Михалков умел улавливать детскую интонацию... Вообще его личность заслуживает отдельного исследования. Надеюсь, мне удастся написать о нем. Когда работал над биографией Катаева, наткнулся на историю о том, как на писательских президиумах Сергей Владимирович ярко, наперекор остальным, дважды заступался за книгу "За власть Советов". При этом с Катаевым их связывали довольно сложные отношения. Защитником и даже благодетелем называл его Илья Глазунов. Об этой стороне натуры Михалкова - благородстве, обостренном чувстве справедливости, - к сожалению, почти не говорят. Многие до сих пор рассматривают его с подачи определенных медиа в качестве сановной фигуры. Это и понятно: если человек вписывается в квазилиберальный канон, его рисуют подвижником, миротворцем, а если он государственник, не жалеют черных красок.

Сергей Шаргунов, писатель, депутат Госдумы

У меня нет никакого желания грязнить эти страницы изображением литератора, сказавшего мне после смерти Сталина с искренней горечью и даже почти не заикаясь: "Двадцать лет работы - собаке под хвост!" Скажу только, что он живое воплощение язвы продажности, разъедавшей и разъедающей нашу литературу...
Забавно было убедиться в том, как мгновенно стерлось, растаяло высокое положение, ради которого столько подлостей было совершено, столько похлопываний по плечу, наград и орденов было вымолено едва ли не на коленях. Литературный вельможа стоял перед московскими писателями (которыми он номинально руководил) как провинившийся школьник... Зрелище было жалкое, может быть, еще и потому, что Михалков, как известно, мужчина крупный, здоровенный, с длинными и одновременно толстыми ногами, и видеть его нерешительным, растерянным было неприятно и почему-то стыдно.

Вениамин Каверин. "Эпилог"