Это пришло откуда-то из средневековья, когда не найденного или умершего обвиняемого заменяли куклой, чучелом, публично секли это чучело на площади, сжигали, заключали в темницу. Времена вроде бы были уже и христианские, но попахивало все это язычеством с его деревянными истуканами, иголками, которыми пронзали сердце куколок, верой в то, что приговор истукану может стать приговором живому – и даже мертвому, отравив его существование в потустороннем мире.

Россия наконец-то возвратилась туда – даром варяжские князья сгоняли жителей ее посадов и сел к ближним речкам, заставляя окунаться, креститься и топить идолов. Магнитский, ненавистный Магнитский, виновный уже тем, что кому-то из хозяев жизни не удастся съездить на родину своих сбережений, стал тому причиной. Его судили мертвого – и осудили мертвого. А живого его только замучили. Но что в том преступного, раз он не платил налогов?

Во всем этом есть какая-та чудовищная насмешка, жизнь уже даже не в сумасшедшем доме, к которому все мы привыкли, а в какой-то опере Римского-Корсакова про Снегурочку – вот-вот, кажется, заведут хоровод на могиле и начнут выкапывать, чтобы отвести в холодную и наконец оказать там медицинскую помощь. Подумать только, в стране, где налоги платят только лохи, где уйти от реальной расплаты с государством является доблестью каждого уважающего себя "олигарха" или высокопоставленного чиновника, – за неуплату хотят посадить труп. И еще хотят, чтобы эту трагикомедию, эту насмешку над правом, эту продуманную дискредитацию суда мы воспринимали как должное, как смелый ответ "америкосам" - пусть утрутся.

А они не утрутся. С каждым таким шагом цивилизованный мир по ту сторону от Кремля и его индевеющих владений начинает воспринимать безумие как безумие, издевательство как издевательство и крах правовой системы как крах правовой системы – а вовсе не как случайности в развитии, на которые стоит закрыть глаза. И придет день, когда не только виновникам этого убийства, но и авторам этого чудовищного процесса не будет места в цивилизованном мире. И они, всегда уходившие от налогов, но требующие их уплаты от человека, который уже не может им ответить, нигде не смогут найти себе места – ни в Нью-Йорке, ни в Лондоне, ни на Лазурном берегу. Никуда их не пустят, а пустят – так спросят, а спросу они боятся. И будут они вечно жить в стране, презираемой и обкрадываемой ими, в одной стране с приговоренным ими трупом – худшего наказания для них и не придумаешь.