Только что приехали от Бориса. Мы с адвокатом Романом Качановым повидались с ним 18 октября в ФКУ ИК-10 Пермского края, что находится в поселке Всесвятский. Свидание нам дали, хотя после него просмотрели содержимое фотоаппарата. Что незаконно, кстати. Но драться с ними мы, естественно, не стали. Будем подавать очередную жалобу.

У Бориса, как всегда, боевое настроение. Он первый политзек, кого отправляют в тюрьму, но сдаваться он не намерен. 17 октября в Чусовском городском суде Пермского края должно было состояться слушание дела по изменению режима отбывания наказания политзаключенному Борису Стомахину, признанному злостным нарушителем режима. По ходатайству администрации колонии его со строгого режима собираются перевести на еще более жесткий - тюремный.

Однако заседание суда было перенесено на 27 октября из-за технической накладки. К нему приехали на свидание, и Борис отказался закончить встречу досрочно, чтобы успеть на суд. А без его присутствия, хотя бы по ВКС (видеоконференцсвязи), суд не может состояться. Ведь будет решаться вопрос об изменении приговора в части ужесточения Стомахину режима отбывания наказания. Эту позицию адвокат Роман Качанов довел до сведения суда. Суд учел позицию защиты и перенес судебное заседание.

А пока, по словам Стомахина, на него оказывается давление. Борис рассказал, что в настоящий момент не получает подписных изданий и корреспонденции. Получил пару писем из-за рубежа, и все. Придется опять в прокуратуру жалобы писать!

Вот пара свежих фото нашего подзащитного.

14 марта мы с адвокатом Романом Качановым приехали в колонию строгого режима ИК-10 Пермского края к нашему подзащитному Борису Стомахину. До нас дошли слухи о том, что Борис, протестуя против наложенного на него дисциплинарного взыскания в виде помещения в штрафной изолятор (ШИЗО), объявил голодовку. Слухи оказались правдой. Вот как сам Борис рассказывает о сложившейся ситуации (разговорный стиль речи по возможности сохранен):

"У меня тут новая история, продолжается уже почти месяц. Вот 18-го числа будет ровно месяц. Ситуация была следующая. Где-то в пол-одиннадцатого утра, в 11 здесь сдается смена, вертухаи меняются, приходят новые. 18 февраля где-то незадолго до половины одиннадцатого заглядывает ко мне в кормушку дежурный уходящей смены, наставляет сразу же на меня видеорегистратор, говорит: "Будете объяснительную писать?" Я знаю, что это обязательная форма для подачи вот этого доноса, рапорта так называемого. На ШИЗО и все остальное. Я сразу говорю: "За что? Что случилось?" - "Вот сегодня утром вы, когда открывалась дверь, не представились и не доложили, как положено". Я на него в кормушку вот так смотрю, вытаращив глаза, и говорю: "Вы шутите или издеваетесь? Вы прикалываетесь?" Несколько раз спрашиваю: "Вы шутите?" Я думал, он шутит. Потому что нюансы следующие: хотя в ПВР (правилах внутреннего распорядка. - Ред.) написано, что, когда приходит начальство, дежурный представляется, называется, я просто с 14-го года здесь вот в этом здании, в одной и той же камере сижу, я знаю, что здесь такое не практикуется. Вообще не практикуется. Когда утром подъем, а вечером отбой, проводят эти дежурные вертухаи, ну там начальство ходит, ДПНК (дежурный помощник начальника колонии. - Ред.) там еще ходит обычно по коридору. Просто чисто функционально: открылась дверь, или выкинул матрас в коридор, или затянул из коридора. Все. Дверь закрылась. Никаких представлений, разговоров в жизни не было! Никогда никто вообще, никакие дежурные ни в каких камерах не представляются. Нет такого. Вообще нет такого никогда. Если бы они все представлялись, подъем бы тянулся на два часа дольше. Камер довольно много здесь. А подъем здесь по времени. Здесь все по времени. Я ему говорю: "Вы с ума сошли? Я не буду представляться! Какое не представился? Никто не представляется, никогда!" Короче, он ушел.

Я только незадолго перед этим, буквально за несколько дней, к стыду своему, наконец узнал и понял... На всех камерах, в том числе и у меня, висят такие листы А4, исписанные сплошь. Там везде - Стомахин, Стомахин, Стомахин , Стомахин... Фамилии мусаров и росписи. Они каждый день расписываются. К стыду своему, я только недавно обнаружил, что это график дежурств по камере. И они-таки на полном серьезе меня в моей одиночной камере каждый день назначают дежурным! Я дежурный на протяжении пяти месяцев! Шестой месяц сижу, я все дежурный каждый день по этой одиночной камере! Когда узнал, я, честно говоря, был в шоке. Не знал, плакать или смеяться! И вот на этом основании, что дежурный не представился в подъемке! Открылась дверь, начальству не доложил. Хотя, никто не докладывает. Открывается дверь не для докладов, не для этих рапортов, а затянуть матрас или выкинуть его.

Я сначала подумал, что это будет ШИЗО 15 суток. Как раз месяц с небольшим прошел, как кончилось последнее ШИЗО 12 января. Я стал просчитывать. У меня получилось так, что ШИЗО дается мне через равные промежутки времени. Кончается последнее, проходит месяц и еще 5-7 дней - и опять дают. Любой предлог придумают. На ходу изобретают. Я, короче, написал матери. И решил, что действительно надо голодовку объявлять. Что творится. Что это за хамство такое!

Потом там эти праздники, 23 февраля. Сижу жду, что будет. 24-го они вызывают на свою комиссию дисциплинарную. Зачитывают: 18 февраля в 6 утра не представился (не доложил по форме). Там надо крикнуть: "Камера, внимание!" Доложить, сколько народу в камере. Я не доложил, сколько у меня народу в камере! Он так не видит! В результате вместо 15 суток ШИЗО - год ЕПКТ (единое помещение камерного типа. - Ред.). В конце концов, ПКТ или ЕПКТ - мне все равно. Все равно права те же самые. А оставалось еще ПКТ три месяца. Они даже не подождали. Они поторопились. Из этих трех месяцев полтора - это отсиженные ШИЗО. Они ж добавляются. Я думал, когда истекут у меня эти месяцы ПКТ оставшиеся, то что они со мной делать будут, куда денут? А в СУС (строгие условия содержания. - Ред.) я больше не пойду. Вот они нашли решение. Они позаботились заранее. Дали мне год ЕПКТ.

Я пришел к выводу, что, если будут давать ШИЗО теперь, я буду объявлять голодовки. Потому что терпеть это больше нельзя. Они же от балды дают. Я отдал это письмо 26-го, в пятницу. 29-го, в понедельник, выдергивают меня опять же на эти «крестины», Дисциплинарные комиссии. Сидит за столом Асламов (начальник колонии. - Ред.). Остальные стоят. Подобострастно толпятся вокруг него. Вызывают меня опять под конец. Меня всегда последним вызывают. Начинается часа в четыре, часов в пять меня вызывают. Стою. Он мне: "Встань нормально!" А я облокачиваюсь о стену. Так-то тяжело стоять мне, с поврежденным позвоночником. "Я нормально стою". Он хотел, чтобы я навытяжку встал. В этом я ему не уступил. Обломал я его. Не боюсь я его. Он говорит, обращаясь к Безукладникову, начальнику ШИЗО всего: "Что это он у тебя нестриженый, небритый, подстриги его, побрей". И говорит какому-то охраннику, рангом поменьше, что рядом со мной стоял: "Убери его отсюда". Вывели меня. Ничего мне начальник колонии не сказал. Я стал догадываться, что это не к добру. Вызвал на комиссию и ничего мне не сказал. Убери его, и все. Что за хамство! Потом уже, примерно через час, когда закончилась эта комиссия, открывается дверь, стоит Безукладников: "Стричься идемте". - "Вы что? Мне опять ШИЗО 15 суток дали?" - "Да. Вы же были на комиссии!" - "А в чем дело? Что случилось? Я хочу посмотреть постановление!" - "Давайте я вас ознакомлю". Повел меня знакомить. Там написано следующее: 28 февраля в 20:15 нарушил форму одежды. Находился без нагрудного знака. Что является полной неправдой. Конечно, я давно решил, что, пока я буду сидеть где-то под крышей, помимо обычных условий содержания, я бирку носить не буду. Я давно это решил и всем сказал. Я ее не ношу. Но фишка в том, что 28 февраля было воскресенье. Я из камеры вообще не выходил весь день! То есть в камере роба у меня висит на крючке. Я ее не ношу. В камере ее никто не носит. Из камеры я не выходил, робу не надевал. Я не мог нигде показаться без бирки, тем более в 20:15. Это глухое время перед отбоем. Уже никто не приходит. Ни психологи, ни с посылками, никто не приходит и никуда в это время не выводит. Ждешь отбой. А тем более в воскресенье. В воскресенье вообще никто никуда не приходит и не выводит. Ходить некуда. Откровенная наглая ложь! Просто в глаза брешут! Тем более, ни на видео не заснято, а они всегда с видеорегистраторами ходят, ни объяснения не спрашивали. Ничего! Вообще ничего!

Я в знак протеста объявил голодовку. И держу до сих пор. Или надзиратели приходят раз в день, или сам врач. Но дело в том, что я отказываюсь от осмотра. Я вообще этой медицине не доверяю. Брезгую с ними общаться. Они режимом гораздо больше озабочены, чем здоровьем зэков. Если я отказываюсь от осмотра, они не настаивают. Ну так, фиксируют на видео. Я все время нахожусь в одной и той же камере. Что в ПКТ, ЕПКТ, что в ШИЗО. Единственный плюс, хоть не переезжать. Я думаю, это только потому, что там видеокамера. Она только у меня и висит. Нигде больше. А для меня ее специально оборудовали. Приходил еще опер Чертанов вместе с девчонкой-психологом. Чертанов - как сопровождающий. Сидит, просто слушает. А она меня расспрашивает про голодовку и про все. Она расспрашивает про те вещи, которые сама знать не может. А раньше приходила психолог - тетка такая, майорша. Она начальница психологической службы. Я у нее спрашивал, не можем ли мы без этого товарища пообщаться. Нет, дескать, не положено.

Голодовку я буду держать до окончания срока ШИЗО. Это единственный метод протеста, который мне остался. Буду держать до 16 марта".

С каждой поездкой к нашему подзащитному Борису Стомахину отношение и к нему и к нам со стороны администрации колонии ИК-10 Пермского края становится все более жестким. В этот раз Борис общался с нами через решетку. Клетку, в которую посадили Бориса, просторной не назовешь. В ней можно было только сидеть. Зверей в зоопарке и то содержат в лучших условиях.

А нас два раза тщательно обыскали. Правда, мой спутник в поездке адвокат Роман Качанов уточнил, что это был не обыск, а досмотр. Пусть досмотр. Но очень доскональный. Сначала нас осмотрели на КПП у входа в колонию. Осмотрели все сумки, заставили все выложить из карманов. Я как гражданский представитель и Качанов как адвокат уже давно ездим на свидание к подзащитному в эту колонию, но до сих пор такого внимания к себе мы не вызывали.

Вообще сложилось такое ощущение, что сотрудники колонии видят нас впервые. Проверили мою доверенность, а удостоверение адвоката у Качанова забрали на экспертизу. Через полчаса удостоверение вернули и оформили нам пропуск для встречи с осужденным.

Телефоны мы с собой в колонию не берем (хотя имеем право). Но всегда берем диктофон и фотоаппарат, которые нужны нам для работы: сфотографировать подзащитного на предмет наличия или отсутствия у него телесных повреждений, снять копии с документов, записать на диктофон его жалобы на условия содержания... В этот раз с проносом оборудования возникли проблемы. Нас в нарушение закона просто отказывались пропускать. И пропуск не помог. Только после того как адвокат вручил сотруднице КПП копию постановления Верховного суда, разрешающего проход на территорию пенитенциарных учреждений с этими техническими средствами, нам наконец разрешили пройти.

На этом наши приключения не окончились. Нас отвели в специальное помещение и подвергли досмотру еще один раз. Разве что штаны снять не заставили, но я все равно почувствовал себя стриптизером. И осмотрели, и ощупали, и ручным сканером со всех сторон просветили. Ничего подозрительного не нашли, только время потеряли.

Приехали мы в колонию 4 февраля утром, а к заключенному попали уже только после 12 часов дня. Комната, которую нам отводят для конфиденциальных свиданий, представляет собой маленькое помещение с весьма спартанской обстановкой: стол, кресло для сотрудника, на котором нам сидеть не разрешают, табуретка и скамеечка сбоку. Впрочем, для работы большего и не требуется. В углу комнатки находится клетка, куда едва вмещается один человек. Как правило, мы с Борисом садимся вместе за стол и начинаем работать с документами. Но не в этот раз. Зайдя в комнату, мы обнаружили, что Бориса заранее поместили в клетку, как опасного маньяка. Хотя сидит он по политической 282-й статье УК за ненасильственное выражение своего мнения и опасности ни для кого не представляет.

Сотрудники колонии пояснили, что это сделано для нашей же безопасности: а вдруг он нас в заложники захватить вздумает? Самому Борису сказали то же самое. Утверждение показалось нам надуманным, но убедить людей в форме не удалось. Возможно, это связано с активной жизненной позицией Бориса, который и в местах лишения свободы пытается бороться за свои права. Потому он не вылезает из штрафных изоляторов (ШИЗО) и находится в помещении камерного типа (ПКТ) как злостный нарушитель режима содержания. Ведь человек несколько лет до этого общался с нами без помещения в клетку, и физиономий нам не бил, и в заложники брать не пытался.

Сам Борис выглядит похудевшим, но бодрым. Он рассказал, что администрация колонии, судя по всему, отказалась оформлять доверенности для людей, пожелавших стать его гражданскими представителями. Доверенности оформляются в присутствии осужденного, и там должна стоять его подпись, но по этому вопросу его никто не вызывал. Причем никаких объяснений ни ему, ни нам не дали. Кроме того, до Бориса не дошла моя телеграмма от 25 января, в которой я уведомлял его о нашем приезде. И тоже никаких объяснений со стороны администрации. Так что адвокат был вынужден оформить адвокатский запрос и по получении официального ответа, возможно, будет подан административный иск на администрацию ИК-10.

В процессе работы над документами, общаемся с подзащитным. Он рассказывает о своем житье-бытье. Находится он в одиночной камере, с 28 декабря по 10 января отбыл очередные сутки ШИЗО непонятно за что. Если и были с его стороны дисциплинарные нарушения, то, по его словам, ему о них не сообщили. Обжаловать свое очередное дисциплинарное наказание он не хочет, так как не верит в российский суд и не желает иметь с этой системой ничего общего. Кроме того, по словам Стомахина, со стороны сотрудников администрации ИК-10 звучат угрозы о применении к нему спецсредств, если он и дальше будет защищать свои права, честь и человеческое достоинство. Впрочем, администрация считает все это нарушением режима.

С разрешения администрации взяли у Стомахина прошедшие цензуру письма и прочитанные им книги, так как Борису трудно носить с собой большой архив. Подходим к КПП. Проходим очередной суровый досмотр. Книги и письма привлекают особое внимание. То, что на вынос есть разрешение администрации, не слишком помогает. Темнеет. Мы выходим за пределы ИК-10, колонии строгого режима, где уже около двух лет содержится политзаключенный Борис Стомахин. И сидеть ему, если ничего в России не изменится, почти до конца 2019 года.

Съездили в очередной раз с Борису Стомахину в ИК-10 Пермского края, что находится в поселке Всесвятский. Не люблю я ездить в колонии перед большими праздниками, особенно перед Новым годом. Но так получилось. Когда я, его гражданский представитель, и адвокат Роман Качанов добрались до колонии, оказалось, что никого из начальства нет. Нет не только начальника, но и секретаря.

Ощущение от административных корпусов колонии жутковатое. Закрытые кабинеты, неосвещенные коридоры, холод... По словам местных жителей, единственная котельная, отапливающая не только колонию, но и поселок Всесвятский, находится на территории колонии и ее начальник дал распоряжение снизить до минимума отопление. В результате холодно не только в колонии, но и в гостинице (на себе убедились), в домах сотрудников колонии и даже в детском саду дети мерзнут.

С огромным трудом нам удалось найти замначальника колонии и подписать у него заявления на свидание. Тем не менее у Бориса настроение боевое. Он сообщил нам, что так называемый "врач" отказался давать ему лекарства, когда у него болел нерв в зубе. Врач его даже не принял, а просто принес ему две таблетки анальгина, которые не помогли. Борис сообщил, что в знак протеста против неоказания ему медицинской помощи он после Нового года будет демонстративно отказываться от любых медицинских осмотров, которые администрация колонии обязана периодически проводить. Вот как сам Борис описывает ситуацию:

"Поскольку 28 августа этого года, как только я приехал из этапа, сотрудник медсанчасти ИК-10 изъял у меня все лекарства и тем самым лишил меня всякой реальной медицинской помощи, то я после новогодних праздников на весь период своего срока, до 19 ноября 2019 года, отказываюсь от прохождения любых плановых осмотров в санчасти ИК-10. Включая флюорографию, которая каждые полгода обязательна. Им плевать, что мне нужны лекарства, а мне плевать, что им нужен осмотр. Это паскудство и полный позор. Я не могу таблетку от головы и от зубной боли вовремя получить. А им санчасть нужна для осмотров. Так вот я не буду ходить на осмотры".

Борису Стомахину дали акты об изъятии двух его писем. Они не прошли цензуру. В одном из этих писем, по мнению администрации колонии, содержатся выражения, затрагивающие честь и достоинство президента России. Второе письмо не дошло из-за того, что Стомахин в нем попросил связаться с журналистом Муждабаевым и написать об его деле.

16 декабря 2015 года Железнодорожным районным судом г. Екатеринбурга был рассмотрен Административный иск Екатерины Вологжениновой против Росфинмониторинга, включившего мать-одиночку в перечень экстремистов и террористов. Судья Матвеева отказала в удовлетворении Иска, так что одинокая женщина, воспитывающая ребенка и имеющая на иждивении пожилую мать, осталась без средств к существованию. На этот раз уже по решению суда. Все ее счета заблокированы и она не может получить ни зарплату, ни социальные пособия. Напомню, что в соответствии с заключением эксперта УФСБ по Свердловской области лингвиста Мочаловой, Вологженинова, размещала у себя на страничке в социальной сети "ВКонтакте" информацию, направленную на возбуждение национальной ненависти и вражды по отношению к представителям власти в современной России, к добровольцам из России, воюющим на стороне ополченцев с востока Украины, к жителям востока Украины, не поддерживающих политический курс современной Украины. Этого заключения оказалось достаточно для возбуждения уголовного дела по ст. 282 УК РФ и передачи его на рассмотрение в суд. Обвинительного приговора до сих пор нет и Екатерина не обвиняется ни в чем, связанным с финансированием экстремизма или терроризма. Вологженинову судят за перепост материалов, автором которых она даже не является.

Адвокат Роман Качанов, представлявший интересы Екатерины в этом судебном заседании заявил после оглашения решения суда о том, что сама конструкция Закона построена таким образом, что выиграть дела по данным обстоятельствам практически невозможно. Присутствует формальный подход: факт возбуждения уголовного дела сам по себе является достаточным основанием для включения человека в печально известный список, после чего все его счета блокируются и человек не может получить честно заработанную зарплату и другие средства, положенные ему по закону. При этом на фактуру дела никто из заинтересованных ведомств по закону смотреть не обязан.

Аудиозапись процесса: http://vk.com/gleb_edelev?w=wall2074476

Видеохроника судебного заседания: https://www.youtube.com/watch?v=U3oQS4_w4xs

5 ноября мы с адвокатом Романом Качановым посетили ИК-10 строгого режима Пермского края, где содержится политзаключенный Борис Стомахин.

Исполняющий обязанности начальника Юрий Губаль встретил нас неласково: мол, адвокат и общественный защитник "расшатывают оперативную обстановку". Сопровождавший нас сотрудник колонии рассказал, что к Стомахину приходят некие экстремистские письма из-за рубежа, которые они передают через ФСИН в ФСБ. С большим трудом адвокату удалось доказать, что мы имеем право пронести на встречу фотоаппарат и диктофон. Никто лучше самого политзека не расскажет, как ему живется в колонии, поэтому я записал его монолог на диктофон. Стилистика по возможности сохранена.

"Через месяц после вашего отъезда (8 сентября этого года. - Г.Э.) меня на шесть месяцев закрыли в ПКТ. Докопались. Месяц и девять дней я застилал постель так, как мне удобно. Причем все остальные тоже застилали как им удобнее, никого это не волнует. Никого не сажают за это в ПКТ. Тут им понадобился предлог, и они нашли предлог. В рапорте написали, что кровать вообще не заправлена.

Днем после обеда, 9 октября, ко мне вдруг подходит этот дежурный мусор и говорит, что меня вызывает начальник, одевайся. Типа на прием. Привели, посадили, выдернули меня первого, и тут начальник, Асламов, читает рапорт: "В 6:30 не заправил спальное место". Почему? Неправда. Я все заправил. 6 месяцев ПКТ. Комиссия - не комиссия. Был Асламов и еще кто-то с ним, а большой комиссии как таковой не было. Ведь обычно целая толпа их собирается. Своим решением начальник, в сущности, и отправил меня в ПКТ.

Через десять дней меня на ШИЗО оформил Губаль, оставшийся за Асламова, который ушел в отпуск. Во время шмона смотрю - незнакомая харя стоит, в погонах майора. А я вообще не знаю, кто это такой. Думаю, может, комиссия какая-то приехала. Стоит, смотрит на меня. Короче, я ему доклад не произнес. Как открылась дверь, я ему должен был сразу формальный доклад произнести. После этого 19 октября меня вызвали на комиссию. Сидит Губаль, зачитывает собственный рапорт о том, что я не исполнил обязанности дежурного по камере. В камере я один сижу. Какой дежурный по камере? И за это еще 15 суток ШИЗО!

Срок закончился 4 ноября. А срок ПКТ был до 9 апреля, сейчас 15 суток прибавляется. Еще будут ШИЗО - значит, еще будут прибавляться. Я прикидываю, что 4 года отсижу в этой камере. Ни в какие СУСы больше я не пойду. Через всю зону, в дальний конец с баулами переться, чтобы через месяц опять сюда. Мое условие будет такое: или вы меня выпускаете на обычные условия содержания, или я буду сидеть в этой камере, в ПКТ. Мне в этой камере лучше, чем в СУСе. Здесь хоть скамейка свободна. А в СУСе я на ногах целый день. Там некуда сесть! Там есть три стола длинных, есть длинные скамейки. Половина скамеек заняты, там кто-то спит. Даже когда обедают люди, те, кто спит, так и спят. А остальное место занято: в карты играют или в нарды. То есть некуда даже присесть. Не стоять же весь день! Гуляешь целый день. А если сядешь, они подходят через 5 минут: дай мы поиграем. Это у них святое. Они играют - значит, надо сразу уходить. В камере намного лучше.

19 ноября будет четыре года. Я знаю, что один из этих дежурных 27 октября написал очередной рапорт на меня. Я слышал, как он кому-то об этом говорил. Я утром с ним сцепился. Я регулярно с ними сцепляюсь и буду так вести себя и дальше, потому что считаю, что в такой ситуации, когда меня засадили непонятно куда, загнали во все вот в это, выполнять все их дурацкие требования унизительно и несовместимо с моим человеческим достоинством. Каждый раз утром, когда я слышу, как они открывают дверь - подъем, - я матрас просто сворачиваю, подношу к двери и туда выкидываю. Я не выхожу сам. А потом дневальный собирает и уносит. Вот чтобы туда кинуть, я подхожу к двери, держу матрас под мышкой. "Оденьте куртку х/б!" Все брось, надень куртку х/б. Я считаю, что это ни к чему. Обойдутся они без куртки х/б, я выброшу так! Я каждый раз говорю: "Вот вам! Никакой куртки х/б!" Они как делают: там две двери, наружная и решетка. Они открывают наружную дверь, а решетку не открывают - ждут, пока я надену куртку х/б. Тогда они откроют. Ну не хотите и не надо! Мне, что ли, надо матрас возвращать? Я полежу на матрасе! Я никуда не спешу! Вот за то, что я с одним придурком так сцепился, он на меня написал, что я не надел куртку х/б. Завтра (6 ноября. - Г. Э.) истекает этот рапорт. Если завтра не навесят, значит, выйду без ШИЗО.

Бирка ниткой пришивается (с ФИО осужденного, заключенные в ПКТ обязаны носить такие. - Г. Э.). Она ламинированная, трудно протыкать иголкой, но можно. Мне нитку принес Безукладников (оперативный сотрудник. - Г. Э.) - пришьешь, когда ШИЗО кончится. Я не буду! Вы же меня записали в злостные нарушители, вот я и буду злостным нарушителем.

Я сейчас сижу один в камере, был ремонт по всему зданию. Слава богу, сделали стол вместо жуткого столика. Уже можно лечь. Ноги на батарею положить - и можно лежать. Большое счастье. А так - все то же самое. Видеокамера... Когда я первый раз туда зашел, в самый первый день, там еще ремонта не было, в этой камере. Смотрю - видеокамеры нет. Снята. Обалдеть! Сняли камеру! Я так и понял, что после ремонта она появится снова. Она появилась и даже покруче, чем была. Какая-то новая. Я попытался ее сломать или повернуть. В первый раз я ее повернул. Эти сразу прибежали. Почему повернул? А я ее вообще сломаю. Они у меня забрали все щетки. Казенные здоровые щетки, которыми я до нее дотягивался. Я думаю, что эти 15 суток ШИЗО, которые я отбыл, и так находясь в ПКТ, мне оформили за камеру, хотя формально там было написано совершенно другое".

Борис Стомахин с Глебом Эделевым

30 октября коллегия Свердловского областного суда под председательством судьи Шурыгиной оставила без удовлетворения апелляционную жалобу некоммерческой организации "Правовая основа" на решение Кировского районного суда г. Екатеринбурга, признавшего эту организацию "иностранным агентом".

Таким образом, организация, уже почти пять лет занимающаяся помощью заключенным и борьбой за права человека в пенитенциарных учреждениях, сама подверглась политическим репрессиям. За отказ добровольно надеть на себя ярлык "иностранного агента" "Правовая основа" была оштрафована на 300 000 рублей, что ставит под вопрос ее дальнейшее существование.

Выступившие в судебном заседании адвокаты Роман Качанов и Владимир Капустин и представитель "Правовой основы" Алексей Соколов, сам бывший политзек, в своих выступлениях обращались к закону и здравому смыслу.

Они попытались доказать суду, что действия, которые прокуратура и Минюст рассматривают как политическую деятельность, направленную на изменение политики России, на самом деле таковой не являются. Обжалование в суды действий сотрудников и различных чиновников ФСИН является правозащитной, общественной, но не политической деятельностью. И суды, удовлетворяя жалобы правозащитников, действуют в русле государственной политики.

Если же согласиться с логикой прокуратуры и Минюста, то именно суды влияют на изменение политики Российской Федерации, вынося различные судебные акты. Ведь у самих правозащитников нет таких полномочий! В таком случае суды занимаются антигосударственной деятельностью, а политикой России как государства является поощрение пыток, убийств, унижений человеческого достоинства и содействие коррупции в местах лишения свободы.

Прокурор Цивилева, представители Минюста Ксель и Кудряшова сообщили суду, что, по их мнению, права некоммерческой организации "Правовая основа" не нарушены, сам термин «иностранный агент» никакого негативного смысла не несет, а деятельность по обжалованию в суды является политической. Также политической является деятельность по опубликованию на сайте "Правозащитники Урала" информации о нарушении прав заключенных, так как сам факт публикации такой информации является попыткой формирования общественного мнения.

При этом прокурор Цивилева заявила, что она никак не оценивает деятельность некоммерческой организации, так как позитивная или негативная оценка деятельности "Правовой основы" не имеет отношения к сути рассматриваемого дела.

Суд, посовещавшись всего несколько минут, оставил решение Кировского районного суда без изменения, а апелляционную жалобу некоммерческой организации "Правовая основа" без удовлетворения.

27 октября началось рассмотрение по существу дела о вымышленном следственными органами и эфэсбэшным экспертом Мочаловой экстремизме матери-одиночки Екатерины Вологжениновой. Судебное заседание, прошедшее в Железнодорожном районном суде Екатеринбурга, продолжалось всего около сорока минут. Ни один из свидетелей обвинения в суд не явился.

Судья Иванова решила подвергнуть свидетелей приводу и назначила новое судебное заседание на 10 ноября. В судебном заседании выступила помощник прокурора, государственный обвинитель Бессонова. Она, не мудрствуя лукаво, почти дословно процитировала заключения эксперта Мочаловой. Все эти утверждения о разжигании национальной розни к органам власти и прочая, на мой взгляд, в серьезной обстановке судебного заседания выглядели еще более абсурдно.

Выступивший вслед за государственным обвинителем адвокат Роман Качанов заявил, что ему вообще непонятно предъявленное Вологжениновой обвинение. В частности, он сообщил суду, что критика государственной власти является нормальным явлением в демократическом, цивилизованном государстве, а такой национальности, как органы государственной власти, вообще не существует.

После окончания судебного заседания мы с одной журналисткой решили выяснить, почему не явились свидетели обвинения. Для этого мы приехали в магазин, где работала продавцом-кассиром Екатерина Вологженинова, и поговорили с ее сослуживицей Екатериной Симоновой. Как оказалось, она понятия не имела о том, что обвинение назначило ее своим свидетелем. Никакой повестки для явки в суд она не получала и не подозревала о судебном заседании. Не знаю, что сможет вытянуть обвинение из этого свидетеля, но сама Симонова не считает, что со стороны Вологжениновой было какое-то разжигание ненависти и вражды. Было выражение своего мнения, с которым сама свидетель не во всем согласна.

Других свидетелей обвинения нам найти не удалось, но вполне возможно, что и они не явились в суд просто потому, что даже не подозревают о своем статусе.

Все желающие могут прослушать или скачать интервью со свидетелем обвинения Екатериной Дмитриевной Симоновой:

https://drive.google.com/open?id=0B9L3cAEupWUAR0VzaV9TaUNCelk

И ознакомиться с аудиозаписью судебного заседания от 27 октября 2015 года:

https://drive.google.com/open?id=0B9L3cAEupWUAc2ZNQks5bnNxWW8

Стороны процесса и судья

Выступает гособвинитель

Екатерина Вологженинова в суде.

Фото автора

Осталось трое суток до начала рассмотрения по существу дела о вымышленном следственными органами экстремизме в действиях жительницы Екатеринбурга Екатерины Вологжениновой, разместившей у себя на страничке в социальной сети "ВКонтакте" ссылки на материалы о событиях в Украине.

Она обвиняется по статье 282 УК РФ (Возбуждение ненависти либо вражды, а также унижение человеческого достоинства). Максимальный срок наказания по данной статье Уголовного Кодекса России - 4 года лишения свободы.

Заседание начнется 27 октября в 10 часов утра в здании Железнодорожного районного суда г. Екатеринбурга по адресу: ул. Малышева, 2б, каб. 311-Б Судья Иванова.

Итак, моего доверителя, политзаключенного Бориса Стомахина, уже находящегося в помещении камерного типа (ПКТ), поместили в ШИЗО. Срок т.н. "наказания" истекает 3 ноября.

Об этом сообщила мне по телефону навестившая Бориса 22 октября адвокат Светлана Сидоркина. И боюсь, что это не последнее его взыскание. По словам адвоката, на этот раз основанием для наложения на Стомахина дисциплинарного взыскания стал отказ Бориса прикрепить к одежде табличку со своими данными и делать доклад. Борис продолжает неравную борьбу с администрацией колонии, за которую ему приходится расплачиваться все новыми и новыми лишениями.
Хотел бы ошибиться, но у меня сложилось впечатление, что Бориса готовят к так называемой "перережимке" - отправке на тюремный режим. Конечно, перед этим должен быть суд. НО цену этим судам я прекрасно знаю:
http://gleb-edelev.livejournal.com/56767.html

Субъективные заметки с одного судебного заседания

Борис Стомахин - беглец и экстремист. Таковым признал политзаключенного Пермский краевой суд. Сам суд, на котором я должен был выступить в качестве свидетеля, состоялся 20 мая и начался на час позже назначенного времени. Юридическую сторону дела, все желающие могут узнать из материала на правозащитном сайте.

В этой же заметке я хочу высказать свое чисто субъективное мнение о происходящем. Так как я был заявлен свидетелем, то начало судебного заседания я пропустил, тусуясь в коридоре суда. Прошло минут пять, прежде чем дверь в зал судебных заседаний открылась и адвокат Стомахина Роман Качанов сообщил мне, что я могу присутствовать в суде в качестве зрителя, так как в моих свидетельских показаниях суд не нуждается. При этом свою позицию господа судьи никак не объяснили. Несколько удивленный таким развитием событий, я прошел в помещение, пытаясь понять, что происходит.

Мне показалось, что происходит следующее: адвокат распинается перед судом, пытаясь доказать, что его подзащитного незаконно поставили на профилактические учеты в качестве лица, склонного к побегу и экстремистской деятельности. А суд? Суду скучно. Мне показалось, что один судья откровенно зевает и голова его клонится на руки, но он мужественно борется со сном. Остальные двое делают вид, что слушают. Кстати. Судьи у нас стараются действовать инкогнито. В начале судебного заседания, со слов адвоката Качанова, судебная коллегия из трех судей и не подумала представиться. На сайте суда указано, что судья, докладывающий дело, - Овчинникова Наталья Александровна. Кто же остальные двое судей, для меня осталось загадкой. Возможно, когда решение суда будет изготовлено в окончательном виде, мы узнаем этих героев. А пока их имена скрыты в недрах судейской бюрократии.

Выступление адвоката было убедительным и красноречивым. Похоже, что суду оно изрядно надоело. Один из судей прервал речь адвоката, не дав ему закончить мысль. После чего суд быстренько удалился в совещательную комнату. Несколько минут посовещавшись сам с собой, суд отказал в апелляционной жалобе Бориса Стомахина, поданной его адвокатом Романом Качановым на решение Чусовского городского суда, оставившего без удовлетворения жалобу Бориса на действия администрации и начальника ФКУ ИК-10 Пермского края ГУФСИН РФ. Администрация колонии и ее начальник Видади Гасанов поставили политзека на профилактический учет как лицо, склонное к побегу, и лицо, пропагандирующее, исповедующее и распространяющее экстремистскую идеологию.

Постановка на профучеты по этим основаниям представляется мне абсурдной, так как Стомахин, отбывая наказание по первому приговору в ИК-4 Нижегородской области с 2008 по 2011 год, никаких попыток побега не предпринимал, ничего подобного не готовил и даже намерений совершить побег не высказывал. И на профучеты его никто не ставил. Он еще тогда был освобожден от работы, так как страдал и страдает от последствий перелома позвоночника. Человек едва ходит, помогая себе палочкой, и по своему состоянию здоровья не может совершить побег. При этом его состояние только ухудшается!

Что до экстремистской идеологии, то осуждение человека по «антиэкстремистской» статье УК автоматически не является основанием для постановки осужденного на профучет. Нужны конкретные действия по распространению такой идеологии, которых Борис, находясь в местах заключения, никогда не совершал.

После оглашения судебного решения я пообщался с адвокатам, и выяснилась еще одна пикантная подробность. Оказывается, в начале судебного заседания адвокат заявил ходатайство о вынесении частного определения в адрес судьи Чусовского городского суда Азановой С. В. Эта служительница Фемиды в течение 5 месяцев передавала дело в суд второй инстанции, что нарушило принцип разумности сроков судебного разбирательства. Один из судей Пермского краевого суда заявил, что это ходатайство будет разрешено в конце судебного заседания. Однако во время оглашения решения судья даже не упомянул о данном ходатайстве, не разрешив это ходатайство по существу. Я думаю, что это он не со зла. Просто уставшие, скучающие судьи забыли о существования данного ходатайства адвоката!

Я понимаю, что отстаивание своих прав в суде - это нормальный, цивилизованный путь решения правовых конфликтов. Но меня не покидало ощущение предрешенности всего происходящего. И у меня сложилось впечатление, что никакие доводы адвоката не могли повлиять на позицию суда, заранее сформировавшего свое мнение по этому делу. И судьи просто отбывали повинность, ожидая, когда же наконец это судебное заседание закончится.

В связи с этим мне вспомнилась пришедшая из Библии и ставшая народной пословица. Да уж, «не мечите бисер перед судьями», думал я про себя, переделав пословицу на свой лад.

И приговорили к 120 часам обязательных работ. Такую меру наказания избрал для девушки судья Первоуральского городского суда Проскуряков.

18 мая, при большом количестве прессы, судья более сорока минут зачитывал приговор, который, как сразу же стало понятно, будет обвинительным.

После оглашения приговора, судебные приставы быстро очистили зал судебных заседаний от представителей СМИ, и им пришлось провести импровизированную пресс-конференцию в коридоре суда.



В ней принял участие адвокат подсудимой Александр Галаган. Он назвал состоявшийся приговор чудовищным, а действия его подзащитной, если они вообще имели место быть, - смешными. По мнению адвоката, человека осудили за его веру, несмотря на то что ислам в России не запрещен.



В зале суда находился председатель регионального отделения РПР-ПАРНАС Михаил Борисов. Он считает, что данный приговор нарушает Конституцию России и приведет только к ожесточению мусульман.



Защита Эльвиры Султанахметовой категорически не согласна с решением суда и будет его обжаловать вплоть до Европейского суда по правам человека.

Напомню, что 23-летнюю мусульманку осудили за размещенные в социальной сети «Вконтакте» призывы к мусульманской общественности не отмечать Новый год, так как он не является мусульманским праздником. По мнению привлеченного ФСБ эксперта Мочаловой и органов следствия, Султанахметова совершила действия, направленные на возбуждение ненависти и вражды к «лицам, не отмечающим Новый год, обычаи и празднества которых являются проявлением неверия».

В своем выступлении 14 мая прокурор потребовал для подсудимой два года лишения свободы с отбыванием наказания в колонии-поселении. Это максимальная мера наказания по данной статье УК в редакции, действовавшей на тот момент. Прокурор мотивировал свою позицию в том числе и тем, что подсудимая не признала свою вину и не раскаялась в содеянном.

При этом, по мнению защиты, подсудимую пытаются привлечь к ответственности за совершенно правомерные действия и за высказывание своего мнения. Адвокаты считают, что даже сам факт размещения подсудимой этого текста не был доказан ни следствием, ни обвинением.

Адвокаты потребовали полностью оправдать подзащитную, указав, что любой другой приговор суда будет несправедливым и не основанным на законе.

Оглашение судьей Проскуряковым мотивировочной и резолютивной части приговора суда:



Полный текст приговора Эльвире Султанахметовой

ПРЕНИЯ 14 МАЯ 2015 ГОДА: Выступление прокурора

Выступление адвоката Александра Галагана

Выступление адвоката Романа Качанова

Выступление подсудимой и реплики сторон

Политзек Борис Стомахин о жизни, о зоне, и о себе

В ИК-10 прибыл я в ночь на 22 августа 2014 года, 12 дней провёл в карантине, потом меня подняли на седьмой барак, это было 2 сентября, если я не ошибаюсь, 1 сентября я разговаривал с опером по фамилии Черников, который потом написал на меня рапорт о побеге и обо всем остальном. Пока был в карантине, в оперчасть меня вызывали 3 разных опера включая начальника оперчасти и зам начальника оперчасти. Они меня вызывали знакомиться с ними. По отдельности. И все со мной беседовали по 2 часа каждый. Через считанные дни вызвали в так называемую «безопасность», отдел безопасности, осматривать, есть ли у меня наколки и все такое, описывать и тогда же, не говоря ни слова, поставили меня на профучет по побегу, начали докапываться, чтобы я ходил каждые 2 часа отмечаться. Я сказал, что я ходить не буду.

А уже 8 сентября, уже закрыли в первый раз в ШИЗО. На 15 суток. Под абсолютно надуманным предлогом, что якобы я с кем-то из представителей администрации грубо разговаривал. Грубо и «на ты». Это самое удивительное, потому что я точно знаю, что «на ты», я никогда с ними не разговаривал. Ни тем сроком, ни сейчас. Вообще этого не бывает. Вот закрыли. Я отсидел там 15 суток, я вышел буквально на неделю, меня закрыли второй раз, на основании того, что я не пошёл на хоз работы. Я уже числился в графике на эти хоз работы, но никто официально меня не извещал не то что под роспись, а вообще никак. Там вешается какой-то клочёк с фамилиями, который, можно пройти мимо и этот клочёк даже не заметить, что он там висит и что твоя фамилия там указана.

Написали, что я должен туда идти, я не пошёл, я в это время был на приёме у начальника, который сам меня и вызвал. Вернее не сам он, а его дневальные позвонили, сказали чтобы я был на приёме. Как раз в это время, когда хоз работы. В результате, на следующий день вызывают на эту дисциплинарную комиссию, закрывают опять на 15 суток, за отказ от хоз работ.

Вышел от туда, я уже понимал в чем дело, я уже знал, что там дальше будет, пробыл на воле ещё 6 дней, в четверг вышел, успел сходить в пятницу на короткое свидание с матерью и в следующую среду опять попал на 10 суток в ШИЗО и перевод на 9 месяцев в строгие условия отбывания наказания. Все это опять за отказ от хоз работ. Я уже знал, что я на них не пойду и что меня за это закроют, почти не сомневался. Что этот предлог, он катит всегда.

Когда 22 августа привезли нас в «столыпине» на эту станцию Всесвятская, выгрузили. Выходишь из «столыпина» и садишься на корточки. Я выхожу, зеки уже сидят на корточках, ждут машину этапную. Я сел рядом с ними. Это полночь где-то, темно, холодно, я сижу, у меня нет бирки, на лбу тоже ничего не написано. Мимо ходят эти мусора конвойные, которые должны нас везти. Не те, которые в вагоне нас везли, а те, которые должны нас в колонию везти.
Ходят мимо нас и вдруг один из них обращается ко мне и спрашивает, у вас какие, строгие условия содержания? С чего вы взяли, обычные. А с чего вы взяли? Да просто, мол, спросил.
Он, ещё на станции Всесвятская, как только я вышел из вагона уже знал, что у меня должны быть строгие условия содержания! Потому он и задал вопрос. Он поторопился и проговорился. Ведь у меня тогда ещё не было оснований для СУС. Но прошло ровно 2 месяца с момента моего приезда, день в день, 22 августа приехал, а 22 октября у меня уже строгие условия.

Второй и третий раз меня закрыли за отказ от хоз работ. Но, во-первых, ведь я фактически инвалид, хоть у меня и нет справки, и мой отказ вызван состоянием здоровья. Я ни к какой физической работе был непригоден ещё тем, первым сроком. Понятно, что после перелома позвоночника и перелома ноги, убирать снег очень трудно. Я ведь до сих пор едва передвигаюсь, хожу с палочкой. Администрация сама это разрешила, так что все она понимает.

А во-вторых, конечно, я не могу скрыть того, что даже будучи здоровым, я не пошёл бы и по принципиальным соображениям. Это было бы уже слишком здорово, чтобы это государство меня сажало ни за что, уже второй раз, за мои взгляды и убеждения только лишь, а я ещё на него вкалывал после этого. Это было бы слишком хорошо для них. И конечно, ни о каких работах физических и любых других не может идти речь.

Меня поставили на три профилактических учёта: по суициду, который, правда, поставили ещё в Москве, в СИЗО, потом меня здесь поставили на так называемый постатейный профучет по экстремизму, поскольку я осуждён по этим статьям как лицо, склонное к экстремизму и терроризму. Об этом я узнал только здесь, что есть такой профучет. А также, поставили на профучет по побегу, также не сказав не единого слова, тайком, просто на основании рапорта этого опера Черникова, в котором только одна фраза, что я, якобы собираюсь совершить побег при первой возможности, хотя на самом деле я сказал абсолютно не так, да и то с юмором больше, чем серьёзно.

Но юмор, они, к сожалению не понимают. Они все делают тупо, с серьёзным видом. Причём в связи с просчётом по побегу, они меня пытались заставить ходить отмечаться в так называемую «надзорку», 8 раз в день, в течение 16 часов между подъёмом и отбоем, каждые 2 часа. Реально там может быть меньше, потому что там можно прийти и один раз расписаться за два прихода или даже за три. Но все равно мне это не надо, бегать туда. Я так и сказал, что я не буду ходить отмечаться, потому что и мне тяжело, и никаких оснований к этому профучету нет. И вообще, под их дудку плясать я не собираюсь. Это была моя принципиальная позиция с самого начала.

И я так полагал изначально, что первые 15 суток я получу в общем-то за это. За отказ от хождения туда. Отмечания по этому профучету. Сейчас сложно сказать, потому что они нашли более весомый предлог меня закрывать в ШИЗО и сейчас перевели меня в строгие условия. Видимо у них изначально было задание меня держать в строгих условиях, в камерной системе и так далее. Но изначально, было вот так.

Экстремизм я не исповедовал и не распространял. Надо отметить, что само понятие «экстремизм» это фикция, это просто ярлык, который годится для того, чтобы его вешать на любого несогласного и неугодного властям. Это понятие, не имеющее чёткого юридического значения. А во-вторых, в данном учреждении я разговаривал с зеками и говорил им то, что я думаю, не более того. И эти беседы, как правило, проходили вне пределов досягаемости для слуха оперов. Уж я не знаю, донесли ли им и можно то, о чем мы говорили считать экстремистской идеологией или её исповедованием и так далее. Я лично считаю, что ничего подобного с моей стороны не было. Я разговаривал с зеками о жизни, о происходящем вокруг нас, высказывал свою точку зрения на происходящее.

Возможно, что кто-то донёс. Возможно. Но если бы кто-то донёс, то там были бы более конкретные формулировки, в этом рапорте. Потому что тут вообще непонятно что имеется ввиду. О чем вообще шла речь.

В ШИЗО мрачные условия. Быт у меня в основном здесь. Быт на бараке... не знаю, надо ли об этом рассказывать. Там попроще немножко. Здесь быт очень простой. Эта камера, 6 шагов в длинну, 3 в ширину. Она двухместная считается, там двое нар, но на самом деле я там сижу один. В пять утра подъем, потом завтрак, в 10 утра шмон обязательный, но могут они в эту камеру не зайти, они могут один день шмонать тех, у кого ШИЗО, второй день, у кого ПКТ, третий день — ЕПКТ. Так что не всегда они ко мне заходят, но вообще шмон обязателен каждый день, в 10 часов утра. Потом в полдвенадцатого уже обед, а потом сидишь, ждёшь ужина, сидишь на этой табуретке очень узкой, сидеть неудобно, или ходишь по камере, туда — обратно, 6 шагов от окна до двери. После ужина, часа через три, три с половиной, в девять вечера после ужина отбой. Опускают эти нары, открывают дверь, дают матрас, ложишься, спишь. Свет не гасят.

Вроде ничего не делаю, но моя проблема в том, что у меня позвоночник сломан, нога сломана, хожу я туда — сюда, болит эта нога и вообще под вечер ощущение такое, что как будто вагоны целые разгружал. Выматываешься так, что не можешь дождаться, когда матрас дадут. Днем спать формально запрещается. Реально, там спят, конечно, зеки. Они не смотрят так, особо, в эти глазки. Там спят, ничего. За это здесь особо не карают. В больших камерах можно спать на столе. Иногда ложусь я на пол, можно что-то подстелить и лечь, неудобно на полу, противно, но бывает иногда, приходится, когда уже совсем нет сил. Полежу, становится немного легче, но долго я не пролежу. А заснуть, я вообще не могу днем. Сейчас, когда батареи более или менее нормально топятся, терпимо. С окна, конечно, сильно дует. Но камера маленькая, окно закрыто. В других камерах есть такие, в которых в окне вообще дыра. А тут, в одежде, в нескольких слоях — терпимо. Прохладно, но терпимо. Можно как-то жить.

Когда я заехал в первый раз, 8 сентября, ещё не было отопления, а уже было здесь холодно. Кошмар! Сидишь, как в морозильнике. Сидел трое суток с лишним, околевал. Пока не включили отопление. Сами камеры — «шубы» нет, побелка на стенах, пачкается. Быт очень незатейливый. Камера на двоих, а столик такой низенький, крохотный, на него две тарелки поставить и все. Повернуться негде. Табуретки как-то странно расположены. Они, и столик, и табуретки к полу привинчены. Одна табуретка рядом, так что можно есть, сидеть. А другая — на большом расстоянии. Если на нее сесть, то до столика не дотянешься. Я не знаю, как они думали, что люди вдвоём будут сидеть, обедать за этим столиком. Я на той, что дальше — весь день сижу. А обедаю на той, что ближе к столу. Окошко с одним стеклом. Никто даже не думает, что надо вторую раму вставить. Хорошо, хоть его закрыли. Потому что когда я только заехал самую первую пятнашку отсиживать, в сентябре, оно ещё открыто было. Я тогда долго стучал в двери и орал, чтобы пошли и закрыли окно. Его можно только с улицы закрыть. Его изнутри не закроешь, потому что там короб металлический наварен и со стороны камеры вообще не дотянутся. Только с улицы.

Самое тяжёлое, что нельзя лечь. Сидишь на этой табуретке по 16 часов. Питание дохленькое такое, очень скудное. Иногда картошку дают, с чем-нибудь. Иногда обед ничего, но чтобы целый день было нормальное питание, такого не бывает. У меня, конечно, свои вкусы. Я сечку не ем, допустим. А у них завтрак или сечка, или овсянка, кислый этот хлеб. Он так бесит, кислятина. Почему он на воле не кислый? Здесь он жуткий и в Буреполоме был такой же кислый. Иногда обед ничего. Например, с курицей. Они пишут: с курой. Я ухохатывался, когда такое в столовой, в меню вывешивается на день. Здесь меню одинаковое, что там, что здесь. Просто возят из столовой. Там не с курой, а со шкурой. Больше там ничего нет. Или шкура, или кости. Если кусочек мяса найдёшь — праздник. Но считается, что что-то мясное дают. Обед — первое, второе, стакан киселя. И кусок хлеба. На обед пайка побольше даётся. И он чуть-чуть посветлее. Не чёрный, а такой серый.

По здоровью. Пока я ещё держусь как-то. Пока ещё меня не окончательно добили. Но вообще тяжело, конечно. Болит спина, вот так вот находишься по камере туда-сюда, вроде ничего так, до вечера ходишь — нормально. Утром встаёшь - на ногу больную наступить вообще не можешь. Потом, у меня ещё с первой пятнашки, с сентября месяца, как я только заехал, у меня начались боли какие-то с левой стороны в боку, под рёбрами. Я достал врачей, давали панкреатин, неделю, стало получше. Совсем они не прошли, но стало значительно лучше. Если будет опять болеть, я опять буду просить. Но это надо каждый раз записываться на приём, ходить просить. А выписывают, как оказалось, только на неделю. Вот неделю он мне давал, а сейчас все. Неделя кончилась. Больше не даёт.

Я обращался к врачам с этим, я обращался когда вышел после первой отсидки, потом я в санчасть ходил, потом я, когда второй раз заехал, здесь с врачами разговаривал. Они говорят, что это то ли кишечные колики, то ли что-то ещё. Они, естественно, сами не знают, они толком обследовать не могут. Они могут только пощупать, постучать, приблизительно. Это надо то ли узи делать, то ли как-то по-другому обследовать, чтобы точно узнать. А на обследование они не направляют. Они давали мне один раз панкреатин, в другой раз, другой врач дал мне но-шпу, она мне тогда не особенно помогла. Сейчас, этот срок в ШИЗО, уже поменьше болит. В первый раз вообще ужасно болело. Чтобы обследоваться, надо ехать на девятку. Девятка — это другая зона. ИК-9, где-то там, в районе Соликамска.

А мне тяжело ехать этапом, тяжело тащить вещи. Даже если не все, все равно надо тащить. Зимой, тем более, в этих «столыпиных», которые больше стоят, чем едут. Мы сюда ехали больше полутора суток. Хотя от Перми до сюда всего несколько часов езды. 9 дней на пересылке в Перми сидели. Все очень тяжело. Тем более, с полосой о склонности к побегу. Особое внимание конвоя обеспечено. Надевание наручников и прочие удовольствия. Поэтому я сильно сомневаюсь, стоит ли ехать туда. И что из этого получится. Не уверен, пока что.

Но формально никто и не посылает. Это надо ещё добиваться, чтобы они направили. Это ведь не то что сам решаешь. Оперативный отдел тоже в этом принимает участие. Со склонными к побегу. Готовят их к этапу. Это все не так просто. Так что пока держусь. Какие-то силы ещё остались, хотя тяжело, конечно. А там дальше я не знаю, что будет.

Особое отношение администрации чувствуется, конечно. Они тоже не дураки. Они делают вид, что все строго по закону. Все что они со мной делают, они делают по формальным основаниям. Но конечно понятно, что это не просто так, что три ШИЗО подряд за два месяца, с переводом сразу же после третьего, в ОСУОН, это не просто так. Учитывая то, о чем я рассказывал вначале. Как только приехал, уже стали про это спрашивать. Видимо, им дано было указание держать меня в строгих условиях. ИТ они находят любые предлоги для этого. Абсолютно любые. Если бы не было хоз работ или бы я начал на них ходить, они бы ещё что-нибудь нашли. Не заржавело бы за ними. Вида, конечно, не подают, этот Гасанов говорит что я юрист, у меня все по закону, но на самом деле понятно, что это все по указанию делается. С заключёнными, отношения складываются вроде нормально. Получше и попроще, чем было по первому сроку. На строгом режиме все говорили, что есть разница между общим и строгим. Действительно, есть. Пока меня, судя по всему, не поручили «прессовать» блатным, как это было в Буреполоме, пока вроде нормально. Ну один раз ко мне подходили блатные, почему ты не ходишь отмечаться, а из-за этого нас тут шмонать начинают. И даже сказали, что им администрация поручила со мной поговорить. Они со мной разговаривают об этом, говорят, что им поручили, и ничего зазорного в этом не видят. Что они делают именно то, что им поручила администрация. И смотрят мне в глаза, как будто так и надо. Ну пока это как бы обошлось. Там один раз прошмонали у кого-то из них и больше пока не лазали, пока я был на бараке, и меня зеки пока больше не дёргали.

26 октября я досидел до 1 ноября здесь в ШИЗО, последние 10 суток, меня от сюда повели в этот самый СУС, который сейчас называется ОСУОН, который находится в другом конце лагеря. Тут их два СУСа. Один находится прямо вот над нами, на втором этаже, другой находится там, далеко. Меня повели туда. Причём я ни не сомневался, что туда поведут. Вот я попал туда, самое неприятное, что я видел пока из всего, было именно там. После ПКТ, мне туда совершенно не хотелось возвращаться. Потому, что здесь намного спокойнее и ещё и теплее. Здесь хотя бы тепло. Батареи хорошо работают. А там же холод страшный. Там вот этот барак. Это тоже как камерная система. Это такое большое помещение, оно у них днем такими знаешь тряпками разгорожено. У них первый этаж, это помещение, этот барак, они тряпки вешают, занавески. Все завешано этими занавесками. Ночью их снимают. Вот там сидишь. Там, во-первых, страшный холод. Там кошмар, какой холод. Не знаю, почему такой холодный барак. На седьмом бараке я был, там тепло. Здесь холодина, трясёшься прямо, сидишь. Ничего там нет хорошего, абсолютно. Там, во-первых, вот эти уголовники. Которым назначены строгие условия. Приходится иметь дело с ними. Днем там просто сидишь где-нибудь на лавочке, там стоят 3 обеденных стола и лавки такие длинные, укреплённые в полу. Вот где-нибудь там сидишь и все. Приткнутся абсолютно некуда. Есть место, за одной из шторок, можно немножко походить туда-сюда. Вот я в основном там ходил. На прогулку выводят, но я не хожу. Они выводят после обеда на час, может, на полтора. Прямо во дворе, под окнами прогулочный дворик. Там нечего делать тоже. Они там тусуются, то в футбол играют, то во что-то ещё. Там даже сесть негде. На работу меня вообще здесь не приглашали. Здесь так же, как и в Буреполоме (где Борис сидел первый срок Г.Э.) здесь на работу скорее сами зеки рвутся, чем их заставляют.

А насчет хоз работ... СУС на хоз работы не ходит. Официально он лишён этой «привилегии». Более того. Что интересно, этих зеков в СУСе, кто моложе 30 лет, даже в школу не гоняют! Хотя положено, чтобы они школу тут заканчивали. Раньше здесь была школа. Водили, или сюда приходили учителя. Сейчас даже школы нет, так что их вообще ничем заниматься не заставляют. Днем они ложатся спать на этих полках, с утра спускаются сверху и ложатся там спать. Там уже у всех свои места. Спускаешься, уже все занято. Все спать легли. Кто на полу, кто на лавках. Там места особо нет, так как уже все расположились. Сидишь, как дурак, целый день.

А ночью, ночью зеки тусуются. Как и везде, ночью самое активное время. На ночь загоняют наверх, наверху стоят только шконки, ни тумбочек, ничего. Тумбочки внизу. Там только шконки. Ну есть там вода и чайник. Можно чай попить. Вот они там бегают. Целую ночь. Спать нормально невозможно. Свет не гасят. Свет не очень яркий, но все равно его не гасят. Они не спят. Ну под утро, может, часа в 4 они угомонятся и немножко поспят до подъёма, часик - другой. Потом подъем, проверка, по карточкам вызывают, кого вызывают, тот спускается вниз. И точно так же, через проверку, вечером он поднимается наверх. В таком режиме я пробыл там неделю.

Я честно скажу. После первых двух дней я уже начал тосковать вот по этой камере. Вот куда я не хочу, так это туда. А ведь, боюсь, придётся туда возвращаться. Здесь тепло, здесь никого нет, я могу в крайнем случае на пол лечь.

Пробыл там неделю. Отличие в чем: там могут быть шмоны каждый день. Так же, как и здесь. В отличие от того, что в лагере. В лагере, как правило, есть четверг, так называемый режимный день, и все шмоны в четверг с утра. Уже все всё знают, и к этому времени всё прячут.

А тут, до 4 ноября были праздники. Поэтому шмона не было. А пятого утром смотрю, уже бегут. Уже — шмон бежит. Толпа. Часов в 11 утра. Вот был шмон пятого, был шмон шестого. Пятого все обошлось. Они становятся в дверях, всех ощупывают, по одному пропускают и загоняют наверх. Сидишь наверху. Они сначала шмонают второй этаж, затем зеков загоняют наверх и шмонают низ.

5 числа было все нормально. Шестого числа опять идут. В тоже самое время, каждый день. Тут уже было интереснее. Я смотрю, стоит этот Черников Александр Анатольевич. Начальник оперчасти. С которым мы познакомились, когда я был ещё в карантине. Он ещё тогда меня вызывал знакомиться. Я так понимаю, что если кому-то дано персональное задание меня глушить здесь, то наверное может быть Гасанову и вот этому Черникову.

Он стоит. Я в этой спортивной куртке, что мать привезла, чтобы хоть как-то согреться, мёрзнешь, очень холодно, я в этом так и пошёл на шмон. Потому что я не считаю шмон таким важным событием, чтобы ради него специально одеваться. В Буреполоме на улицу выгоняли. И если это зимой, то надеваешь телогрейку и идёшь. И никто тебя не смотрит, что там под телогрейкой.

Здесь не на улицу выходишь, а наверх. Поэтому, кто в робе, кто в чем. Ну в основном — роба. Куртка х/б, так называемая. И вот, мимо этого Черникова я прохожу, он говорит: «Стомахин, где у вас куртка х/б?» Я ему честно ответил: в бауле, наверху. Как принесли мой баул с седьмого барака, так я её и не доставал. Ни к чему она мне была. Она — летняя форма одежды, а уже зима. Я её и не собирался носить. Тем более, что на улицу не выхожу никуда зимой.

Короче, прошёл я, возвращаюсь сверху, где-то через полчаса, может, минут сорок. Возвращаюсь обратно, опер говорит: «Вы Стомахин оденьте куртку х/б, а то я на вас докладную написал». Я ему отвечаю, что давайте. Давайте мне ещё 15 суток. «Нет. 15 не потянет». Ну ладно, 10, думаю, потянет. Уж чтобы 10 не потянуло, не может быть, правильно? Повод же есть! Это в четверг было. Обычно у них эти так называемые «крестины» по средам, крестинами называется эта их дисциплинарная комиссия, во главе с начальником колонии Гасановым. Которая назначает ШИЗО и все остальное. Но это они для лагеря в среду. А для СУСа могут быть когда угодно. В пятницу, где-то в обед, туда звонят и диктуют списки. Уже список целый. Там несколько человек, в том числе и меня на комиссию.

Сработало. Повод нашёл. Думаю ладно, на сколько это потянет. Потянуло на 4 месяца ПКТ (помещение камерного типа, Г.Э.). Вот эта куртка х/б. Вот так оно было. Пошло нас на комиссию 5 человек. Один человек получил 2 месяца за то, что якобы грубо разговаривал с этим Черниковым, я получил 4 месяца, больше всех, а остальные получили сутки. Сколько-то суток. За что, я не знаю. Вот и вся моя история.

Я передаю всем большую благодарность от меня. Горячий привет всем, кто защищает меня и поддерживает. Я ведь не один такой. Я сильно переживаю, что там с Крюковым. Сергей Крюков, который сидит в Ульяновске. Ко мне сюда приезжал следователь фсбшный, где-то числа третьего октября, я был тоже в ШИЗО, он приезжал сюда и пытался взять у меня свидетельские показания на Крюкова. Я сразу сказал, что разговаривать с ним не буду, показания давать не буду и высказал ему что я думаю про их организацию и про статьи, по которым я сижу так же, как и Крюков. Думаю, что надо его тоже как-то защищать. Ещё есть люди, сидят за это же. За слова и за высказывание своего мнения.

Записано мной на диктофон в ИК-10 Пермского края.
27 октября - 27 ноября 2014 г.
Глеб Эделев

27 ноября я и адвокат Роман Качанов опять приехали к Борису Стомахину, которого мы считаем политзаключенным. Доехав до станции Всесвятская, где находится колония строгого режима ИК-10, в которой отбывает срок Борис, глубокой ночью добрались до местной гостиницы. Дверь в гостиницу в этот раз оказалась закрытой. От отчаяния (ночь, темень, холодища жуткая), мы начали долбиться в дверь ногами и не отпускали кнопку звонка. Наконец, минут через двадцать, нам открыл дверь заспанный дежурный, весьма недовольный нашим появлением.

После того как мы объяснили служивому, что ни в чем не виноваты, что единственный поезд, на котором мы можем приехать, прибывает ночью, он смилостливился и вселил нас в номер. По утряночке, я сходил на почту, оформил подписку на периодику для нашего политзека, а потом мы вдвоем с адвокатом явились в колонию и в очередной раз добились свидания с осужденным.

Борис, в этот день уже никого не ждал. Он привык, что мы к нему приходим утром, а не после обеда. Он был очень рад нас видеть и рассказал, что к нему все время кто-то ездит. То председатель пермского ОНК Исаев навестит, то от местного уполномоченного по правам человека приедут. Стали понятны косые взгляды сотрудников колонии и разговоры о том, что Стомахин их уже достал. Тем не менее, у нас проблем с допуском к подзащитному не возникло, как и с проносом необходимой аппаратуры.

4 часа пробежали незаметно. Мы пообщались с Борисом на юридические темы, а потом я, записал на диктофон рассказ Стомахина о его пребывании на зоне.
Я пообещал Борису, что расшифрую аудиозапись и опубликую его рассказ. Закончив свидание, мы заранее поздравили Бориса с Новым годом, так как не знаем, когда увидим его в следующий раз.

Глеб Эделев,
ст. Всесвятская – Екатеринбург,
27 ноября — 6 декабря 2014 года.

Пришло сообщение, что с 7 ноября Бориса Стомахина на четыре месяца отправили в помещение камерного типа (ПКТ). Видно, перевода в ОСУОН (отряд строгих условий отбывания наказания) администрации колонии мало. Одеяло и некоторые другие теплые вещи Борису так и не дали. Борис находится в холодной одиночной камере и вынужден спать в своей старой куртке.

На каком основании Стомахину назначили очередное дисциплинарное взыскание и применили к нему столь суровое наказание (максимальный срок в ПКТ - 6 месяцев), пока неизвестно.

Кроме того, на Стомахина давят финансово. Денежный перевод, отправленный Борису через сайт «Родная связь», вернулся обратно с пометкой «отказ банка». Никакой подробной информации о том, почему банк отказывается принимать деньги для Бориса Стомахина, отправленные официальным переводом через специализированный сервис, до сих пор получить не удалось.

Можно предположить, что это происходит из-за того, что политзек Стомахин включен в список террористов и экстремистов, составленный Росфинмониторингом, как лицо, привлеченное к уголовной ответственности по так называемым «экстремистским» и «террористическим» статьям УК РФ.

В любом случае отказ банка принимать официальные переводы для заключенного, осуществленные в рамках действующего российского законодательства, является грубейшим нарушением его прав и будет обжалован в судебные и иные инстанции. Борис Стомахин, находясь в местах лишения свободы, никак не сможет использовать эти деньги для финансирования экстремистской и террористической деятельности. Так что такие действия противоречат не только законодательству, но и здравому смыслу.

Вечером 26 октября наша маленькая правозащитная группа доехала до станции Всесвятская, где в колонии строгого режима ИК-10, находится политзаключенный Борис Стомахин, осужденный за экстремизм и «публичное оправдание терроризма», а по сути за выражение своего мнения.

Мы с адвокатом Романом Качановым добрались до советского типа гостиницы, принадлежащей, как и все в поселке, ФКУ ИК-10. В состоянии полной недееспособности завалились спать. Добираловка – три электрички, две пересадки - бодрости духа отнюдь не способствовала. Наша родная РЖД сократила дни следования единственного поезда, проходящего через станцию Всесвятская, и мы на него не успели.

Но не все так плохо. Это наш второй приезд в эту колонию и за месяц, тут кое-что изменилось к лучшему. Наконец появилась мобильная связь от МТС! И даже интернет имеется! Есть пара магазинчиков и почта. Утром мы отправились в колонию добиваться свидания с осужденным Стомахиным. Качанов – как адвокат, я – как гражданский представитель и эксперт правозащитной организации.

Проблем с оформлением документов не возникло ни сейчас, ни в первый раз. В этом вопросе колония вполне может претендовать на звание образцовой. Все строго по закону. Даже диктофон с фотоаппаратом адвокату разрешили пронести.

И вот один КПП, второй... Мы внутри! Зашли в комнату для свиданий. Небольшое помещение, стол, пара стульев, скамья у стены. В углу клетка для осужденных, которые могут представлять опасность для окружающих. Заходит Борис. К счастью, в клетку его не сажают и мы можем общаться нормально.

Оглядываю Бориса. Он сильно похудел, но настроен бодро. Все лицо и руки в каких-то ссадинах (потом мы узнали, из-за чего они возникли). Интересуется тем, что происходит на воле. У него информационный голод, новости почти не доходят. К сожалению, время свидания ограничено и на разговоры его нет. Так что переходим к делу. Борис в колонии чуть больше двух месяцев, а его уже третий раз помещают в штрафной изолятор (ШИЗО) за нарушения режима.

В первый раз его привлекли к дисциплинарной ответственности за то, что он якобы общался с сотрудниками колонии грубо и на "ты". Сам Борис это отрицает. Зная Бориса, я в это не верю. Несмотря на радикальные тексты, он в реальной жизни на редкость культурный, мягкий человек. О таких говорят: "мухи не обидит". Да и на "ты" он мало с кем общается. И сотрудники колонии в этот круг общения точно не входят. Отсидев 15 суток ШИЗО с 8 по 23 сентября, уже 1 октября он отправился на очередные 15 штрафных суток. В этот раз за отказ от работ по благоустройству колонии. Тот факт, что Борис по своему здоровью не может выполнять какую-либо работу, администрацию колонии не волнует.

16 октября он выходит из ШИЗО... и уже 22 октября возвращается туда обратно. Основание все тоже – отказ от работ. Последний срок заканчивается 1 ноября - через 10 суток. Но не потому, что администрация колонии смягчила к нему свое отношение, а потому, что после отбытия очередного наказания Бориса отправляют на 9 месяцев в ОСУОН (отряд строгих условий отбывания наказания).

Колонию строгого режима, где отбывает свой второй срок Стомахин, и так курортом не назовешь. А накладываемые на него постоянные дисциплинарные взыскания улучшению его здоровья явно не способствуют. У Бориса проблемы с позвоночником, постоянные боли в боку, он с трудом передвигается, опираясь на палочку. Сколько бы ШИЗО ему ни назначили, работать он все равно не сможет. Калека не станет здоровым человеком.

При этом формально Борис считается полностью здоровым. Справку из Буреполома, где Стомахин отбывал свой предыдущий срок, администрация колонии, на мой взгляд, полностью игнорирует. А новых медицинских документов у него нет, так как обследовать его никто не собирается.

Впрочем, дисциплинарными взысканиями проблемы Бориса Стомахина не ограничиваются. Его поставили сразу на три вида так называемого профилактического учета: как экстремиста (что формально еще можно понять), как склонного к суициду (хотя ни одной попытки самоубийства у него за всю жизнь не было) и как лицо... СКЛОННОЕ К ПОБЕГУ! У руководства колонии, явно богатая фантазия! Хотел бы я посмотреть, как человек, до этого ни разу не совершавший даже попытки побега, который и ходить-то толком не может, сбегает из серьезно охраняемой колонии строгого режима!

Профучет не пустая формальность. Как лицо, склонное к суициду, он находится под особым контролем со стороны сотрудников колонии, а как лицо, склонное к побегу, до недавнего времени он каждые два часа должен был отмечаться, подтверждая свое присутствие.

В последнее время по этому поводу его уже не беспокоят. Может, сказалась настойчивость его мамы, объяснившей начальнику колонии, что уж в этом вопросе он полностью не прав, может, подействовали адвокатские запросы, но хоть это издевательство над Борисом пока прекратилось.

Однако методов давления на заключенного в колонии хватает. Борису не дают присланное мамой одеяло и другие теплые вещи, а ведь сейчас уже самая настоящая зима! В штрафных камерах холодно, днем ложиться нельзя, только сидеть или ходить. И это с его больными ногами! Иначе как пыткой я это назвать не могу. Не принимают книги. А ведь это нарушение закона!

Общаясь с Борей, я все время поглядываю на его изъеденные лицо и руки, которые он машинально почесывает. Наконец решаюсь. Спрашиваю, что с ним такое произошло. Он рассказывает, что когда был на бараке, сильно страдал от вшей и клопов. В ШИЗО их нет. Похоже, что они там не выживают. И вообще уже все почти зажило, так что на это он внимания не обращает. Я прошу адвоката сфотографировать эти "почти зажившие" укусы.

Время нашего свидания заканчивается. Мы прощаемся с Борисом. Его отводят в камеру, где он сидит один, а мы, пройдя через КПП, возвращаемся в ясный зимний день, на волю.

Гражданский активист Александр Зимбовский, продолжающий сухую голодовку, переведен из ОВД "Пресненский" г. Москвы в спецприемник для административно задержанных на Симферопольском бульваре, где он сейчас и находится. Об этом сообщил защитник гражданского активиста Александра Зимбовского Сергей Шарлов.

Напомним, что после того как полиция, вызванная чиновниками, начала выталкивать людей, пришедших 31 января на прием в Департамент жилищной политики, активисты Движения общежитий Москвы Галина Дмитриева и Александр Зимбовский, в знак протеста, приковались цепями к перилам лестницы. Дмитриева была оштрафована на 500 рублей.

Александр Зимбовский 8 февраля был подвергнут административному взысканию в виде административного ареста сроком на 5 суток. В знак протеста против судебного произвола он объявил сухую голодовку. Мировой судья Ершов В.В. посчитал Зимбовского виновным в неповиновении законному требованию сотрудника полиции. При этом, он забыл указать в постановлении об аресте время начала отбытия наказания. Поэтому, спецприемник отказался принять Зимбовского и он до 11 февраля находился в ОВД "Пресненский", не предназначенном для содержания административно арестованных.

11 февраля судья соизволил пересмотреть свое решение и указать сроки отбывания назначенного наказания Александром. Освободить его должны в среду, 13 февраля.

Сергей Шарлов 11 февраля получил из дела доверенность, по которой он представлял на суде интересы Александра. Из-за отсутствия этой доверенности на руках его не хотели пускать к задержанному. Теперь должны были пустить, но встреча не состоялась, так как сотрудники спецприемника заявили, что встречи с защитниками допускаются только с 10 до 18 часов, а был уже седьмой час вечера. Также эти сотрудники заявили, что Александра каждые два часа осматривает врач и пока его состояние находится в норме.

Сегодня Сергей Шарлов вновь попытается получить встречу со своим доверителем.

А тем временем с момента ареста Александра Зимбовского в Москве проходят одиночные пикеты в его поддержку.

Арест в зале суда. Гражданский активист Александр Зимбовский объявил сухую голодовку.

8 февраля в 12-20 в Пресненском районном суде (Зоологическая, 20. М Краснопресненская, Баррикадная) состоялось слушание дела о злостном неповиновении законным требованиям сотрудников полиции (по данной статье судья может выписать административный арест на срок до 15 суток). Именно так, была в полицейских протокола определена попытка добиться приема в департаменте жилищной политики. После того как полиция, вызванная чиновниками, начала выталкивать людей, пришедши на прием, Дмитриева и Зимбовский, в знак протеста, приковались цепями к перилам лестницы.

Первое слушание по делу должно было пройти 4 февраля, оно было перенесено, в связи с тем, что Зимбовскому и Дмитриевой было необходимо нотариально оформить отношения с защитником (что было затруднительно в выходные) и ознакомиться с материалами дела.

Напоминаю, что 31 января жильцы Московских общаг коллективно явились в ДЖП (Департамент жилищной политики) для того, что бы поставить перед Федосеевым несколько достаточно простых вопросов, а именно, почему, несмотря на сделанные и подписанные Собянином заявления, издевательство над людьми продолжается. Людям отказывают в праве на заключении договоров социального найма, под достаточно бредовыми предлогами (Симферопольская 19 , Девятая улица Соколиной горя д. 9 общежитие авиамоторного завода Салют, служебные дома завода им Камова и т.д.); людей, по прежнему, силами нанятой охраны и продажных судей выживают или просто выдавливают из честно заработанного жилья (общежитие Шелкового комбината на Большом Саввинском 12). Что это, произвол чиновников крутящих свой мини-бизнес, или признавать право за всеми, для виду, а на практике, стараться не дать ничего никому, официальная политика мэрии и ДЖП?

Вместе с жильцами общежитий пришли представители обманутых многодетных семей. Им так же всем обещали дать жилищные субсидии, в отношении их так же были изданы соответствующие указания правительства Москвы, однако, многие из них, попытавшись оные субсидии получить не на бумаге, а в реале, наткнулись на такое же издевательство, как и жильцы общежитий.

Следует отметить, что в ДЖП вовсе не обрадовались гостям и, более того, вызвал наряд ОМОНа. ОМОН начал вежливо вытеснять нежелательных для чиновников посетителей. В знак протеста активисты Движения общежитий Москвы приковались цепями к перилам лестницы.

На некоторое время ОМОНовцы впали в ступор, затем, что бы не терять время (пока едет подкрепление и кусачки для цепей ) начали винтить людей, уде вытесненных на улицу. Наконец кусачки прибыли, и чиновники вздохнули свободно, действительно, ведь легче натравить на людей правоохранителей, чем выполнить законные требования.

В милиции семеро протестующие просидели кто до полпервого, кто до полвторого, в конце-концов, всех их выпустили под расписку о явке вы суд.

Однако, явившись в полицию (по странным правилам, действующим на территории Москвы, привлеченные к административной ответственности являются не прямо на суд, а в полицию, откуда их в суд должны доставить) активисты обнаружили, что пятерым из них в суд уже не нужно. Полиционеры наказали их сами, выписав им штрафы по 500-1000 рублей.

Активисты в течении часа пытались получить протоколы на себя, а получив, были немножко удивлены. Так в одном из протоколов было указано один «в составе пяти человек громко размахивал руками (Как это?), хватал граждан за» (за что не указано), в другом «Мальдон выражался, приставал к гражданам в составе пяти человек, хватал за одежду» (активист движения обманутых многодетных семей Екатерина Мальдон, является, как понятно из имени, не многодетным отцом, а многодетной матерью).

Что же касается Дмитриевой и Зимбовского, то на них, за приковывание к перилам было оформлено «злостное неповиновение законным требованиям сотрудников полиции». По этой статье суд может дать до 15 суток ареста. Ну, а пилиция, соответственно, вести разбирательство по этой статье не может.

8 февраля в Пресненском районном суде (ул. Зоологическая, 20) состоялось слушание дела о злостном неповиновении законным требованиям сотрудников полиции - Александра Зимбовского и Галины Дмитриевой.

Вёл судебное заседание судья Ершов В.В., защитником обвиняемых был - Сергей Шарлов, (который тоже является одним из участников Движения Общежитий Москвы).

Дела Зимбовского и Дмитриевой рассматривались по отдельности. Первое заседание проходило по Александру Зимбовскому. Судья Ершов отказал в ходатайстве о приобщении к делу видеоматериалов, которые были сделаны 31 января у Департамента жилищной политики и ограничил состав свидетелей. Вместо трёх заявленных свидетелей был заслушан только один.

Сотрудники полиции - Шлянский и Ерошкин, которые также присутствовали на заседании - опрошены не были.

Перед вынесением приговора, когда все ожидали приглашения вернуться в зал заседаний, защитник Шлянского и Ерошкина была пропущена в закрытый для всех зал и оставалась там около 20 минут. Её подзащитные в это время снимали на видео собравшихся жителей общежитий.

Александр Зимбовский был арестован в зале суда, на 5 суток. Сразу объявил, что в знак протеста начинает сухую голодовку, был выведен в наручниках, его повезли в Пресненское ОВД, где он и продолжает сейчас оставаться.

На втором заседании по Галине Дмитриевой - судья Ершов также отказал в приобщении к делу видеоматериалов, и им был заслушан только один свидетель. Но судья удовлетворил ходатайство Дмитриевой о том, чтобы были допрошены сотрудники полиции.

Шлянский и Ерошкин сбивались в показаниях, мотивировали свои действия по задержанию жителей общежитий - поступившим приказом.

Учитывая то обстоятельство, что у Галины Дмитриевой есть двое несовершеннолетних детей, суд вынес решение подвергнуть её штрафу в 500 рублей.

Сегодня, 9 февраля пройдёт серия одиночных пикетов в защиту Александра Зимбовского.

Дополнительная информация:

РРП-информ: http://www.rwp.ru

ОВД Пресненский:

8 (499) 259-00-75 — дежурная часть
8 (499) 256-75-11
8 (499) 256-75-75

8-926-531-88-59 – Сергей Шарлов
8-968-756-05-56 – Галина Дмитриева
8-909-695-00-72 – Елена Сидоренкова

7 февраля мы с правозащитником Алексеем Соколовым поехали на свидание с политзаключенным Игорем Матвеевым, находящимся в колонии ФКУ ИК-13 в Нижнем Тагиле. Там отбывают наказание сотрудники люди правоохранительных ведомств, судьи и адвокаты.

После того как информация о Матвееве стала появляться в прессе Свердловской области, руководство колонии сильно усложнило ему жизнь. По словам Игоря, на него были наложены два дисциплинарных взыскания. Первый выговор он получил 28 января этого года за то, что он не поздоровался с начальником ШИЗО. Второй на него наложили 31 января за то, что он самовольно зашел в кабинет видеоконференц-связи. Его отказались допустить на 3 судебных заседания, назначенных на этот день, так как его сопровождал дневальный, а не лично начальник отряда.

Как рассказал Матвеев, он лишен доступа к правосудию, так как суды проходят в других городах, а он не может вовремя ответить на запросы суда. Почту отправляют простыми письмами, что противоречит закону, и даже эти письма не доходят, так как на них не наклеивают марки, что обязаны делать, так как такие отправления не являются личной перепиской осужденного и должны быть отправлены за счет колонии. Кроме того, он не может обжаловать незаконные действия руководства и сотрудников колонии, так как начальник отдела специального учета ИК-13 М.М. Бегман без объяснения причин отказывается принимать у него жалобы и другие юридические документы.

Получается, что Игорь Матвеев находится в состоянии полной блокады и не может защищать свои права. Я сам стал свидетелем того, что иначе как произволом назвать не могу. Мне понадобилось передать 2 ответа из Нижнетагильской прокуратуры по надзору за соблюдением законов в ИУ, касающихся восстановления нарушенных прав осужденного Матвеева, но сотрудник ИК — 13, представившийся как лейтенант Нормуродов, запретил Матвееву оставить у себя эти документы, а мне предложил передать их через спецчасть. В результате, Матвеев не смог поработать с этими документами в моем присутствии и я потерял больше часа времени, пытаясь передать их через спецчасть и канцелярию. В конце-концов, мне это удалось. Сотрудницы этих отделов сами были в шоке от этой ситуации, ведь официальные ответы из прокуратуры никакой цензуре не подлежат!

Ситуация с Игорем Матвеевым требует немедленного вмешательства со стороны общественности. Руководство колонии ИК-13 в ожидании этапирования Матвеева во Владивосток, похоже, решило облегчить себе жизнь, не давая ход многочисленным жалобам Матвеева на действия руководства и сотрудников этого учреждения и осложняя работу его защитникам и гражданским представителям.

Надеюсь, что такие действия получат правовую оценку со стороны прокуратуры, судов и других заинтересованных ведомств. А пока, Игорь не останется без правовой поддержки. Уже 12 февраля адвокаты поедут к Матвееву и постараются принять экстренные меры для защиты его прав.

Напомню, что бывший майор внутренний войск Игорь Матвеев 12 мая 2011 года разместил в интернете обращение к руководству страны, в котором рассказал о многочисленных нарушениях в своей воинской части. Именно от него общественность узнала о том, что солдат части кормили собачьими консервами, наклеивая на них этикетки с надписью "Говядина в собственном соку". Кроме того, Матвеев сообщил, что на территории части проживали гастарбайтеры из Китая. Поведал он и о других нарушениях закона.

9 сентября 2011 года Владивостокский гарнизонный военный суд приговорил Игоря Матвеева к 4 годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима. Кассационная инстанция снизила срок на полгода. Суд посчитал доказанным, что Игорь Матвеев виновен в превышении должностных полномочий с применением насилия. По версии следствия, феврале 2011 года, Матвеев в воспитательных целях избил одного из прапорщиков и дежурного на КПП части. Многие представители общественности и правозащитники считают, что дело против Матвеева было сфабриковано. Игорь Матвеев попал в список политзаключенных, представленный в свое время президенту РФ.

В настоящий момент против Матвеева возбуждено еще одно уголовное дело - якобы несколько лет назад он избил еще одного сослуживца.

АДРЕС И РЕКВИЗИТЫ ДЛЯ ВНУТРЕННИХ ПЕРЕВОДОВ

Адрес: 620014, Свердловская область, г. Екатеринбург, ул. Малышева, 31в
тел. (343) 235-08-00, 235-08-01, факс 235-08-08
К/С 30101810500000000674 в ГРКЦ ГУ Банка России по Свердловской области,
Р/СЧ № 47422810816549940001 (для зачисления на счет, карту, вклад)
БИК 046577674, ОКПО 02813411
ИНН 7707083893, КПП 667102001

Получатель: Филиал Открытого акционерного общества "Сбербанк России" - Свердловское отделение № 7003
Банк получателя: Уральский банк ОАО "Сбербанк России"
Назначение платежа:
Для зачисления на счет № 42306.810.8.1616.8027358
(указывается № счета сберегательной книжки или № счета банковской карты)

Ф.И.О: Шаклеиной Лидии Евстигнеевне

Напомню о сложившейся ситуации. В понедельник, 24 декабря в 3 часа ночи, правозащитнику Владимиру Андреевичу Шаклеину стало плохо. Вызванная его женой "Скорая помощь" ничего не смогла сделать и вызвала реанимационную бригаду. Врачи смогли вывести правозащитника из состояния клинической смерти (у него остановилось сердце), однако, он до сих пор находится в коме. Врачи поставили диагноз: внутримозговое кровоизлияние (инсульт). В настоящее время Владимир Андреевич находится в реанимационном отделении ГКБ № 7. Его состояние здоровья врачи оценивают как крайне тяжелое, без тенденции к улучшению.

В понедельник, 24 декабря, в 3 часа ночи правозащитнику Владимиру Андреевичу Шаклеину стало плохо. Вызванная его женой "Скорая помощь" ничего не смогла сделать и вызвала реанимационную бригаду. Врачи смогли вывести правозащитника из состояния клинической смерти (у него остановилось сердце), однако он до сих пор находится в коме. Врачи поставили диагноз: внутримозговое кровоизлияние (инсульт). В настоящее время Владимир Андреевич находится в реанимационном отделении ГКБ № 7. Его состояние здоровья врачи оценивают как крайне тяжелое.

В воскресенье, 23 декабря, Владимир Андреевич Шаклеин в составе комиссии ОНК посетил колонию № 13 г. Нижний Тагил, где содержится политзаключенный Игорь Матвеев, а до этого, он ездил в длительные командировки на Дальний Восток и в Москву по различным правозащитным делам.

выделила администрация колонии ИК-13. Именно столько времени длилось наше с адвокатом Романом Качановым свидание с политзаключенным Игорем Матвеевым, которого мы добивались несколько дней.

Наши приключения начались 4 декабря. Мы, сразу после обеда появились в известной колонии ИК № 13, где в свое время содержался политзаключенный Михаил Иванович Трепашкин. В этом учреждении я не был пять лет. За это время сменился начальник колонии, в помещении для посетителей появился аппарат для питьевой воды с одноразовыми стаканчиками, но пренебрежительное отношение администрации колонии к посетителям, за пять лет ничуть не изменилось.

В колонии, где содержатся бывшие сотрудники правоохранительных органов, судьи, адвокаты и офицеры войск МВД, весьма своеобразное представление о правах адвокатов и других лиц, имеющих право оказывать осужденным юридическую помощь. Договорится о свидании с заключенным невозможно. Войдя в здание администрации ИК, оказываешься перед закрытыми бронированными дверьми. Разговаривать просто не с кем. Надо звонить по внутреннему телефону. Но, для того чтобы звонить по телефону, надо знать внутренний телефонный номер ИК-13. А узнать его не у кого. Круг замкнулся. Только после скандала, нами устроенного, дама из канцелярии вышла из-за бронированных дверей и вывесила, наконец, бумажку со столь ценными телефонами.

На этом, мытарства посещающих колонию адвокатов и правозащитников не заканчиваются. С этого, они только начинаются. Надо звонить, договариваться о свидании. Комната для свиданий с осужденными всего лишь одна на всю колонию и постоянно занята. Даже зарегистрировать заявление на на свидание с осужденным - целая проблема. Для начала, надо уговорить канцелярскую даму выйти к посетителю, забрать у него заявление и зарегистрировать его в журнале. Потом, долго добиваться от чиновницы отметки о принятии заявления на его копии.

И постоянно звонить, узнавать когда господин начальник ИК-13 завизирует заявление на свидание. Все общение проходит не лично, а по телефону. А по нему так легко отказывать! Общение проходит не всегда с хорошей связью и не гарантирует от "бросания трубки" с другой стороны провода. Вот и нам 4 декабря не повезло. Мы прождали до вечера, но начальник колонии так и не появился.

Пришлось записаться на 7 декабря. Нам сообщили, что свидание назначено с 12 до 15 часов. Впрочем, как оказалось, предварительная запись тоже ничего не гарантирует. 7 декабря, за полчаса до назначенного времени, мы уже были у КПП в ожидании долгожданной встречи с известным политзаключенным. Пропуска на наше имя были выписаны, но к Матвееву нас не допустили. Дескать комната для свиданий занята, приходите после 14 часов. С вооруженной до зубов охраной не поспоришь!

Мы дождались двух часов дня, надеясь на разум администрации ИК: раз у нас свидание 3 часа (а по закону мы имеем право на четыре), то ничего страшного. Позднее зайдем, позднее выйдем. Не тут то было! Матвеева к нам вывели только в 14.25. И общались мы не в комнате, специально предназначенной для свиданий, а в помещении для краткосрочных свиданий, где родственники общаются с осужденными через стекло. Между нами стекла не было, но общение через барьер, в присутствии других людей, приватным назвать нельзя. Я, будучи гражданским представителем Игоря Матвеева едва успел передать ему пакет подготовленных для него документов, как нас попросили к выходу. Дескать, пропуск выписан у нас до 15 часов и наше время кончилось.

Продлить пропуск у нас не получилось. Когда адвокат Роман Качанов попытался договорится об этом с чиновниками ИК-13, ему сообщили, что их рабочий день уже заканчивается, а потом просто перестали брать трубку. Такие действия администрации ИК-13 грубо нарушают наше право на свидание с осужденными Игорем Матвеевым и нарушают право Матвеева на защиту и на оказание ему юридической помощи. Нами уже подана жалоба в порядке прокурорского надзора, не за горами и обращение в суд. Мы сделаем все возможное в рамках закона для того, чтобы пресечь незаконные действия руководства ИК-13, которые я иначе как произволом назвать не могу.

Напомню, что бывший майор внутренний войск Игорь Матвеев 12 мая прошлого года разместил в интернете обращение к руководству страны, в котором рассказал о многочисленных нарушениях в своей воинской части. Именно от него общественность узнала о том, что солдат части кормили собачьими консервами, наклеивая на них этикетки с надписью "Говядина в собственном соку". Кроме того, Матвеев сообщил, что на территории части проживали гастарбайтеры из Китая. Поведал он и о других нарушениях закона.

9 сентября 2011 года Владивостокский гарнизонный военный суд приговорил Игоря Матвеева к 4 годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима. Суд посчитал доказанным, что Игорь Матвеев виновен в превышении должностных полномочий с применением насилия. По версии следствия, феврале 2011 года, Матвеев в воспитательных целях избил одного из прапорщиков и дежурного на КПП части. Многие представители общественности и правозащитники считают, что дело против Матвеева было сфабриковано. Игорь Матвеев попал в список политзаключенных, представленный в свое время Президенту РФ.

Жалоба на действия должностных лиц ИК-13

22 ноября в Бутырском районном суде г. Москвы решился вопрос о мере пресечения публицисту и оппозиционному активисту Борису Стомахину. Суд посчитал Бориса опасным преступником в решил применить к нему меру пресечения в виде лишения свободы до 9 декабря этого года.

После 9 декабря по ходатайству следствия срок заключения публицисту может быть продлен. В настоящий момент Борис находится в Следственном изоляторе "Медведково" (И-4).

Напомню, что Борис Стомахин был задержан 20 ноября после многочасового обыска у него дома. Обыск был проведен в связи с возбужденным против него уголовным делом по статьям 205.2 (Публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма) и 282 (Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства) УК РФ.

Как рассказала Регина Леонидовна Стомахина (мать Бориса), в их квартиру оперативники попали с помощью обмана. Была проведена настоящая спецоперация, в которой участвовало около десятка представителей силовых ведомств.

Сначала, вечером 19 ноября, в их квартире неожиданно перестал работать интернет. Борис вызвал мастера. 20 ноября, около 14 часов, к нему в квартиру постучался молодой парень. В глазок двери было видно, что на его куртке написано "Скайлинк" (название компании, предоставляющей услуги интернета). Ничего не подозревающий Борис открыл дверь, и к нему в квартиру вломилось семеро оперативников. Показав Борису постановление о проведении обыска, они перевернули вверх дном всю квартиру Стомахиных. Обыск проходил в отсутствие адвоката. Был изъят компьютер и различные печатные материалы.

В этот момент Регины Леонидовны не было дома. Борис позвонил ей с домашнего телефона (мобильные у него сразу же отобрали) и сообщил об обыске. Когда Регина пришла домой, у нее тоже забрали мобильный. Обыск проходил не только комнате у Бориса. Обыскали комнату его мамы, рылись в ее вещах. Около половины восьмого вечера Бориса и его маму, пожилого, больного человека, доставили в Бутырский межрайонный следственный отдел Следственного комитета г. Москвы (Яблочкова, д. 49). Их перевозили, словно опасных преступников, под серьезной охраной. От дома, где проживают Стомахины, отправилась целая колонна из трех машин.

Первой была допрошена Регина Леонидовна. Она ничего не знала, о чем честно рассказала следователю. Около десяти вечера измученную женщину выпустили из Следственного комитета. А Бориса после допроса задержали и доставили в Лосиноостровский изолятор временного содержания.

По словам матери Бориса Стомахина, сегодня должен быть рассмотрен вопрос об избрании Борису Стомахину меры пресечения. Судебное заседание должно состояться в Бутырском районном суде г. Москвы (Дмитровское шоссе, д. 54).

У оппозиционного публициста Бориса Стомахина в настоящий момент проходит обыск. Как объяснил Борис, обыск проходит в связи с возбужденным против него уголовным делом по статьям 205.2 (Публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма) и 282 (Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства) УК РФ.

Обыск проходит в отсутствие адвоката, все мобильные телефоны у него изъяли. Сам Борис опасается за свою свободу и жизнь.