Возможно, соединение столь разных тем, как лужковомахия (не путать с "мафией"), объединительный съезд оппозиции, а также назначенный на 12 декабря Гражданский конституционный форум, покажется странным. Но связь есть, поскольку в публикациях некоторых представителей этой оппозиции по поводу агитпроповского наступления на мэра Москвы проявились те черты, от которых демократам - объединившимся или нет, это как получится, - лучше избавиться. Точнее сказать, перейти им всем в другое качество, стать другими, переменить участь.

По отношению к антилужковской кампании, слава Богу, все разумные и достойные люди поступили по пословице "волка на собак в помощь не зови". Другое дело - оценка происходящего как свидетельства ослабления нынешнего политического режима, которая вызывает сомнение не столько своим содержанием, сколько своим постоянством и ограниченным набором фактов, лежащих в ее основе.

То, что происходит некоторая трансформация, может быть, даже кризис, несомненно. Но из кризиса любой политической системы всегда есть два выхода - ее ослабление или усиление. Ослабление вплоть до краха имеет уже другое название. А усиление свидетельствует о том, что то был кризис роста.

Исследовательски и политически, раз речь идет об оценках людей, присутствующих в публичной политике, стоит взглянуть на происходящее чуть более спокойно. Лужкова начали мочить и топить по классическим тоталитарным законам, в соответствии со сталинской цикличностью террора, о чем, похоже, совершенно не задумываются участники этого активного мероприятия из числа действующих политиков и бизнесменов, вплоть до советов Лужкову застрелиться. Сегодня они - завтра их самих доводят до самоубийства. Дежавю.

Однако происходит все это в обстановке несколько отличной от сталинской. Лужков публично сопротивляется. Система-то, оказывается, жива и изменчива, чего-то не похожа она на смертельно больную.

Но золотые перья и говорящие головы демократической оппозиции рассуждают исключительно об "осиновых кольях" и "дикой несусветной глупости". Тоже дежавю. Но иное. Хотя из тех же времен, что и сталинские чистки и проработки. Это нечто подобное тому, что порой появлялось в публицистике русской эмиграции первой волны и потом было перенято советологией и кремленологией, но применялось с большей трезвостью. Эмигранты видели в каждом движении внутри партверхушки признаки кризиса и краха советской системы. Советологи высматривали, кто с кем беседует на мавзолее во время праздничных демонстраций и в различных президиумах, уже не надеясь на падение советской власти. И, кстати, его проворонили.

Сейчас говорить, писать и гадать можно, оставаясь в России, чем демократическая оппозиция и занимается. Хотя у нее есть возможности изучать жизнь в России вне Кремля и вне Москвы, хотя она постоянно ссылается на некие результаты этого изучения, все равно судьбоносными для нее остаются не новости даже, а слухи, доходящие из высших сфер. Слухи эти легко трансформируются в умозрительные схемы, в которые сами их создатели начинают верить. А вот то, что происходит в обществе, имеет для них значение лишь как иллюстрация верхушечных процессов, реакция на них. Они не видят в обществе и людях, его формирующих, субъектов политики. И себя таковыми на самом деле не осознают. Это роднит демоппозицию с эмиграцией первой волны.

Та эмиграция состояла из людей, формально во власти побывавших, но власть так и не взявших. Даже те из них, кто много лет заседал в Думе, стремились к тому, чтобы быть оппозицией его величества, а не ему величеству, выполнять функции советников, но не правителей. Они смиренно соглашались с тем, что они будут при власти, но не во власти. Это место принадлежало царю и бюрократии.

Беда всех реформаторских, демократических правительств России после 1991 года в том, что даже Егор Гайдар чувствовал себя советником, а не правителем, полагал, что занимает место при власти, а не во власти. Из нынешних лидеров оппозиции во власти был только Михаил Касьянов, но он сейчас менее всех заметен. Все остальные в девяностые годы делали свои карьеры, занимая посты с серьезными полномочиями, но оставаясь людьми советующими, поучающими и - не надо этого стыдиться - устраивающими свои дела. С людьми типа Путина они заключили молчаливое соглашение: тем отводилась роль аппаратчиков, занятых повседневной рутиной, без претензий на стратегическое мышление и публичное позиционирование в российской и мировой элите, а также без особых бизнес-возможностей.

Тоже дежавю. Так Сталина сделали генеральным секретарем.

Нужен ли России реванш этих людей, уже однажды отдавших, а точнее, так и не взявших, как некогда Временное правительство, власть? Возможен ли такой реванш?

Думаю, невозможен, потому что они лишены воли к победе. И в то же время у них есть шанс на то, чтобы измениться самим и подготовить демократические трансформации российского политического устройства. Шанс чисто теоретический, но все-таки есть.

Вопрос в избавлении от психологии советников и райтеров и в обретении самоидентификации политиков. Россия нуждается сейчас не в их поездках по регионам, где они пиарят свои труды и участвуют в массовых акциях. Стране сейчас нужнее всего концентрация ее интеллектуального потенциала. Вот, например, нужны ли статусной демоппозиции труды тех, кто отслеживает обстоятельства выборов в России? Или заявления региональных политологов о необходимости выборности губернаторов?

Сдается мне, что лидеры оппозиции, может быть, кого-то из них и в президиум посадят, но диалога не будет. Люди с психологией советников и райтеров видят в интеллектуалах, где бы они ни работали - в университетах или в газетах, - прежде всего конкурентов, а не политических союзников. Сохранение монополии на оппозиционность ведет к атомизации общества точно так же, как сохранение монополии на власть.

Разумеется, в этих заметках кое-что может показаться излишне критичным, преувеличенным и заостренным. Но приходится прибегать к таким приемам, когда видишь тревожные тенденции.