28 октября 2002 года в прессу начали просачиваться сведения, что следственные органы задержали чеченку, находившуюся среди заложников на Дубровке и подозреваемую в соучастии террористам. На следующий день в СМИ были опубликованы заметки, где упоминалось имя Яхи Несерхоевой. В одной публикации утверждалось, что Несерхоева едва ли не каялась в том, что она чеченка, и всячески старалась помочь заложникам, в другой ее практически прямо обвиняли в пособничестве террористам. 5 ноября Несерхоеву выпустили из СИЗО "Матросская тишина", следователи сняли с нее все обвинения, после чего она дала пресс-конференцию.
Адвокатом Яхи Несерхоевой был известный юрист Станислав Маркелов. Представителем – правозащитник, руководитель организации "Содействие реформе паспортной системы" Давид Горелишвили.
Даже спустя год нам неизвестны подробности этого дела: все его участники находятся под подпиской о неразглашении государственной тайны. Те немногие сведения, которые сообщил Давид Горелишвили в интервью Граням.Ру недостаточны, чтобы понять, кем и как проводилось следствие. Но все же они воссоздают атмосферу, которая сложилась вокруг расследования по факту захвата заложников на Дубровке.

- Каков ваш статус в деле Яхи Несерхоевой?

- Я был ее представителем по доверенности. Поначалу я занимался поисками адвоката, а я больше занимался вопросами финансирования юридической защиты, связями с общественностью, иногда сопровождал Станислава Маркелова на следственные мероприятия.

- Каким образом Несерхоева оказалась в здании на Дубровке?

- На представление Яха Несерхоева пошла вместе с подругой Галиной. Дело в том, что человек, у которого были билеты, не смог пойти на спектакль и отдал их женшинам. А потом произошло то, о чем мы все знаем.

- Предпринимала ли Несерхоева попытки установить контакт с террористами? Ведь были сведения, что бараевцы предлагали выпустить всех чеченцев, которые находились в зале?

- Никаких переговоров с террористами Яха не вела и вообще старалась поменьше выделяться из массы заложников. Она делала вид, что не понимает происходящего, и вообще старалась не показывать, что владеет чеченским языком. Разумеется, она общалась с заложниками – тогда в зале все старались помочь друг другу, и она так же, как и все, передавала соседям воду, еду, но не более того. Она едва ли не больше всех остальных боялась: с одной стороны, кругом заложники, которые могли принять ее за "засланного казачка", с другой – террористы.

- Потом был штурм, газ - и всех заложников, не разбираясь особо, кто есть кто, развезли по больницам. Как же получилось, что Несерхоеву стали подозревать в соучастии?

- Яху обнаружили 28 октября в 13-й городской больнице. По каким признакам ее опознали, мы можем только догадываться. Одна из версий – будучи в бессознательном состоянии, она говорила по-чеченски. Во всяком случае, опознание и прочие первые следственные процедуры происходили без ее участия – практически все время, которое она провела в больнице, Несерхоева была без сознания. Являлось ли ее состояние следствием газовой атаки или других причин, я не знаю.
Несерхоева – чеченка. Это и стало, пожалуй, единственным поводом для преследования.

- А что делали родственники Яхи все время, пока она была в заложницах, и потом, после штурма? Предпринимали ли они попытки найти ее?

- Первыми о случившемся узнали ее друзья, которые знали, что Яха с подругой пошла на представление, но все время, пока террористы держали заложников в здании, друзья Несерхоевой старались не афишировать, что в здании находится чеченка.
Насколько я знаю, после штурма они пытались выяснить судьбу своей подруги в больницах, а когда это у них не получилось, писать заявление в милицию они не стали.

- С какого момента вы подключились к этому делу?

- Друзья Несерхоевой пришли ко мне 2 ноября. По роду своей работы я веду довольно большое количество дел, так что обо мне друзья Яхи узнали от кого-то из моих бывших клиентов - от кого именно, я даже не стал выяснять. Они не знали, где именно находится Яха. Они только знали телефон следователя прокуратуры, который вел с ними переговоры и который, видимо, сообщил им о задержании Яхи.
Я им сразу сказал, чтобы они не прятались, а как можно чаще звонили следователю и демонстрировали, что о судьбе женщины кто-то беспокоится.
Уже потом мне стало известно, что 28 октября Несерхоеву перевели из 13-й больницы в больницу СИЗО "Матросская тишина". Все это время Несерхоева была практически без сознания и не понимала того, что с ней происходит.

- И что вы предприняли?

- Я сразу начал искать адвоката, и у меня на это ушло больше суток. Я обзвонил несколько адвокатов, тех, кого я знал лично. Но адвокаты отказывались, как только узнавали о том, что Яха Несерхоева – чеченка. Никто с самого начала не верил в ее непричастность. Кроме того, меня поразила сама позиция адвокатского сообщества - они старались не связываться даже с предполагаемыми террористами. Я пытался напомнить им, что даже если перед ними террористка (хотя я ни на секунду не сомневался в ее невиновности), она имеет право на помощь адвоката. И все равно мне отказывали. В результате единственным, кто согласился защищать Яху, оказался Станислав Маркелов.

- Но ведь найти адвоката – это еще половина дела. Адвокату надо платить...

- Я предпринял все что мог, чтобы найти деньги, я обращался в самые известные правозащитные организации, как российские, так и международные, и не смог найти деньги. Как только я начинал рассказывать о подробностях дела, мне говорили: "Понимаете, это очень щекотливая ситуация... а вдруг она и вправду террористка... получится, что мы помогаем международному терроризму..." Кстати сказать, Станиславу Маркелову за ведение этого дела так никто и не заплатил.
В России не нашлось ни одного финансового источника, ни отечественного, ни зарубежного, чтобы защитить несчастную, перепуганную женщину.

- Что произошло после того, как вы договорились с адвокатом?

- Станислав взял на себя все общение со следственными органами, я только иногда сопровождал его в СИЗО.

- Кто вел следствие?

- В первые дни по телефону со мной говорили самые разные люди – представители МВД и прокуратуры. Потом, как я понял, в расследовании принимали участие следователи из разных органов: обеих прокуратур (московской и Генеральной), МВД, ФСБ. Но лично я разговаривал только со следователями прокуратуры.
Со мной как с представителем общественной организации они вообще не хотели контактировать, а Маркелова просто не могли игнорировать в силу его статуса. Пока велось следствие, меня старались не подпускать к делу, но зато когда пошла речь о публичных процедурах, там уже без меня не обошлось.

- Каков был статус Яхи Несерхоевой во время следствия?

- Насколько я знаю, прямого обвинения ей предъявлено не было. Но само следствие шло очень странным образом. Статус Яхи постоянно менялся: то следователи говорили, что она подозреваемая, то - что обвиняемая, то снова подозреваемая, а по некоторым эпизодам допрашивали ее как свидетеля.

- На Несерхоеву оказывалось давление?

- Я не могу об этом говорить.

- Какова была позиция защиты в этом деле?

- Вся защита строилась на том, чтобы любыми законными способами выцарапать человека из этой огромной государственной машины. И в этом большая заслуга Станислава.
Основной задачей было урегулировать отношения со следователями, причем и Станислав, и я понимали, что это отношения не с конкретными людьми, а с этой огромной машиной. Следователь - это только представитель власти, и случай Несерхоевой совершенно не тот, когда следователь может по своей воле что-то смягчить, пойти или не пойти навстречу. Мы оказались лицом к лицу со всей государственной машиной.
Мало того, мы же до сих пор не знаем, сколько именно уголовных дел завела прокуратура после теракта. Их могло быть несколько сотен: по каждому соучастию, по каждой мелочи, по каждому эпизоду. И мы не знаем, сколько дел еще может быть возбуждено, чтобы заставить свидетелей замолчать. Никто никогда не вытянет на свет общую картину.
Это была целиком работа адвоката. Мы не могли помочь Станиславу в его отношениях со следствием. Ни я, ни даже Яха, хотя на допросах на вопросы следователя отвечала она.

- А что все это время происходило за стенами СИЗО?

- Примерно в одно и то же время, в период с 28 октября по 1 ноября, вышло четыре публикации. Одна из статей называлась "Мне стыдно, что я чеченка" (газета "Жизнь"). Там говорилось, что она якобы бегала между заложниками и едва ли не у каждого просила прощения за то, что она чеченка. И это очень тревожило Яху. Потому что ни один чеченец не скажет, что ему стыдно за свою национальность. Таким образом, всего лишь одна публикация настроила против Яхи добрую чеченской часть диаспоры. Вторая публикация на сайте "Дни.Ру" была о том, что пенсионерка в больнице опознала террористку. Это был явный "слив". Таким образом, среди своего народа она оказывалась изгоем, а для всех остальных на ней стояло клеймо "террористка".
До авторов этих публикаций я так и не смог дозвониться. Я понимал, что эти публикации были нужны для того, чтобы как-то влиять на Несерхоеву, которая находилась в полной изоляции, не понимала, что происходит на самом деле, и не могла ответить на публикации. Яха сознавала, что она невиновна, но не могла не думать о том, что будет дальше, после того как она выйдет из СИЗО. Это очень эффективный способ давления на человека.

- 5 ноября Несерхоеву освободили...

- Первый раз я ее увидел почти сразу после освобождения. Мы готовили Яху к пресс-конференции по итогам расследования, которая должна была состояться 11 ноября.
Она была очень уставшая и очень сильно запуганная. Кроме того, она просто физически была очень слаба, быстро утомлялась. Но мы изо дня в день с радостью отмечали, что Яха идет на поправку. Она по-прежнему всего боялась, но по крайней мере чувствовала себя гораздо лучше.
О том, что происходило в "Матросской тишине", Яха ничего не говорила. И мы старались этой темы не касаться. В основном мы обсуждали, как она должна себя вести с публикой, чтобы, с одной стороны, не вызвать дополнительных претензий следствия, а с другой - попытаться хоть как-то восстановить свое доброе имя. Мы обсуждали общие стратегические вопросы, не вдаваясь в детали, по умолчанию понимая, что это не нужно. В результате все прошло нормально.

- Что сейчас происходит с Яхой?

- С Несерхоевой были сняты все обвинения. Она очень боялась и, думаю, до сих пор боится всех. Некоторое время она жила в Москве, но потом уехала из города. Я не знаю, где сейчас Яха. Искать я ее не хочу принципиально.
Поймите, сейчас я сам нахожусь в трудной ситуации. С одной стороны, я единственный, кому не грозят неприятности, если я расскажу подробности этого дела. Но даже если с Яхой все хорошо, здесь у нее остались друзья и родственники. И я чувствую свою ответственность за их жизнь и благополучие. К сожалению, дело "Норд-Оста" показало, что средство защиты своих клиентов у адвокатов единственное – молчание.

Письмо Тамары Аванесовой, подруги Яхи Несерхоевой

ТРАГЕДИЯ НА ДУБРОВКЕ