Владислав Юрьевич замолчал. Позавчера он отказался комментировать "графоманию" пресс-секретаря СК Маркина. Вчера не стал объяснять причины своей отставки. Позже, сказал, растолкует, когда это будет уместным. То есть нескоро, как можно понять.

Собственно, он и раньше был немногословен, хотя и афористичен.

Суверенная демократия. Вторая нога власти. Осажденная крепость. Рассерженные горожане. Долгожданная жесткость. Политическое наследие Суркова невелико по объему, таинственно по содержанию, и тут заложена истинная трагедия. Ибо здесь вам не сказочная Франция, где политику государства лично определяет серый кардинал, разве что три мушкетера путаются у него под ногами, а король мало кому интересен. Здесь Россия с ее вертикально устроенной системой подавления демиургов. Здесь умных циничных советников терпят, выслушивают и даже поощряют, но и только. Туда, где начинается настоящая власть, политтехнологов не пускают.

Между тем яркие серые кардиналы – народ амбициозный, и все пытаются переломить свою кривую судьбу. Кончается это для них всегда плохо. Даже на посту вице-премьера пиарщик остается пиарщиком, то есть исполнителем чужой воли. При том, что явно или втайне он иногда считает себя достойным большего и, долго соприкасаясь с высшей властью, порой уверяется в том, что мог бы и сам справиться с непосильной ношей.

У Суркова крупными буквами на самолюбивом лице было написано, что он достоин большего.

Партийный строитель, руководитель проекта по уничтожению реальной политики в России, куратор путинюгенда, Владислав Юрьевич справедливо считал себя одним из отцов-основателей российского государства – в том виде, в котором оно пребывало как минимум до 24 сентября 2011 года. Выстроить и развести, вдохновить и замарать – в таких делах он бывал неподражаем. А так называемая пропаганда, которая по праву называлась сурковской? Вообще говоря, это большая честь, когда твое имя связывают с целой отраслью политического хозяйства, причем одной из важнейших, в которой бывший агитпроп счастливо соединяется с новейшими достижениями цивилизации. Выборные манипуляции, Селигер, травля оппозиционеров в Сети и в офлайне – все это недаром приписывают уволенному. Он весьма плодотворно потрудился в прошлом на тех постах, которые доверял ему Владимир Владимирович. Тогда, должно быть, он и почувствовал себя человеком, без которого России просто не прожить. И когда его перебросили на инновации, Владислав Юрьевич, наверное, полагал, что его карьера идет по восходящей. Уничтожил политику, а теперь создаст экономику – новая задачка, поставленная перед ним, казалась ничуть не труднее прежней. Однако тут его и поджидала катастрофа.

Выяснилось, что система, которую он выстроил, такая полезная применительно к нуждам суверенного государства, губительна для модернизации. В стране, где все построено на разводках, откатах и всевластии силовиков, разворуют и придавят любую Кремниевую долину, как ее ни назови. Сперва разворуют, а потом, уничтожая все надежды на грядущие иностранные инвестиции, придут прокуроры и придавят. По правилам той игры, которую демиург расписывал для целей внутренней политики.

Заодно грохнулась и суверенная, она же управляемая демократия, и десятки тысяч людей, вышедших протестовать в декабре 2011 года, подвели черту под эпохой. Самое же скверное для Суркова заключалось не в том, что эпоха кончилась, а Сколково разворовали и придавили. Самое скверное заключалось в том, что он уверовал в свою миссию, стал высокомерен и замахнулся на святое. Иначе не объяснить, почему вице-премьер поехал в Лондон и оттуда, с берегов Темзы, вознамерился объяснить Бастрыкину, что такое презумпция невиновности. Это было политическим самоубийством, и никакие речи про "долгожданную жесткость" тех же самых силовиков, которые поныне упаковывают в СИЗО людей с Болотной, уже не могли спасти Владислава Юрьевича. С долгожданной жесткостью ему ответил даже не Бастрыкин, а Маркин. В газете "Известия".

В сущности это тоже была сурковская пропаганда, только на новом ее этапе. На том, где сам творец уже не нужен и при случае, если много возомнит о себе, может стать ее жертвой. Экс-вице-премьер возомнил и, похоже, только теперь опомнился, поняв, что последует дальше, ежели он не угомонится. Поэтому комментариев нет и не будет, и Сурков на глазах превращается в Сердюкова – самого молчаливого из наших отставников. Молчание его хочется назвать красноречивым, как и все предыдущие выступления.