Пять лет назад, в ноябре 1997 года был арестован во Владивостоке журналист Григорий Пасько. Пять лет следствия, тюрьмы, прокурорских проверок. Военные суды двух инстанций. И снова - тюрьма.
Вся античеловеческая система казенного мышления требует от Пасько одного: признай - в любой форме, любым способом - признай условно или между строк, что хоть в чем-то обвиняющая машина права. Потому что иначе - зачем она? Зачем десятки следователей и топтунов выглядывали и подслушивали, подделывали протоколы и раздували из мухи слона? Зачем закрывали глаза на все безобразия, творимые следствием, военные прокуроры? Зачем изощрялись в поисках аргументов 4 военных суда: два во Владивостоке и два в Москве? За что же иначе получили они внеочередные звания и повышения по службе? Вся система уперлась в категорическое отрицание Григорием Пасько своей вины.
Ну что, скажите, стоило этому Пасько согласиться с решением самого первого суда три года назад? Ну признал бы, как признал суд, что никакой он не шпион, но виноват, превысил свои должностные полномочия журналиста. Так нет же - подавай ему справедливость.

Ну что ж, будет тебе справедливость. И к локальной владивостокской мясорубке подключили всероссийскую карательную машину.

Первый состав Военной коллегии Верховного суда рассматривает жалобу Пасько и своим решением развязывает обвинению руки: вместо четырех эпизодов, на которых настаивало обвинение, надеясь наскрести доказательств, дело вопреки юридической этике возвращают во Владивосток на новое рассмотрение в полном объеме.
Не хватает аргументов у нового состава суда? Вот вам свидетельские показания золотопогонных адмиралов, у которых вместо памяти авторитет, а вместо аргументов командирский бас.

Второй суд признает Пасько виновным в шпионаже. По его версии, незаконно проникший на разбор военных учений журналист делал записи, которые собирался передать "японским шпионам". Шпионы эти по сию пору числятся журналистами и безнаказанно продолжают работать в российских корпунктах японских СМИ.
Так передал? Нет, но намеревался.
Перепечатал? Зашифровал? Спрятал? Нет, хранил на видном месте в своих бумагах.
Как доказать намерения? А не надо. Ты признайся, а мы тебе послабление. Не хочешь?
Ну, так на тебе 4 года тюрьмы.

Международная общественность - президенту: проявите гуманность. Но и президент - часть все той же машины, запрограммированной по Вышинскому: "собственноручное признание - царица доказательств". Президент предложил помилование, т.е. опять же: покайся и иди себе свободно на все четыре стороны под охранной грамотой верховной милости.
Опять отказался?
Ты чего, парень? Все хотят, чтоб ты вышел на свободу, президент хочет, и не только наш, а ты кочевряжишься.
Тогда получи, по каналу, который из подлецов - Первый, запускают фильм о том, какой злонамеренный шпион этот Пасько. И даже не находят времени, а скорее совести ответить на письмо, где перечислены восемнадцать доказательств лжи, содержащейся в двадцатиминутном "произведении".

Вторая Военная коллегия Верховного суда утверждает приговор, но чтобы придать решению видимость правосудия, по неосторожности вынимает из-под обвинения последнюю подпорку: оказывается, на разборе военных учений, Пасько присутствовал законно. Обвинение в шпионаже разваливается как карточный домик, а Пасько сидит.
Но появилась надежда: вышел он, наконец, из-под недреманного ока военной фемиды. Все-таки в колониях у нас командует Министерство юстиции. А жалоба на неверное решение Военной коллегии передана председателю Верховного суда - штатскому.

Проходит год. Пасько в Уссурийской колонии сколачивает двери.
Жалобу председатель Верховного суда рассматривать не хочет. Он, видите ли, новый удобный порядок учредил. Жалобы на военную юстицию должен рассматривать глава этой военной юстиции, зампред Верховного суда генерал Петухов. А у господина Петухова еще во время предыдущих двух рассмотрений сложилось мнение, что настойчивое отрицание осужденным своей вины - главное доказательство злонамеренности его самого и его поступков.
Не признается? Значит, виноват.
Отказали в жалобе.
А Минюст что - из другой державы или из другого теста?

Подошел срок УДО - условно-досрочного освобождения. Казалось бы - ну отпустите вы его, хватит его портретов за окнами президентского кортежа в любой из европейских столиц, писем протеста и международных премий за честь и профессионализм, хватит государству, не сумевшему сломить веру гражданина в свою невиновность, ломать ему жизнь. Вроде и президент с этим согласен. Так нет же.

Президент проявляет заинтересованность: когда, там, у Пасько срок подавать на УДО? А министр юстиции заявляет, что Пасько от УДО сам отказался. На следующий день, правда, приходится давать задний ход: нет, не отказывался. Но УДО, похоже, не для него. Видите ли, Минюст имеет инструкцию, что прежде чем отпустить на свободу арестанта необходимо, чтобы оный арестант...
Ну, угадайте с первого раза! Правильно:... признал справедливость вынесенного ему приговора. А без этого рассмотрение его дела судом "не имеет положительной перспективы".

Нету этого ни в Законе, ни в приказе. Но замминистра юстиции тем не менее доступно излагает: "Мы ему этот отказ признать вину в характеристику запишем, а дальше - это уже как суд решит".

А президент в дела правосудия у нас не вмешивается. И если суд решит, что без признания вины ни в чем неповинный Пасько не может воспользоваться правом на УДО, то ничего не сможет сделать президент - придется Пасько просидеть еще полгода, когда в очередной раз он получит право купить свободу ценой отступничества от истины.

Господа судьи! Господа прокуроры, президенты, министры, администраторы и прочие силовые товарищи! Дедушка Крылов по вас плачет. Вспомните "Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать"... Этот вид правосудия в стране уже торжествовал. Не перейти ли от торжеств к занудным будням Российской Конституции, утверждающей, что человек, его права и свободы, являются высшей ценностью и защита этих прав гражданина - прямая обязанность государства.

По поручению Фонда
Алексей Симонов