Президенту факультета журналистики
МГУ имени М.В. Ломоносова
профессору Я.Н. Засурскому
от студентки 4 курса 419 группы
В.А. Кичановой

Ясен Николаевич, на первом курсе в программе зарубежной литературы были «Приключения Гулливера» Свифта, и был там чудесный народ гуигнгнмов. У этих созданий отсутствовало понятие «ложь». Этот распространенный у людей феномен они обозначали словами: «Вы говорите то, чего нет». Вот этой формулировкой я буду обходиться. Потому что Вы, Ясен Николаевич, вчера в эфире «Дождя» говорили то, чего нет.

В прошлую пятницу мы с Вами разговаривали на журфаке. Я почему-то не услышала от Вас ни одного из тех упреков, которыми Вы в эфире осыпали меня и двух других девушек, задержанных вместе со мной за попытку достучаться до президента. Помнится, Вы даже назвали меня героиней. Это, конечно, могла быть ирония, но я ее почему-то не заметила.

Вы, Ясен Николаевич, заявили, что наш протест ни к чему не привел: «Если б они добились, чтоб Медведев им хоть слово сказал...» Но он дал обещание прийти еще раз. Вы упрекнули нас в непрофессионализме за то, что мы так и не задали свои вопросы в лицо президенту. «Можно было к нему подойти», – сказали Вы. Нет, тут вы снова говорите то, чего нет. Я рассказала Вам, как нас и многих других студентов на факультет не пускала ФСО. И Вы очень возмутились. «Их и не приглашали. Я понимал сразу, что эта встреча не для нас, а для других целей» – тоже Ваши слова. Но нет же, Ясен Николаевич: в пятницу Вы мне сказали, что до последнего дня были не в курсе, каким будет пропускной режим. А больше всего Вы возмущались, что на факультете побывал Василий Якеменко. Вам показался неоригинальным вопрос моей однокурсницы о Кашине: «Что с Кашиным? Кашин был давно», – сказали вы в эфире «Дождя». И Политковская была давно! И Щекочихин был давно! А Домников был так давно, что и вспоминать незачем, так?

Про «Голос Америки» Вы тоже зачем-то говорите то, чего нет. Я не приходила к ним в эфир – мне позвонили оттуда. Собственноручно я написала лишь один текст об этой истории – для «Новой газеты», в которой публикуюсь уже третий год. В тот день многие СМИ предлагали мне написать для них про нашу «акцию», но я им вежливо отказала. Все остальные мои слова, опубликованные в СМИ, были только комментариями, и инициатива исходила от их журналистов. Я никому не звонила и не предлагала написать про то, как мы красиво попиарились на приезде Медведева.

Про самопиар надо сказать отдельно. Исходя из множества обвинений в наш адрес, самопиар – это поступок, после которого много хороших людей начнут тебя уважать. Год назад мы вывесили из окна журфака баннер «Кто бил Кашина?», и было ошибкой делать это анонимно. Тогда я думала, что только так можно избежать обвинений в самопиаре, – на деле же наши имена стали известны в тот же день, зато от обвинений, что мы делаем провокации исподтишка и не готовы брать ответственность за свои действия, мы отмывались еще месяц. Готовность человека от собственного имени комментировать свои действия – показатель того, что он уверен в своей правоте.

Вы назвали нас «умелыми пиарщицами». Очень странно слышать это как обвинение из уст президента факультета, который каждый год выпускает не так уж мало специалистов по public relations. Если пиар – непременное зло, выходит, что журфак готовит злодеев? С помощью порой манипулятивных технологий пиара благотворители собирают деньги и спасают больных детей, экологи приучают прохожих не бросать мусор мимо урны, а гражданские активисты хоть и редко, но добиваются правосудия. Проблема в том, что когда человек наконец научится профессионально доносить свою идею, его тут же обвинят в неискренности. Как будто для того, чтобы доказать, что мы по-настоящему недовольны ситуацией в стране, мы должны были нарисовать плакаты от руки и косноязычно говорить, когда к нам обращались за комментариями. Но вот это уже как раз было бы лицемерием.

Вас, Ясен Николаевич, огорчило, что мы не явились на «субботник». Поймите нас правильно: задавать вопросы – то, чем мы должны заниматься, а уборка – это уже другая профессия. Вы говорили, что мы требовали провести субботник, – нет, это была затея других людей. Мне она изначально не нравилась (по вышеназванной причине). Что удивило, в начале эфира вы упрекаете нас троих, что мы не пришли на уборку, а в конце признаете, что субботник тоже был всего лишь ненужной пиар-акцией, потому что факультет отмыли и без нас.

«Не лучшие студенты», – сказали Вы про нас. Скажите, пожалуйста, как учатся лучшие? Последняя сессия у меня сдана на «отлично». Вы говорили, что настоящие журналисты – те, кто пишет статьи. Спросите моих преподавателей, как у меня успехи с практикой. В прошлом году на «Дне практики» я была номинантом на премию имени Анны Политковской – моя фамилия исчезла из списков в последний вечер. Спросите у Елены Леонидовны, почему так вышло. Спросите у Дмитрия Андреевича Муратова, почему он все равно наградил меня: вероятно, за то, что я не умею писать статьи, а только машу плакатами.

В провокации per se, по-моему, ничего негативного нет: всегда полезно спровоцировать реакцию, чтобы понять кое-что о людях вокруг. Во всей этой истории я жалею лишь о том, что дала интервью "МК" и сфотографировалась по их просьбе с этой ужасной шваброй. Мой папа 30 лет читает эту газету, и я хотела его порадовать – он и так за меня переживает. Они переврали половину моих слов, а я должна была это предвидеть.

Когда мы только мечтали поступить, мы верили мифу о журфаке как о прекрасном островке либерализма, где свободомыслие не только позволяется, но и находит заступников. Мы думали, что эта репутация держится на Вашей, Ясен Николаевич, личности, и сокрушались, когда Вы покинули пост декана. Это было за год до моего поступления. Нашему курсу казалось, что журфак, на который мы пришли, это уже не тот журфак. Но, вероятно, мы зря верили в золотой век (античная литература, первый семестр): возможно, этого либерального островка, как Атлантиды, никогда и не было.

У нас изначально была идея попробовать задать вопросы. Но мы предполагали, что нам могут не дать микрофон, потому что на журфаке знают нас хорошо, поэтому мы напечатали вопросы на бумажках, планируя их поднять в зале.

Нас пропустила университетская охрана, так как у нас были студенческие. Потом подошел ФСОшник и сказал: «Подождите, я вас пока не пропускаю», забрал студенченские и ушел. Пока мы возмущались, он вернулся и сказал: «Не-не-не, у вас сегодня занятий не будет». То есть ходил куда-то, фамилии проверял.

Не хочу показаться параноиком, но у меня сегодня ночью взломали аккаунт «Вконтакте», в первый раз за много лет. Никогда ни по каким лишним ссылкам не ходила. Просыпаюсь утром – у меня увели пароль. То же произошло с одним из моих лучших друзей. Может быть, это связано с тем, что вчера в твиттере мы неосторожно намекнули, что просто так Медведя не отпустим.

Нас выгнали с факультета, мы попробовали пройти еще раз, но безуспешно. На улице мы встретили толпу какой-то молодежи, они были не с журфака, их откуда-то привезли на встречу с президентом. Рядом бегал Якеменко и кому-то звонил по мобильному. Мы очень удивились, увидев его. Женя Фельдман из «Новой газеты» пытался его сфотографировать – Якеменко убежал. Женю Фельдмана тоже не пускали, хотя у него был студенческий МГУ. Наташа Зотова из «Новой» все-таки прошла каким-то образом через других охранников.

Один способ у нас остался - встать с этими вопросами на улице. Из двора нас выставили, двор вообще лихо зачистили. Мы встали напротив ворот, как раз тогда, когда оттуда стали выходить толпы молодежи. Нас быстро задержали сотрудники полиции, увели в автозак, отвезли в ОВД. Сотрудники, которые нас везли в автозаке, стали отбирать телефоны, у двоих отобрали. Я им объяснила, что они этого делать не могут, они вернули телефоны обратно. Не ожидала, что они меня послушают, да и вообще я раньше побаивалась всего этого.

В ОВД сотрудники были абсолютно растеряны и не знали, что с нами делать. Я так понимаю, что им поступало огромное количество звонков. У меня в твиттере 400 фолловеров за день, я так понимаю, что история как-то раскручивалась. Большое спасибо всем, кто этому способствовал. Один из сотрудников даже не выдержал и побежал в Интернет читать, что пишут. Он зачитывал другому заголовки про нас, а тот спросил: «Ты не видишь, что мы им должны инкриминировать?»

В итоге мы написали объяснительные, и нас выпустили без каких-либо протоколов. Вроде как они провели с нами воспитательную беседу.

Теперь я с волнением жду, что будет на факультете. Пресс-служба отмалчивается, Вартанова (декан журфака) сказала, что листовки против Медведева – это негостеприимно.

(Записано по телефону)

На днях Евгения Чирикова вместе с защитниками Химкинского леса запустила идею с составлением «черных списков» чиновников, уличенных в коррупции и нарушении законов. На Чистых прудах, прямо у памятника Грибоедову, выставили стенды с портретами провинившихся. Экологи пришли со своими списками, «яблочники» – со своими, «солидаристы» тоже не упустили случая рассказать, кто виноват. Я своими глазами наблюдала, как один молодой оппозиционер чуть было не подрался с пенсионеркой за стенд. Ибо «врагов народа» много, а стендов мало.

Идея, конечно, не новая, и не Чирикова ее изобрела. Уже два года существует сайт «Шпик.инфо», где собирается «база данных лиц, подлежащих люстрации». Была попытка создать подобный ресурс на базе веб 2.0, где любой зарегистрированный пользователь мог бы самостоятельно пополнять список. Но многие, в том числе и критики режима, воротят нос: мол, некрасиво это, чужие грехи перебирать, вы лучше в своем глазу что-нибудь поищите. Попытку анонимных оппозиционеров выяснить, если ли совесть у судьи Боровковой, правозащитники и вовсе назвали травлей. Напомню: когда молодая, но в свои 26 лет печально известная Ольга Боровкова вынесла очередной политически ангажированный приговор, анонимные партизаны расклеили в ее подъезде оранжевые листовки. В листовках говорилось, что по ее вине трое лидеров оппозиции под Новый год попали за решетку.

Какой-то странный вывих произошел с нашей моралью. У нас стыдно не совершать преступления, а рассказывать о преступлениях. А между тем, не так ли выглядит гласность? Не так ли функционирует механизм, позволяющий гражданскому обществу наказывать тех, кто злоупотребил властью? Пора вернуть все на места: ведь это не нам должно быть стыдно, что мы вытаскиваем грязь на поверхность, – это им должно быть стыдно, что они эту грязь производят, разве нет? И «преступления режима» – это не риторический оборот, сочиненный демшизой. Речь о преступлениях, которые люди, будучи винтиками государственного аппарата, живущие, прошу заметить, на наши налоги, безнаказанно совершают от лица государства. В странах Восточной Европы позорный период коммунизма завершился люстрациями. Да, где-то они были формальными, а где-то не были доведены до конца, но только у нас фактическим руководителем страны вот уже десять лет является бывший чекист (впрочем, бывают ли чекисты бывшими?). Может, именно поэтому говорят, что у нас какую партию ни строй – все равно КПСС получается?

У беспредела есть имена и фамилии, и их нужно называть. А тех, кто спрашивает, чем мы в таком случае отличаемся от движения «Сталь», вешающего на Селигере портреты «несогласных» в фашистских фуражках, или от «Молодой гвардии», составляющей списки под заголовком «Будет наказан», я отсылаю к своей любимой книжечке. Да, снова к Конституции РФ. Есть в ней статья под номером 13, где говорится, что, во-первых, в нашей стране признается идеологическое многообразие, а во-вторых, никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной. Когда господин Немцов на свои деньги (или добровольные пожертвования, что то же самое) издает брошюру, где пишет, что Путин жулик и вор, это личное мнение Немцова и тех, кто спонсировал издание брошюры. Когда несколько десятков человек выходят на Чистопрудный бульвар с портретами тех, кого они считают жуликами и ворами, это их личное мнение, и это называется свобода слова. Но когда портреты «врагов народа» вывешиваются на форуме, организованном государственной структурой под названием «Росмолодежь», это называется государственная идеология.

Есть такая профессия – родину защищать

Защищать родину — профессия, и заниматься этим важным делом должны профессионалы. Только те, для кого армейская служба — призвание, а не рабская обязанность, смогут эффективно защищать страну. Мы считаем, что служба в армии должна быть добровольной, а призывное рабство недопустимо в современном обществе. Поэтому мы выступаем против всеобщей воинской повинности.

Сильной может быть только армия, состоящая из добровольцев, а не рабов-призывников, полуголодных, плохо экипированных, плохо обученных или необученных вовсе. Генералам нужна бесплатная и покорная рабочая сила, а нам, гражданам России, нужна сильная армия! Мы говорим «НЕТ!» призывному рабству. Мы говорим «НЕТ!» государственному произволу. Мы говорим «НЕТ!» тем порядкам, которые господствуют в сегодняшней армии. Мы говорим «ДА!» армии по контракту – современной, сильной и эффективной.

Когда государство начинает убивать, оно называет себя родиной

Они призывают студентов и аспирантов, несмотря на отсрочки. Они призывают тех, кто не годен по состоянию здоровья. Они устраивают облавы, не дают пройти медицинское обследование. А самое страшное начинается потом. Достаточно зайти в Интернет и набрать «дедовщина» в поиске по видеозаписям, чтобы получить полное представление, куда мы отпускаем наших молодых людей. Молодые, здоровые юноши возвращаются из армии искалеченными морально и физически, а то и не возвращаются вовсе. Разве можно отпустить родного человека туда, где из него сделают в лучшем случае раба, а в худшем – инвалида?

До сих пор все реформы армии в стране проваливались. Но это не значит, что переход от призыва к «контракту» невозможен. Все цивилизованные страны одна за другой отказываются от позорной практики призыва срочников. Коррупционеры в погонах думают только о личной выгоде, подрывая престиж армии и обороноспособность страны. А жертвами этой системы оказываются простые семьи.

(Подробности об акции, листовка и видео)

Приглашаю вас в либертарианский киноклуб на просмотр фильма «В смертельной опасности» (On A Deadly Ground, 1994).

После показа состоится дискуссия о том, насколько реальны экологические угрозы, стоящие перед человечеством. Экспертами от Либертарианской партии будут Егор Иванов (@ivangoe), инженер-нефтяник, и Михаил Светов (@msvetov), абитуриент Токийского университета, очевидец недавних событий в Японии.

Во всем мире под экологическими лозунгами пытаются расширять полномочия государства, посягать на частную собственность и вводить все новые регулирующие законы. На заседании нашего киноклуба мы проанализируем деятельность международных экологических организации, покажем и обсудим их агитационные ролики. Обсуждаться будут и последние экологические происшествия, в частности авария на Deepwater Platform в Мексиканском заливе и ситуация на Фукусимской АЭС.

Ждем всех интересующихся темой и желающих высказаться!

Начало 26 марта (суббота) в 19:00. Мероприятие пройдет в гостинице «Оксана» по адресу: м. "ВДНХ", ул. Ярославская, 15, корп. 2, зал К. С организаторами можно связаться по телефону + 7 (903) 610-20-81.

В связи с предложением г-на Дворковича отменить стипендии хочу поделиться парой мыслей.

На днях я фактически добровольно лишила себя зимних каникул, не согласившись на «четверку» за экзамен: буду пересдавать, чтобы стояли все «пятерки». Стипендия у отличников на тысячу рублей больше. По этому поводу мои знакомые иронизируют: ты же, мол, либертарианец – как же ты берешь деньги у государства? И вчера уже поинтересовались: не поддержу ли я Дворковича - ведь он, как настоящий рыночник, сказал, что «всего нужно добиваться своим трудом»?

Нет, не поддержу.

(Разводка с отменой стипендий)

Текст, в котором я высказала мысль, что судебное преследование за слова равнозначно нападению за слова, поскольку в обоих случаях у людей насильственно отнимают свободу слова, вызвал довольно неоднозначную реакцию. Так, Борис Вишневский возмутился тем, что я, вопреки позиции мирового сообщества, оставляю за фашистами право на равных участвовать в дискуссии, а Поэль Карп даже сравнил меня с Путиным за то, что я не считаю призывы вроде его «мочить в сортире» преступными. У меня на этот счет найдутся возражения.

Все, кто боится дать людям свободу слова, обычно приводят нацистскую Германию как пример того, чем могут обернуться публичные призывы к насилию. Мои оппоненты про этот аргумент тоже не забыли. Но сравнивая то свободное общество, за которое борются либертарианцы, с авторитарными режимами, которые приводили к массовому кровопролитию, они упускают из виду самое главное. При авторитаризме не было свободы слова. Там не было свободной общественной дискуссии, которая, как я уже писала, одна способна развенчивать вредные идеи. В гитлеровской Германии никто кроме нацистов не имел права голоса, а тех, кто пытался публично возразить Геббельсу, подвергали репрессиям. Зато убийство «врагов народа» никак не наказывалось. Дело не в том, что звучат призывы убивать, а в безнаказанности тех, кто собственно идет убивать – вслед за призывом или безо всякого призыва.

Одно дело когда призывы к насилию исходят от частного лица, совсем другое – когда от государства. И я говорю даже не о том, что меня призывают ненавидеть «врагов народа» за мой же счет. Просто государство, пропагандирующее насилие, нарушает свои прямые обязанности – оно уничтожает правопорядок, который должно защищать. В отличие от Путина, у меня нет репрессивного аппарата, и если мне придет в голову позвать кого-то, скажем, на штурм Кремля, это не будет ни приказом войскам, ни намеком нижестоящим чиновникам, ни посылом «югенду» – никто после моих слов не получит карт-бланш на насилие.

Борис Вишневский рассказывает, как можно и как нельзя бороться с фашизмом. Я отвечу, что с фашизмом борются так же, как боролись, например, с коммунизмом. В Прибалтике сегодня запрещают коммунистические символы, а Украина, Грузия, Молдавия всерьез обсуждают, не последовать ли примеру Эстонии. Это, по-вашему, правильно? Если да, то почему не пойти дальше и не запретить советский герб и в нашей стране, где миллионы человек погибли в исправительных лагерях? Между тем он по-прежнему украшает фасады государственных учреждений начиная с Госдумы. А если нет, то в чем разница между свастикой и коммунистической эмблемой? Коммунизм в нашей стране удалось победить при помощи гласности. С фашизмом нужно бороться теми же средствами.

Применение государственного аппарата против оппонентов не просто неэффективно – оно приводит к обратному результату. Тем, кто не верит, достаточно заглянуть хотя бы в одно интернет-сообщество ультраправых. В их глазах человек, которого сажают за «разжигание», обретают ореол мученика-политзаключенного. Предупреждая обвинения в пособничестве ультраправым, сообщаю, что я лично ненавижу фашизм и фашистов. Я участвовала в антифашистских акциях, и на одной из них звучал лозунг: «Стыдно быть фашистом!». Многие вещи могут осуждаться моралью, но Уголовный кодекс тут совершенно ни при чем.

Меня пытаются убедить в том, что простое высказывание мысли, пусть даже радикальной, - это не страшно, а за призыв уже надо наказывать. Но разница между этими двумя понятиями исключительно семантическая. Мало того что филология наука не точная, но еще и судебными экспертами становятся люди, которые сами плохо с ней знакомы. В итоге мы получаем заключение, что лозунг «Долой коррупцию!» является призывом к свержению действующего государственного строя. Те же «эксперты» и по тем же принципам будут решать, являются ваши слова еще пока высказыванием или уже призывом – и, соответственно, сажать вас или не сажать. Вы к этому готовы?

Вы предлагаете во избежание одной диктатуры установить другую. Потому что государство, которое берет на себя право решать, кому можно говорить, а кому нельзя, – это диктатура. Если мы оставим за государством право решать, кому говорить, а кому молчать, то, как только к власти придут новые люди, мы рискуем сами оказаться в числе запрещенных. Либертарианцы предлагают лишить государство возможности наказывать за слова. В этом смысле мы действительно выступаем за изменение Конституции, но, в отличие от Путина, мы хотим менять основной закон в сторону ограничения государственной власти, а не наоборот. Право граждан высказывать свое мнение не должно зависеть от страхов и предпочтений тех, кто в данный момент оказался наверху.

В минувшее воскресенье на Пушкинской площади прошел митинг против насилия в отношении журналистов – «митинг читателей, слушателей и зрителей». Бить журналистов за их статьи безусловно нельзя, но не потому, что они боролись за правду. Я не собираюсь идеализировать ни Анну Политковскую, ни Наталью Эстемирову, ни Анастасию Бабурову – я намеренно выношу за скобки их смелость и не даю оценок профессионализму, – и еще меньше мне хочется восхвалять здесь Олега Кашина. Но даже если бы на их месте был самый продажный, самый лживый, самый назойливый и бездарный журналист – и тогда стоило бы устраивать митинги с требованием наказать преступников. Потому что бить за слова, а также судить, штрафовать и сажать за решетку недопустимо никого, а не только журналистов.

Если бы мне предложили выбрать, в какой день ежемесячно выводить людей на площадь, я выбрала бы 29-е число. Согласно статье 29 Конституции России «каждому гарантируется свобода мысли и слова» – это первый пункт. Но там же, к огромному сожалению, есть второй пункт, который перечеркивает содержание первого: «не допускаются пропаганда или агитация, возбуждающие социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду». Дальше я буду рассуждать с либертарианских позиций, но там, где речь пойдет о либертарианской концепции свободы слова, можете смело заменять «либертарианский» на «последовательный» или «непротиворечивый». Если я говорю о свободе, то это свобода без всяких оговорок, вроде п.2 ст.29 Конституции РФ. Граждан страны, основной закон которой гарантирует свободу слова, не могут осудить за «экстремизм», «разжигание» или «пропаганду». И выступая в защиту пресловутой 282-й статьи УК, мы уподобляемся бандитам, караулящим журналиста с букетом роз или хризантем, среди которых спрятан железный прут. Только вместо арматурины мы готовы пустить в ход Уголовный кодекс. И в том и в другом случае в ответ на слова применяется сила.

Почему так много обывателей, впервые услышавших фамилию Кашина в то злополучное утро 8 ноября, инстинктивно поняли, что Кашин в данном случае прав, а бандиты, бившие его, – нет? Они почувствовали главное: тем, кто с арматурой, просто нечего сказать в ответ. «Кто знает хотя один случай, когда бы истина была побеждена в свободной и открытой борьбе?» – спрашивал поэт Джон Мильтон, основоположник либертарианской концепции свободы печати, у английского парламента еще в середине XVII века. Нынешние либералы говорят: да, свобода слова, но фашисты – что, и им дать право голоса? Многие из оппозиционеров боятся фашистской угрозы и поэтому объявляют правых радикалов экстремистами и выступают за то, чтобы законодательно заткнуть им рот. А после удивляются, что популярность ультраправых идей растет. Но удивляться нечему. Если кто-то неправ и ты уверен в его неправоте – просто дай ему слово. Спорь с ним, вступай в диалог, и пусть в ошибочности его суждений убедятся все. Тот же, кто затыкает рот оппоненту, никогда не сможет убедить других в своей правоте. В споре действительно рождается истина, поэтому тот, на чьей стороне правда, всегда заинтересован в споре.

Не всем хватает сил спорить, и ничего страшного в этом нет. Страшна такая реакция обывателя: «Мне не нравится эта передача – закройте ее, пожалуйста, господин Чиновник!». Но позвольте, для этого изобретен пульт! Вспоминая недавнюю речь Парфенова: влияние журналиста начинается тогда, когда его «прочитали, услышали или увидели». Не нравится – не читай, не слушай и не смотри, убеди знакомого не читать, не слушать и не смотреть, и ты лишишь оппонента политической силы. Газета живет до тех пор, пока ее покупают, и умирает, когда от нее отворачиваются читатели. Существует честный (потому что ненасильственный) способ убедить оппонента замолчать – перестать его слушать. Отвернуться.

Рон Пол, один из самых известных в мире политиков-либертарианцев, о предложениях судить основателя WikiLeaks Джулиана Ассанжа за государственную измену сказал так: «В свободном обществе нам позволено знать правду. В обществе, где правда становится угрозой, у нас будут большие проблемы». У нас судят так называемых «подстрекателей» – тех, кто якобы спровоцировал преступление. Но свободное общество – это и ответственное общество, а наказывая того, кто призывает к оружию, государство снимает часть ответственности с того, кто непосредственно схватился за оружие и пошел убивать. Таким образом, оно не признает за преступником – а преступник здесь только тот, кто пошел убивать, – права выбора и свободы воли. Утверждая, что преступник делит ответственность с «подстрекателем», то есть неспособен полностью отвечать за свои действия, государство относится к гражданам как к детям. Но общество должно когда-нибудь повзрослеть, а значит, перестать перекладывать ответственность с бандитов на журналистов, блогеров, публицистов, философов и прочих «подстрекателей» – единственный выход. Защитникам статьи 282 УК РФ и подобных ограничений свободы слова хочу напомнить: слова не убивают – убивают люди.

И на вчерашний митинг я выходила для того, чтобы сказать именно это.