В России очередная моральная паника - обострение внимания к теме педофилии. Когда некоторое фоновое зло, которое всегда существует и действительно является страшным злом, не нарастает, но его вдруг замечают и начинают страшно бояться, – это явление называется моральная паника. Ему подвержены, в общем, и здоровые общества тоже, но в нездоровом обществе это просто типичный способ поднимать и пытаться решать проблемы.

Я не специалист в семейной социологии, но, насколько представляю себе проблему, моральная паника не на пустом месте образовалась. В России действительно очень высокий уровень насилия над детьми, в том числе и сексуального. Это действительно правда. Правда и то, что по большей части это насилие происходит в семьях. Проблема в том, что у нас в стране нет никаких общественных или государственных институтов, которые могли бы эффективно с этим бороться.

Есть милиция, которая с трудом справляется с преследованием самых простых преступлений на уровне мелкого воровства и драк. Даже с такого рода преступностью наша милиция справляется плохо, с трудом, и без серьезных нарушений закона и причинения страданий невиновным людям бороться с этими вещами не умеет. Пускать этот же грубый и неаккуратный инструмент внутрь семьи просто опасно. Нельзя надеяться, что они в состоянии отличить насилие над ребенком от чего угодно – от собственной ошибки, от дворовой сплетни, ошибки лаборатории (как в деле Владимира Макарова, которому дали 13 лет за якобы домогательства к собственной дочери).

С другой стороны, вообще непонятно, кто в современной России может вмешаться в такой ситуации. Того, что происходит внутри семьи, не знает никто за ее пределами. Школа неблагополучие ребенка отследить не в состоянии, потому что, как правило, она является одним из факторов неблагополучия – если в семье хоть что-то не так, школа это «не так» умножит на сто. Социальные службы в лучшем случае умеют замечать, когда ребенок недокормлен и не одет – на более тонкие вещи их не хватает, это такой же топорный инструмент, как милиция. Когда их пытаются нацелить на что-то чуть посложнее для понимания, начинаются трагедии, они из помогающей службы становятся карающей. Не потому что они злые, а потому что не умеют. Частные люди просто лишены каких бы то ни было инструментов вмешательства кроме как пожаловаться государству, то есть той самой куче необразованных, некомпетентных и не особенно честных людей, из которой у нас состоит государство - особенно силовые органы.

Действительно эта проблема есть, но в чем я уверена, так это в том, что в результате моральной паники не станет меньше сексуального насилия над детьми. Просто дела о педофилии станут еще одной галочкой, по которой будет выполняться план по посадкам.

У милиции в силу отсутствия интеллектуального и культурного потенциала, просто нет «прибора», которым «регистрируются» такие тонкие отклонения, как неблагополучие внутри семьи. Поэтому это будет галочка по принципу: в плане есть ячейка «10 педофилов», значит, найдем 10 человек, которых можно за это посадить. Естественно, самый простой путь: это заранее решить, что любое сообщение на эту тему - это уже готовый преступник, выполненный план.

У меня такое ощущение, что попадать под эту статью будут (и уже попадают) не самые главные изверги, а наоборот, даже чуть более хорошие родители, чем в среднем по популяции. Вероятность того, что в результате тех официальных процедур, которые существуют сейчас, в сито попадется человек, который действительно насилует малолетнюю дочку, будет чуть пониже, чем если бы жертв выбирали случайным образом, броском монетки. Потому что человек – по минимуму - должен засветиться в обществе ребенка – дойти с ребенком до поликлиники, забрать из школы, чтобы кто-нибудь увидел их вместе и насторожился, что что-то там не так. Образ папы из такой семьи, где ребенка мучают, достаточно часто не подразумевает присутствие папы с ребенком на глазах вообще у кого бы то ни было. Это не тот папа, который придет за ребенком в школу или пойдет с ним в поликлинику. Он там вообще не появится.

Что касается предложения Бастрыкина о химической кастрации педофилов, то здесь не нужно объяснять злым умыслом то, что объясняется банальной глупостью. Человек захотел привлечь к себе внимание. Если бы он предложил увеличить сроки для педофилов на пять лет, никто бы не обратил внимания, поэтому он предложил нечто такое, о чем все будут разговаривать, - и теперь все об этом разговаривают. Я думаю, что судьба этого предложения будет такая: будет долгая общественная дискуссия, потом тихо-мирно вместо химической кастрации в Уголовном кодексе появится поправка, ужесточающая обычные наказания по этой статье. И вот это-то точно не приведет ни к каким изменениям. Потому что наказание существует, оно достаточно суровое и его ужесточение точно делу не поможет.

Что с проблемой на самом деле делать? Про это нужно разговаривать. Очень хорошо, что общество заметило проблему, начало о ней говорить. Но ценой этого будет появление еще одной статьи, по которой милиция будет выполнять план по посадкам за счет тех, кого легче взять, а не тех, кто реально это делает. Поэтому единственное осмысленное, что сейчас можно делать, – это заниматься просвещением на тему безопасности, чтобы люди – частные люди! – понимали, как выглядит ребенок, которого насилуют.

Он выглядит совсем не так, как люди думают. Есть вполне определенные признаки. Я не специалист и не хочу вносить дополнительное непонимание, предлагая свои критерии. Есть детские психологи, которые знают, на что в поведении ребенка ответственный взрослый должен обратить внимание и насторожиться – не подвергается ли ребенок сексуальному насилию. Это простые признаки, которые можно выучить, популяризировать, как правила перехода через дорогу.

Пока же получается, что не только не решается проблема семейного насилия над детьми, но еще добавилась проблема государства, думающего, что оно борется с семейным насилием.