Приравнивание голодовок в колониях к бунтам, к дезорганизации учреждения – это лишение заключенных последнего законного способа протеста. Других нет: находясь в колонии, человек больше никак не привлечет внимания к своей проблеме. Его просто посадят в камеру, он там будет сидеть месяц-два-три, и никто о нем не узнает, особенно если у него нет родственников.

Бывают ситуации, когда заключенного избивают, побои не снимают, а просто прячут его где-нибудь в подвале, отбирают у него заявление о возбуждении уголовного дела. Единственный шанс что-либо сделать, добиться, привлечь к себе внимание – это объявить голодовку. А если не будет такой возможности протеста, то после избиения на того же заключенного можно и новое уголовное дело заводить – сопротивляться-то законно он уже не сможет.

Бывают и массовые голодовки, когда заключенные не в силах терпеть издевательства и решаются на этот отчаянный шаг. Это уже не один человек, а целый коллектив заявляет о незаконных действиях администрации, это более действенная мера.

По закону при написании заключенным заявления об отказе от пищи администрация учреждения обязана в течение 24 часов сообщить в прокуратуру, что в данном учреждении проводится такая акция. То есть администрации приходится в любом случае выносить сор из избы. Понятно, что прокуратура в большинстве случаев лояльно относится к администрации, но сигнал есть - факт голодовки зарегистрирован. Человек заявил, что он готов идти до конца и добиваться выполнения своих законных требований несмотря ни на что. И это заявление уже невозможно игнорировать – чиновникам приходится что-то делать: ведь в случае летального исхода при проверке заявление всплывет, виновные будут найдены и вполне реально наказаны.

Когда меня в Новосибирске избили и хотели спрятать в карцере, я объявил голодовку, дождался прихода прокурора, изложил ему все, показал побои и попросил провести медицинское освидетельствование. Разговор наш был в пятницу, в понедельник меня должны были освидетельствовать. Но в воскресенье меня вывезли. Если бы не это, прокурору пришлось бы выполнять свое обещание.

Последний раз я пользовался этим способом 7 июня 2011 года. Голодовка дала положительные результаты: были сразу же извещены прокурор, управление ГУФСИН, моя жена Гуля. Ко мне приехал председатель ОНК по Красноярскому краю, с которым мы поговорили, он зафиксировал все мои жалобы. Также состоялся телефонный разговор со Львом Александровичем Пономаревым, который сказал, что он займется этой проблемой, что меня услышали и что необходимо прекратить голодовку и начать прием пищи. После голодовки у меня больше не было проблем с телефонными разговорами, из-за запрета на которые я голодал.

Голодовка – это право заключенного, которое необходимо отстаивать. Правозащитным организациям надо включаться в решение этой проблемы, мы не должны допустить принятие этих поправок. Если мы проиграем, жизнь заключенных станет еще тяжелее.