедельный цикл Николая Сванидзе "Исторические хроники".
Это то, что было вчера. А на завтра обещано много больше, в частности, новые фильмы из цикла Елизаветы Листовой "Советская империя" - "Останкино" и "Артек".

Оценить всю эту продукцию однозначно невозможно. Какие-то работы неприхотливы по задаче и ремеслу, какие-то – серьезны и представляют собой дельные экскурсы в стремительно отдаляющееся от нас прошлое.

Тут другое прежде всего надо бы понять. Отчего такой всплеск интереса к тому, что вроде бы быльем поросло? На поверхности публицистический ответ: ну, раз нельзя прямо и откровенно говорить о современности, то телевизионщики отползают назад, в историю, и там удовлетворяют свое профессиональное любопытство. Вот и пример – Савик Шустер, лишенный "Свободы слова", делает документальный фильм о событиях пятилетней давности - о премьерстве Евгения Примакова. Несколько раньше тем же путем пошли Сванидзе и Листова.

Иллюстрация вроде бы убедительная, но не объясняющая до конца ситуацию с нынешней интенсивностью телевизионного "нонфикшна".

Очевидно, что это не навязанный зрителю спрос. Что он назрел и потому естественен.

Конечно, ТВ ненасытно по части повседневности и завтрашнего дня. Кажется, что оно готово кормиться одними завтраками, не утруждая себя обедами и ужинами. Посмотрите, как оно неприлично торопит действительность в случае с Арафатом! Уже раза три объявило о его безвременной кончине. Уже на всех каналах перелистаны его досье. Уже все телекомпании мира развернули свои спутниковые тарелки там, где будет проходить шоу похорон отца палестинской нации. Начало этого шоу затягивается, телевизионщики бьют копытами, а пока мы видим нечто другое – шоу нетерпеливого ожидания смерти человека, который все-таки еще вроде как жив.

При этом надо иметь в виду, что ТВ - это такая машина времени, которая способна ездить назад так же хорошо, как и вперед. Да и вперед смотрящий телезритель, жадный до последних новостей, время от времени чувствует себя утомленным от них – динамичная, но плоская "картинка" надоедает. Оглядка на прошлое дает стереоскопический эффект и довольно часто, иногда помимо воли документалистов, компенсирует недостаток в эфире глубокой аналитики.

Казалось бы, что нам такая Гекуба, как Ричард Никсон, тридцать с лишним лет назад подмочивший свою президентскую репутацию, а затем под угрозой импичмента ушедший в отставку. Но, как выяснилось из документального расследования, эта подробно рассказанная история имеет непосредственное отношение к сегодняшним спорам о нашем государственном устройстве. Мы увидели демократическую машину Америки в пути. Вот она на ходу поломалась по вине неуклюжего водителя, но при этом оказалась способной, не останавливаясь, починить сама себя, в чем и заключается преимущество хорошо сработанной демократии перед прочими режимами.
В прочих случаях, если уж машина сломалась, то ее можно сдавать на свалку.

В том и дело, что документальная эссеистика, углубляющаяся в историю, не просто возбуждает эмоции, которые потом не знаешь на что выплеснуть - как это бывает с шоу-митингами "К барьеру!", - а волей-неволей способствует мыслительному процессу в тебе, тупо сидящем перед экраном телевизора.

А какая занимательная притча вычитывается из документального повествования "Судьба барабанщика. Жизнь и смерть Эриха Хонеккера"! Жил-был юный барабанщик Эрих. Сызмальства боролся с одним тоталитарным режимом и был влюблен до потери сознания в другой тоталитарный режим. Вышел из фашистской тюрьмы, чтобы построить тюрьму социалистическую. Был радикальным идеалистом, стал циничным карьеристом.

Но, пожалуй, самая печальная и пессимистическая притча – это история Берлинской стены, 15-ю годовщину падения которой отмечает в эти дни западная общественность Она "вычитывается" в другой документальной ленте – "Формуле стены" - и вернее многих телеоракулов объясняет, что происходит в нашем обществе.

Сколько было боли и разбитых человеческих жизней, когда стена возводилась. Сколько загубила она жизней потом. И сколько было радости, когда она рухнула.

А теперь, спустя пятнадцать лет, многие в сытой, единой и демократической Германии ностальгируют по "Стене гнева". И в немецком народе популярен анекдот: "Почему китайцы все время улыбаются? – Потому что они не разрушили свою стену".
Что же мы удивляемся ностальгическим чувствам наших граждан по своим заборам с колючей проволокой?

Добротная историческая документалистика тем хороша, что включает телезрителя в обдумывание и в переобдумывание современности как бы невольно, непроизвольно, без риторических нажимов, без публицистического давления.

Разумеется, когда на "нонфикшн" есть такой спрос, предложение оказывается не всегда качественным. На телевизионный рынок выбрасывается суррогат. И историческая документалистика обнаруживает склонность к желтизне. В этом отношении яркий образец - фильм "Жена Сталина Надежда". В нем так много интересной информации. Виссарионыч-то, оказывается, был любовником матери своей жены. А может, и не был... Жена сделала десять абортов. А может, и больше... Она застрелилась, не вынеся тяжелого характера мужа-вождя. А может, ее застрелили по приказу вождя-мужа, которому надоели капризы жены... Сталин то ли рыдал на похоронах самоубиенной, то ли его вообще там не было.
Фильм строится не как исследование реальности, а как нагромождение слухов и взаимоисключающих мнений. Получается не документальное кино, а плюшкинская куча, которых в нашем эфире не счесть.

Надо признать, что правда жизни в ее небеллетристических формах подвержена тем же законам рынка, что и собственно художественная неправда. Если на нее растет спрос, что в общем отрадно, то отсюда вытекают и все сопутствующие любому медиабизнесу последствия: документальную правду можно имитировать, на ней можно спекулировать. Ее, наконец, можно вывернуть наизнанку, и она будет как новенькая.