C корреспондентом еженедельника New Times Натальей Морарь случилась большая неприятность: российские власти объявили ее как иностранку нежелательным лицом и закрыли въезд в РФ. Морарь вынуждена была вернуться в страну своего гражданства, Молдавию.

По распространенному убеждению, журналистка наказана за свою статью о черной кассе думских выборов, которой распоряжалась администрация президента Путина. Ни выигравшие, ни проигравшие выборы этих сведений пока не опровергают.

Редакция журнала гневно обличает произвол и требует "в кратчайшие сроки дать разъяснение происшедшему". Сообщается даже, что она собирается вчинить иск ФСБ. Инцидентом возмущается Международная федерация журналистов – она настаивает на расследовании случившегося. Генсек Союза журналистов РФ Игорь Яковенко считает действия пограничников "вопиющим нарушением Конституции РФ и российских законов".

Всего вероятнее, из этих требований и обличений ничего не выйдет. В том, что российские власти поступили гнусно, сомнений нет. Но никакие законы при этом не нарушены. Оснований для судебной тяжбы не существует.

Федеральный закон "О порядке выезда из Российской Федерации и въезда в Российскую Федерацию" гласит, что в отношении иностранного гражданина и лица без гражданства может быть принято решение о нежелательности его пребывания (проживания) в РФ. В этом случае въезд в РФ такому лицу не разрешается (ст. 27, п. 7). Решение об объявлении иностранца нежелательным лицом принимается федеральными органами исполнительной власти, уполномоченными принимать такие решения, в порядке, установленном правительством РФ (ст. 25.10).

В соответствующем положении, утвержденном правительством РФ, ничего не говорится об обязанности федеральных органов сообщать нежелательному лицу причину отказа во въезде. В перечне уполномоченных органов, приложенном к положению, значатся МВД, ФСБ, МО, Минздрав, КФМ, СВР, Минюст и МИД России. Такова юридическая реальность.

Москва не впервые использует этот инструмент давления на независимую прессу. Можно вспомнить угрозы МИДа лишить аккредитации в России американскую телекомпанию АBC за показ интервью Басаева в августе 2005 года. И это далеко не единственный пример. Депортации иностранных журналистов стали рутиной, о которой широкая публика не знает просто потому, что пострадавшие, как правило, не поднимают шума. Были случаи административного выдворения или попыток выдворения латвийских, норвежского, и японского журналистов, отказа в продлении аккредитации корреспонденту чешского ТВ.

Эта удручающая практика берет начало еще в императорской России, но в полной мере она развернулась при Сталине, когда профессиональная деятельность иностранных журналистов была максимально затруднена. Как и дипломаты, они жили в специальных домах, оборудованных аппаратурой прослушивания и наружной охраной. Они не могли выехать из столицы без специального разрешения Отдела печати НКИД. Пытаться самостоятельно собирать материал для корреспонденций было бессмысленно – ни одно должностное или частное лицо, будучи в здравом уме, на контакт с иностранным журналистом не шло; такое знакомство почти гарантировало обвинение в шпионаже, ведь иностранные журналисты были шпионами по определению.

Служебные инструкции по "чекистскому обслуживанию" иностранцев не делали различия между врагами и друзьями режима: представители коммунистической прессы находились под точно таким же колпаком прослушки и наружки, что и их коллеги из "буржуазных" изданий.

Материалы иностранных корреспондентов, предназначенные для публикации, подлежали обязательной цензуре. Их следовало отправлять в редакцию с Центрального телеграфа на улице Горького, где дежурил сотрудник уполномоченного Совнаркома (Совмина) по охране военных и государственных тайн в печати, вычеркивавший из депеш все что ему заблагорассудится.

Если журналистам удавалось окольными путями обойти препоны, им грозило выдворение. При этом не обязательно было "клеветать" самому – журналиста могли наказать за чужую статью, напечатанную в той же газете.

В апреле 1947 года вопрос о предварительной цензуре сообщений иностранных корреспондентов был затронут в беседе Сталина с видным американским политиком Гарольдом Стассеном, считавшимся перспективным кандидатом демократов на президентский пост. В том, что вопрос затронул американец, не было ничего удивительного – удивительно было то, что и вопрос, и ответ Сталина были напечатаны в "Правде". (В примечании редакции сказано, что "в опубликованном американской прессой тексте беседы допущен ряд произвольных изменений и неточностей".) Как явствует из текста, составленного в форме косвенной речи, заморский гость высказался в том смысле, что "если не было бы цензуры на сообщения корреспондентов, это было бы лучшей основой для сотрудничества и взаимопонимания между нашими народами". В ответ Сталин заявил, что "в СССР трудно будет обойтись без цензуры. Молотов несколько раз пробовал это сделать, но ничего не получилось. Всякий раз, когда Советское правительство отменяло цензуру, ему приходилось в этом раскаиваться и снова ее вводить. Осенью позапрошлого года цензура в СССР была отменена. Он, И.В. Сталин, был в отпуске, и корреспонденты начали писать о том, что Молотов заставил Сталина уйти в отпуск, а потом они стали писать, что он, И.В. Сталин, вернется и выгонит Молотова. Таким образом эти корреспонденты изображали Советское правительство в виде своего рода зверинца. Конечно, советские люди были возмущены и снова должны были ввести цензуру".

Советские люди возмутиться сообщениями иностранцев не могли, потому что доступа к иностранной прессе не имели. Дело было так. Осенью 1945 года вождь надолго уехал на юг. На хозяйстве остался Молотов. 7 ноября на праздничном приеме в Кремле он расслабился и сочувственно выслушал жалобы западных журналистов на драконовскую цензуру. Вскоре они и впрямь почувствовали послабления. Посыпались радостные телеграммы о том, что за немощью Сталина политическое руководство, судя по всему, перешло к Молотову и теперь следует ожидать благотворных перемен. Сталина эти сообщения разъярили. Он потребовал от Политбюро разобраться, почему Молотов "не принял никаких мер, чтобы положить конец безобразию... Не потому ли, что пасквили входят в план его работы?"

Несмотря на покаянные послания Молотова Сталин так и не вывел его из опалы, выдвигал против него все новые обвинения, а в марте 1949 года лишил поста министра иностранных дел. Цензура для иностранных журналистов продолжала действовать еще четыре года после смерти Сталина. Ее отмена ни в коей мере на означала прекращение слежки за журналистами.

В годы брежневского застоя должность корреспондента в Москве превратилась в отменно скучную, комфортабельную синекуру. Занимая ее, было трудно сделать профессиональную карьеру. В советских учреждениях не существовало пресс-служб, пресс-конференции созывались редко по особенным или чрезвычайным поводам. Первые лица никаких интервью не давали. Иностранные журналисты жили в Москве замкнутой кастой. Общение с ними уже не преследовалось как уголовное преступление, однако не одобрялось, расценивалось как проявление политической неблагонадежности: о недостатках полагалось писать в советскую газету. Поддерживать знакомство с иностранцами могли себе позволить либо люди с мировыми именами – писатели, артисты и т.п. - либо те, кто делал это по долгу службы.

Однако именно в те годы у иностранных журналистов в Советском Союзе появилось занятие не для слабонервных. Они стали связующим звеном между диссидентским движением и общественным мнением свободного мира. Для этой работы им пришлось овладеть искусством конспирации: если журналисту в худшем случае грозила (и широко применялась) депортация, то его информаторам – уголовное преследование за антисоветскую деятельность, а то и за шпионаж.

1 августа 1975 года Леонид Брежнев поставил свою подпись под Заключительным актом Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Тем самым Советский Союз взял на себя обязательство "облегчать более свободное и широкое распространение всех форм информации". В числе прочего документ гласит, что "журналисты не могут подвергаться выдворению или иным образом наказываться в результате законного осуществления их профессиональной деятельности". Однако практика выдворений продолжалась.

В России ельцинской западный журналист стал желанным гостем. Но при Владимире Путине "чекистское обслуживание" журналистского корпуса возобновилось.

Остается вспомнить маркиза де Кюстина, чья книга о России, опубликованная в 1843 году, навлекла на него негодование Николая I. "Только правда способна вызвать такую вспышку гнева, - писал он в предисловии ко второму парижскому изданию "России в 1839 году". – Объедини все путешественники мира свои усилия, дабы представить Францию страной идиотов, их сочинения не исторгли бы из уст парижан ничего, кроме веселого смеха; больно ранит лишь тот, кто бьет без промаха".