Когда я была беременной, мне казалось, что мир в основном состоит из беременных женщин. Когда я попала в больницу, вся страна показалась мне одним «раковым корпусом». Сейчас я защищаю панк-узниц - и всюду вижу синдром PUSSY RIOT. Надеюсь, что это не узкий взгляд на мир сквозь личные шоры, а осмысление событий как метафор культуры в целом. Женщина – символ новой жизни; больница – хрупкости, кризиса, умирания... А PUSSY RIOT? Сначала написала – «символ контркультуры», потом добавила «контркультуры как трагикомедии», как способности посмеяться над собой, до слез, да и символ новой жизни тоже (как много нового мы узнали благодаря им!), и хрупкости, и кризиса, и умирания старой.

PR-syndrome – широкое явление, оно включает в себя суды над художниками и организаторами выставок, пикеты и оскорбления, запреты спектаклей, сожжение книг, подметные письма в патриархию, штрафы, условные сроки и тюремные застенки. Это современный опыт преследования художника, клеветы на него и мученичества. А как иначе назовешь оголтелую кампанию против Pussy Riot, угрозы в их адрес, издевательства в СИЗО и неудобоваримые формулировки следователей, за которыми месть и жажда расправы?

Жаль, что мало кто понимает значение панк-истории. Потому не понимают, подумала я, что не умеют читать художественный язык протеста, и решила открыть школу контркультуры под названием PUSSY RIOT SCHOOL (предыдущие уроки см. здесь: Урок 1, Урок 2).

УРОК 3. PUSSY RIOT И ШЕКСПИР

Не смейтесь. Именно так. Монументально. Поскольку скандал вокруг оперы Бриттена «Сон в летнюю ночь» тоже проявление PR-синдрома. Кристофер Олден поставил оперу Бриттена как оперу о Бриттене, наложив музыку и шекспировский текст на автобиографические страдания композитора в школе для мальчиков и хоре мальчиков, но развернул школу до яркой всеобщей метафоры социального насилия. Афины и даже волшебный лес заменил на мрачную английскую школу, короля и королеву фей сделал холодными безликими учителями, всех одел в строгие костюмы и показал, что под серой униформой английской (только ли?) сдержанности бушуют шекспировские страсти, неподвластные ни рассудку, ни общественной морали. Комедия превратилась в трагикомедию, или сатиру – на лицемерную систему, на внешне жесткий порядок, за которым скрывается хаос дурмана, опьяняющей власти и запретной страсти. Видимая стабильность - и невидимый разгул животных инстинктов. Чем не образ современной России? Полицейский режим, замешенный на безраздельной власти над покорными «учениками» всероссийской школы насилия (образы наркотического безумия, школьной педофилии и гомосексуализма также зазвучали актуальной политической метафорой).

Но в последнем акте серые тюремные стены государства (напоминаю, что школой режиссер заменил Афины) превращаются в красочные декорации шутовского театра, и на сцену выскакивают, не поверите... Pussy Riot. Ну, не сами, к сожалению, а их предки – актеры афинского шутовского театра ремесленников, которые приготовили к свадьбе герцога Тезея веселое представление о Пираме и Фисбе, этакий водевильный вариант истории Ромео и Джульетты. Шекспир вывел актеров-шутов под забавными труднопереводимыми кличками Пигва, Миляга, Основа, Дудка, Рыло и Заморыш, напоминающими «псевдонимы» Pussy Riot – Тюря, Шляпа, Шумахер, Гараджа. Причем актеры, как и панк-девчата, выступают под разными именами. Пигва, он же Пролог, открывает представление потешным сумбуром, путая знаки препинания:

Мы не жалеем своего труда
Вас оскорбить. Не входит в наши цели
Вас развлекать. Явились мы сюда
Не с тем. Чтоб вы об этом пожалели,
Актеры здесь.

В этой путанице – установка смеховой контркультуры, которая заострена на обличительную провокацию, а не развлечение, обращена к властям как пародия на серьезную церемониальную культуру (у Шекспира – пародия на брак Тезея и Ипполиты, у Pussy Riot – на брак церкви и государства). И шекспировские шуты, и наши панки похожи на резвящихся детей, устами которых глаголет истина.

Ипполита: Действительно, он сыграл свой пролог, как ребенок играет на флейте: звук есть, но управлять им он не умеет.

Детская неловкость, подростковый задор, нескладная речь, в которых – веселый карнавальный перевертыш, выворачивающий наизнанку ложные претензии сильных мира сего.

Не знаю, все ли детали постановки в театре Станиславского и Немировича-Данченко входили в план режиссера Кристофера Олдена, но возникает ощущение московской импровизации по мотивам акций групп «Война» и Pussy Riot: актеры выдают скабрезные жесты в адрес герцога и его свиты (акция на Литейном мосту?); Лев, который по сюжету должен лишь разорвать плащ Фисбы, снимает штаны и набрасывается на нее под хохот актеров и афинской знати (акция в Биологическом музее?), а заключительный танец актеров в разноцветных одеждах, двое из которых танцуют в ярких чулках и коротких юбках, прямо напоминает стиль панк-группы.

ДОМАШНЕЕ ЗАДАНИЕ

Предлагаю написать сочинение на тему «Шекспировская шутовская традиция в творчестве Pussy Riot (или – в современном акционизме)». Развивайте. У Шекспира много мудрых шутов. А у нас - бум карнавального протеста.

И приходите 5 июля в Сахаровский центр на семинар «Феминистский аспект явления Pussy Riot».