Столыпин остается одним из наиболее востребованных российских политиков прошлого - причем востребованных как властью, так и оппозицией. Вот и в связи со 150-летним юбилеем Петра Аркадьевича появились два телефильма о нем, не говоря уже о множестве публикаций в СМИ. Его именем называют школы и проводят там посвященные ему уроки. Ему ставят памятники, устраивают для пропаганды его наследия многочисленные (и не вполне прозрачные) фонды - ну и так далее.

Фильмы Никиты Михалкова (на канале "Россия) и Александра Столярова (на "Культуре") сняты вполне в сусально-православном духе, а Петр Аркадьевич предстает в них новым святым. Отличаются картины друг от друга разве что по составу "говорящих голов". В обоих фильмах (как и в подавляющем большинстве юбилейных публикаций) Столыпин предстает как великий государственник и преобразователь страны. В заслугу ему ставят подавление революции 1905 года и проведение аграрной реформы, а также умение работать с Думой. Подчеркивается, что Столыпин был превосходным оратором. Постоянно цитируются его слова о великих потрясениях и великой России, о необходимых стране двадцати годах внешнеполитического и внутриполитического спокойствия, а также знаменитое "Не запугаете!". При этом почти ничего не говорится о его деятельности в сфере внешней и национальной политики, поскольку никакими успехами здесь он похвастаться не мог.

Никита Михалков почувствовал, что с внешнеполитическим вкладом Петра Аркадьевича получается как-то не очень, что недопустимо для великого политика. И заявил, что своей деятельностью Столыпин на десять лет отсрочил начало Первой мировой войны. Интересно, каким это образом? В 1904 году Столыпин был саратовским губернатором и на вопросы войны и мира вроде бы никак не влиял. Остается предположить, что он так задружился с поволжскими немцами, что те били челом кайзеру Вильгельму, чтобы он повременил с началом войны лет на десять.

В фильме Столярова утверждается, что Столыпин - это идеал чиновника, поскольку он ставил государственные интересы выше личных и ничего не приобрел от своего высокого положения. Думаю, такой идеал подавляющему большинству современных российских чиновников может присниться только в страшном сне. По поводу же Столыпина замечу, что, хотя он и был одним из немногих российских губернаторов и министров, не бравших взяток (благо, состояние семьи позволяло), но в грехе непотизма, то есть назначения на хлебные должности своих родственников и свойственников, был неоднократно уличен. А еще с экрана телевизора слышатся призывы, что нам сейчас необходим деятель, подобный Столыпину. Очевидно, чтобы на несистемных оппозиционеров "столыпинский галстук" надеть, да горцев на Северном Кавказе огнем и мечом замирить.

Как представляется, репутация Столыпина как великого государственного деятеля сильно завышена. Да, из предреволюционных премьеров он дольше всех находился на этом посту и, за исключением Витте, был единственным, кто попытался провести хоть какие-то реформы. Фигура Столыпина казалась особенно значительной на фоне его преемников, никто из которых не продержался на премьерском посту более двух лет, а некоторые - лишь считанные месяцы. Но до действительно великих политиков вроде князя Бисмарка, графа Кавура, Конрада Аденауэра, Франклина Рузвельта или Рональда Рейгана Столыпин явно недотягивает. И не только потому, что пробыл на премьерском посту всего пять лет, поскольку был убит террористом Дмитрием Богровым, по совместительству являвшимся агентом-провокатором киевского охранного отделения. Гораздо важнее было то, что реформы Столыпина не отдаляли, как он надеялся, революцию, а, наоборот, приближали ее.

Что же касается Первой мировой войны, которая, по общему мнению, сыграла решающую роль в крахе самодержавия в России, то Столыпин никак не мог ни отдалить, ни приблизить ее, так как внешней политикой не занимался. Но даже если бы занимался, то, учитывая его имперские взгляды, наверняка отстаивал бы активную роль России на Балканах, в Азии и в польских делах и точно так же сделал бы войну неизбежной, как царь и его дипломаты. Единственным для России шансом на мир для России был бы отказ от великодержавных амбиций и попытка вести, по сегодняшней терминологии, внеблоковую политику. Тогда, может быть, Первой мировой войны удалось бы избежать.

Но такую политику мог бы проводить, наверное, только предшественник Столыпина Витте. Он, в отличие от Петра Аркадьевича, был грамотным финансистом и искусным дипломатом, сумевшим заключить достаточно приличный мир после вчистую проигранной Россией русско-японской войны. Как раз Витте с его умением находить компромиссы как во внешней, так и во внутренней политике имел бы шансы и на то, чтобы избавить Россию от революции. Однако у него испортились отношения с царем и его окружением, и Сергей Юльевич вынужден был уйти. На роль же сегодняшнего кумира российской власти Витте оказался не годен из-за немецкой фамилии и репутации либерала (не вполне, впрочем, заслуженной).

Другое дело Столыпин. Его в либерализме никто и никогда не подозревал. Но вот только все столыпинские заслуги при ближайшем рассмотрении оказываются мнимыми. Говорят, что он введением военно-полевых судов подавил первую русскую революцию. Но закон был принят 19 августа 1906 года, а революция в основном была подавлена в конце 1905 года - после Портсмутского мира, Октябрьского манифеста и разгрома вооруженного восстания в Москве. Военно-полевым же судам были подведомственны не только политические, но и уголовные дела - убийство, разбой, грабеж, нападения на военных, полицейских и должностных лиц. Офицеры, заседавшие в этих судах, юридического образования и опыта не имели, что при ускоренном судопроизводстве нередко приводило к непоправимым ошибкам. Поэтому против введения военно-полевых судов возражал, например, главный военный прокурор генерал Павлов, считавший, что судить должны не офицеры, а профессиональные юристы. Владимир Петрович сам погиб от рук террористов вскоре после введения в действие закона.

Между тем революционный террор отнюдь не прекратился, и Столыпин тоже стал одной из его жертв. В какой-то мере Петр Аркадьевич пострадал от того, за что боролся. Именно он выступал за активное использование агентов-провокаторов для борьбы с революционным движением. Но эти агенты нередко вели двойную и тройную игру, чреватую риском для представителей власти. Глава боевой организации эсеров Евно Азеф был самым высокооплачиваемым полицейским агентом, но тем не менее организовал несколько вполне удавшихся покушений. Таков был и убийца Столыпина Богров. Историки так и не выяснили (а следствие этим вопросом и не задавалось), пошел ли Дмитрий Григорьевич на убийство Столыпина, чтобы искупить в глазах своих товарищей вину за провокаторство, или стал провокатором только для того, чтобы получить возможность совершить покушение на кого-либо из первых лиц государства.

Главным свершением Столыпина считается аграрная реформа. Он хотел создать социальную опору правительства на селе - слой настоящих хозяев, "сильных и трезвых", - но при этом не хотел трогать помещичье землевладение. На практике же реформа стала чисто кабинетным мероприятием, слабо связанным с реалиями русской жизни. Из общины, вопреки ожиданиям Столыпина, выходили в первую очередь не "сильные и трезвые", а бедняки или те, кто давно уже потерял связь с общиной, жил в городе, а то и за границей, а теперь лишь хотел продать свой пай. Кулакам же выгоднее было оставаться в общине, чтобы эксплуатировать других ее членов. Единственный эффект от реформы выразился в переселении за Урал. Туда переехали около 3 миллионов крестьян - правда, полмиллиона вскоре вернулись обратно. Переделы же земли в общинах, ранее происходившие один раз в 12 лет, после начала реформ производились ежегодно, поскольку для этого теперь достаточно было требования одного общинника о выходе из общины. Естественно, это серьезно дезорганизовывало хозяйственную жизнь и усиливало недовольство большинства крестьян.

Хуже того, власти на местах соревновались в том, чтобы выполнить и перевыполнить план по проведению в жизнь реформы. Один из губернаторов уведомлял земских чиновников, что "оценка их служебной деятельности, по распоряжению господина министра внутренних дел, будет производиться исключительно в зависимости от хода и постановки дела применения Высочайшего указа 9 ноября 1906 года". Многих крестьян буквально принуждали выходить на отруба. Даже министр земледелия Александр Кривошеин возмутился и выговорил губернаторам за то, что местные власти составляют чрезмерные и невыполнимые планы землеустройства, тогда как "население не прониклось еще сознанием необходимости землеустроительной меры". В результате реформы недовольство населения властью не уменьшалось, а, наоборот, возрастало.

В общем, со столыпинской реформой все было вполне по-русски: хотели как лучше, а вышло как всегда. В фильме Столярова директор Института российской истории РАН Юрий Петров сетует: реформа Столыпина была всем хороша, вот только проводить ее надо было лет на пятьдесят раньше, одновременно с реформой 1861 года. Но политик, даже не великий, а просто реальный, должен соотносить свои действия с масштабом времени. Ведь не было же у Столыпина машины времени, чтобы перенести его и Россию на полвека назад. Однако Петр Аркадьевич, подозреваю, просто боялся взглянуть правде в глаза. Может, в глубине души он сознавал, что спасти положение может только радикальная аграрная реформа, но эта реформа сильно ударила бы по родному для него классу помещиков, нарушила бы священное право частной собственности и могла привести к непредсказуемым политическим последствиям. Вот Столыпин и пошел на паллиатив в виде постепенной ликвидации крестьянской общины.

Еще Столыпина хвалят за умение работать с Думой. Скорее здесь надо говорить об умении произносить яркие и запоминающиеся речи. Оратором Столыпин был неплохим. Работа же с Думой была довольно своеобразной. Когда состав Второй Думы его не устроил, премьер Думу разогнал. Его поклонники ставят ему в заслугу, что выборы в Третью Думу прошли без каких-либо фальсификаций. Но зачем нужны были фальсификации, если перед выборами избирательный закон был изменен таким образом, чтобы гарантировать в новой Думе правое большинство? К тому же у правительства было много способов при необходимости обойти сопротивление парламента. Но разгон Думы и ограничение представительства в ней либералов и левых только увеличили число сторонников революции. И точно так же увеличивала число противников монархии национальная политика Столыпина, направленная на русификацию окраин. Это происходило как раз тогда, когда в империи происходил рост национальных движений, но договариваться с ними Петр Аркадьевич не собирался.

Дочь Столыпина Мария фон Бок в эмиграции пыталась представить отца пацифистом и чуть ли не либералом. Он якобы был противником еще русско-японской войны и собирался отменить черту оседлости для евреев. Да вот беда - до сих пор не найдено ни одного документа, подтверждающего либерализм Столыпина, хотя архивы того времени довольно хорошо сохранились.

Думая отдалить революцию, Столыпин ее только приближал. И, если бы не выстрелы Богрова, Петр Аркадьевич вполне мог бы дожить до революции 1917 года, причем оставаясь премьером. Ведь опыт преемников Столыпина показал, что сколько-нибудь заметных фигур на "скамейке запасных" у императора не было. После же революции у Столыпина было лишь два варианта судьбы: либо он пал бы жертвой "красного террора", либо эмигрировал бы. Наверное, тогда бы он написал мемуары, которые наверняка были бы не менее интересны, чем мемуары Витте.