(Урок 3. см. здесь)

Не бес, но ангел

Один петербургский купец жаловался Макарию Оптинскому на новую прислугу, которую старец благословил взять в дом: «Отче, позвольте мне ее уволить, это сущий бес. С той минуты, как она появилась в моем доме, я непрерывно злюсь и потерял всякое самообладание». А Макарий ему ответил: «Ни в коем случае не выгоняй ее; это ангел, которого Господь послал тебе, чтобы ты мог увидеть, сколько в тебе таилось злобы, которую предыдущая служанка не сумела раскрыть в тебе».

Эта история сегодня звучит как аллегория, в которой купец олицетворяет церковь, а новая служанка – группу Pussy Riot. Церковь видит бесов в посланных им ангелах и жаждет уволить-унизить-уничтожить тех, из-за кого непрерывно злится и теряет всякое самообладание. Никто ранее (ни одна из «предыдущих служанок») не вызывал у церкви такого массового негодования – ни советская власть, жесточайшим образом уничтожавшая храмы и христиан, ни органы госбезопасности, поставившие церковь под жесткий контроль. О страшном прошлом церковь даже порой вспоминает с ностальгией, примиряя на себя одежды погибших мучеников. Те страдания явили лик мученичества, который столь соблазнительно приписать себе сегодня в ситуации полной защищенности и безнаказанности.

Новая служанка-ангел раскрыла другое лицо церкви, ранее для многих сокрытое («чтобы ты мог увидеть, сколько в тебе таилось злобы»). Называя ангелом служанку, провоцирующую хозяина на злобу, Макарий Оптинский дает богословское обоснование цели провокации как откровения об истинном состоянии души. Провокаторами в этом смысле были библейские пророки, вызывавшие гнев у власти и народа своими обличениями; Иисус Христос, нарушавший субботний покой, разгонявший торговцев в храме, разделявший трапезу с презренными мытарями, обещавший разрушить храм и через три дня воздвигнуть другой, нерукотворный; многочисленные юродивые. Цель их провокаций была та же, что у купеческой служанки, - открыть людям глаза на зло внутри них, скрытое за внешним благолепием и хрупким покоем их жизни.

Провокация как вызов

Слово «провокация» буквально означает «вызов» (лат. provocatio), а столь негативное в русском языке слово «провокатор», закрепившееся за предателем и зачинщиком беспорядков, в латинском языке (provocator) означало «человек, бросающий вызов» (в Древнем Риме так еще называли гладиаторов, отличающихся быстротой и ловкостью приемов, сопоставимыми, полагаю, с энергичной стремительностью акций панк-группы). Этот вызов, как положительное значение провокации, ставит человека перед нравственным выбором между любовью и ненавистью, уважением и презрением, миром и агрессией, по сути – между добром и злом, выявляя представления о них разных людей.

Признаю, что краткий экскурс в историю слова «провокация» в нашей школе не может соперничать с развернутым анализом «обсценной» (ненормативной) лексики, представленным в третьей заказной экспертизе по делу Pussy Riot, многочисленные смыслы которой раскрывают новые аспекты молитвенного вызова.

Провокация в многообразии

Что нас только ни раздражает в жизни! Мы ежедневно провоцируем друг друга в семье и школе, на работе, в транспорте, на дорогах. Даже если не хамим и не унижаем друг друга (что большая редкость), провоцируем уже тем, что мы все очень разные. Есть, очевидно, глубокий смысл в глубоком отличии друг от друга родственников, сослуживцев, соседей по дому и по стране, национальностей и культур. И каждый знает, как трудно жить в мире с Другим, не похожим на тебя, как редко мы понимаем, что это различие должно вызывать интерес, уважение и любовь, а не раздражение и ненависть, что часто сущим бесом нам кажется ангел, показывающий как много таится в нас злобы. Что в самом многообразии людей жизнь являет себя как провокация.

Бремя иноходца

Pussy Riot не похожи ни на кого вокруг нас, они яркое воплощение инаковости. «Говорят: он иноходью скачет./ Это значит иначе, чем все». Конечно, можно найти аналоги в православном юродстве, в западном панк-роке и акционизме, но в личном опыте большинства людей они воплощает абсолютную инородность привычному – привычной молитве как вычитыванию знакомых и при этом чужих текстов; привычному молчаливому стоянию в храме; привычному выступлению рок-групп в концертном зале.

Заметим, что авторы третьей экспертизы апеллируют к «нарушению общепризнанных правил и норм поведения», «несообразному и несвойственному церкви», «каноническим правилам» (которые в церкви обычно вспоминают при гонениях на неугодных священников, а теперь – и мирян). Агрессивная экспертиза как форма призыва к жестокому наказанию, отмщению – это контрпровокация, направленная на физическое подавление врага. Низкая провокация в данном случае отличается от высокой тем, что опирается на насилие. Она диктует и принуждает человека к действию, но не может лишить его права на нравственный выбор.

Надежда Толоконникова ответила, что они выбрали истинное христианство, служение Богу, а не царю. Потому они не похожи на «предыдущих служанок», которые не нарушали покоя в сытой купеческой церкви. Нравственный смысл их кардинального отличия от других – вызвать уважение к праву человека иначе молиться (выражая свои чувства и убеждения), иначе вести себя в храме, иначе петь и танцевать, иначе выражать политический протест. Потому что они жаждали не власти и не денег, а правды. И выразили в своей молитве мысли и желания многих людей. Но даже те, кто солидарен с ними по существу, часто не могут принять непривычной формы, спотыкаются об инаковость, инородность, непреодолимую новизну Иначе, без которого нет ни творчества, ни свободы, ни вечности.