Вопрос невозможный, вопрос безответный, вопрос бессмысленный: а что сказал бы Бродский насчет присоединения Крыма к России? Из тех вопросов, которые можно отнести к известного рода пушкиноведению. Дескать, "октябрь уж наступил" - это ведь предчувствие революции, правда же, товарищи, а совсем не про осень. Поэта не спросишь, и мы вольны понимать его в меру своей испорченности и политических пристрастий.

Впрочем, в эту диковатую игру уже однажды сыграл тот, кого Иосиф Александрович называл своим другом и учителем, - Евгений Рейн. Весной позапрошлого года друга спросили про аннексию - и учитель возгласил: "Он бы, безусловно, крайне приветствовал присоединение Крыма... "Крым должен быть русским", - он мне говорил". Увы, записей этих исторических бесед не сохранилось, репутация же у друга такова, что мог и приврать. А что дозволено забронзовевшему Рейну, то, наверное, дозволено и нам, простым смертным, почитателям Бродского, современникам российско-украинской войны, до которой великий поэт, к счастью, не дожил.

Погадаем на этой внезапно вскипевшей кофейной гуще.

Политссыльный Бродский презирал чекистов, и можно предположить, что приход к власти Путина, его способ правления, слова и дела вызывали бы у поэта чувство стойкого отвращения. Однако среди поклонников нынешнего российского президента мы повидали и до сих пор наблюдаем таких деятелей культуры, что лучше бы воздержаться от предсказаний. Тем более в сослагательном наклонении, которого история не терпит. Умеет Владимир Владимирович их очаровывать и вербовать, художников, даже самых вроде стойких и диссидентски настроенных в прежние времена, кто бы мог подумать... Он хорошо обучен в тех школах, где натаскивают на работу с людьми. Бог весть, как бы отнесся Бродский к Путину.

Житель двух империй, он воспринимал нашу войну в Афганистане как чудовищное преступление и даже славил тех, "кто, не поднимая взора, шли в абортарий в шестидесятых, спасая отечество от позора!" Позор новейшей братоубийственной бойни он вроде мог бы воспринять еще острей, если бы не одна биографическая подробность. Если бы не стихи, которые он обнародовал как-то, предварив странноватым замечанием: "Сейчас я прочту стихотворение, которое может вам сильно не понравиться, но тем не менее..." Имею в виду, разумеется, поэтический отклик Бродского "На независимость Украины".

От них никак не отмахнешься, от этих стихов, предельно жестких и оскорбительных по отношению к Незалежной. Так что и неудивительно, что российская национал-патриотическая общественность давно подняла их на щит вместе с разгневанным лирическим героем-шовинистом. Присосавшись к нему, эти ребята теперь находят оправдание своей Новороссии у бывшего космополита и русофоба Бродского.

Что ж, он дал им повод, и тут остается лишь гадать о причинах, побудивших поэта отметелить в рифму "орлов, казаков, гетманов, вертухаев". Отмечая все же при этом, что с Украиной Бродский прощался, да, и проклинал напоследок, но к убийствам не призывал. Ибо захватническую войну он, мальчик из блокадного Ленинграда, ненавидел всей душой, и я бы все-таки рискнул утверждать, что Иосиф Александрович ужаснулся бы происходящему ныне на Украине, где "Захарченко бьется с Семенченко", по слову другого поэта.

Говорил же он, Бродский, что жизнь не сводится к выбору между добром и злом, а выбирать обыкновенно приходится между злом большим и меньшим. Крым в составе России ценой многих тысяч жизней русскоязычных людей и миллиона беженцев - такой выбор вряд ли бы устроил поэта. Напротив, Крым в составе Украины, куда можно приехать без виз, где не сажают и не убивают крымских татар, - такое "зло" вполне могло бы показаться ему приемлемым.

А вот в чем совершенно нет ни малейших сомнений, так это в том, что поэт Иосиф Бродский заступился бы за поэта Александра Бывшева. Вчера утром к нему опять пришли с обыском. Опять ограбили, изъяв компьютер и все иные носители информации и записи. Опять подвергли допросу в рамках очередного дела. Теперь его привлекают "за Бродского", то есть за полемический ответ нобелевскому лауреату, исполненный примерно в той же манере, что и нашумевшая отповедь "хохлам", но русский поэт Бывшев обращается к соотечественникам.

Причем данный случай следует признать уникальным в биографии Бродского, равно прижизненной и посмертной. За хранение его стихов или за составление подпольных сборников советских граждан, бывало, карали. За хамскую критику в советских газетах только хвалили и награждали - как, например, обессмертившего свое имя стукача Лернера. Судили и ссылали самого "тунеядца" Иосифа, и здесь нельзя не вспомнить еще одного персонажа, без которого бродсковедения как науки не существует, - судью Савельеву. Но вот чтобы следователи искали и находили крамолу у поэта, вознамерившегося поспорить с Иосифом Александровичем относительно российско-украинских дел... Ничего подобного, вероятно, и памятливый Рейн не припомнит.

Тем не менее обыск прошел, вещи отобраны, дело шьется, по знаменитой статье 282 УК, и будь жив Бродский, он бы наверняка не остался равнодушным к этому событию. Он проявил бы солидарность с гонимым поэтом. Возмущаясь и негодуя. А также испытывая боль сердечную из-за того, что его стихотворение оказалось приплетенным к уголовному производству, пусть и не впрямую. Не исключено даже, что он еще и устыдился бы тех своих стихов, которые послужили источником вдохновения для бывшего учителя немецкого языка из поселка Кромы Орловской области. Может, и отрекся бы от них, как знать. Однако на сей счет гадать не будем.