Мосгорсуд перенес рассмотрение апелляции по делу Бориса Стомахина на 15 июля. Михаил Трепашкин, его адвокат, считает, что срок, назначенный публицисту решением Бутырского суда, Мосгорсуд, возможно, сократит, поскольку истек срок давности по нескольким публикациям, а также не учтено состояние здоровья матери Бориса. Однако на отмену приговора он не надеется.

Между тем неизвестно, отправят Бориса Стомахина после рассмотрения апелляции на этап или оставят в Москве под следствием. Три месяца назад было возбуждено очередное уголовное дело по факту появления новых публикаций Бориса Стомахина на малопосещаемых сайтах в интернете. 10 июня в квартире у Стомахина сотрудники ФСБ провели обыск, изъяв ноутбук и личные дневниковые записи. В тот же день обыск прошел у Бориса в камере. Сотрудник оперативного отдела следственного изолятора изъял три тетради со стихами и блокнот с записями, адресами и телефонами. После обыска Борис написал заявление начальнику тюрьмы с требованием вернуть тетради, обещая в противном случае объявить голодовку.

24 июня утром Бориса Стомахина вызывал на допрос следователь ФСБ Максим Векшин. Он сообщил, что дневник, блокнот с телефонами и одна тетрадь со стихами признаны доказательствами по делу. Остальные тетради пообещал вернуть. Векшин хотел допросить Стомахина в качестве свидетеля по делу, но тот отказался давать показания без адвоката. Следователь пригрозил применением ст.308 УК (отказ свидетеля от дачи показаний) и напомнил его собственное заявление с просьбой не отправлять на этап слишком далеко ввиду плохого здоровья матери. «Вы ведь просите о Московском регионе, я могу, если будете сотрудничать со следствием, устроить, чтобы вы сидели здесь», - сказал Векшин.

Стомахин, однако, не просил в заявлении о «Московском регионе». Он перечислил области, соседние с Московской, и попросил не отправлять его дальше этих областей. Векшин же предложил Стомахину, что его оставят в московской тюрьме в качестве «пряника» за сотрудничество со следствием, и это смотрится странно: либо следствие идет, и тогда сотруднику ФСБ самому невыгодно, чтобы подследственного отправляли в далекую колонию, либо оно разумно «замораживается», а тогда и говорить не о чем.

В ходе беседы следователь также предложил Стомахину дать образец почерка, отпечатки пальцев и фото. Однако последние два имеются в деле в СИЗО, а давать образец почерка добровольно Стомахин категорически отказался и даже ответил отказом на предложение немедленно получить изъятые тетради (те, что не признаны доказательством по делу) под расписку.

Регина Леонидовна, мать Стомахина, тоже подавала начальству СИЗО заявление с просьбой не отправлять сына слишком далеко от Москвы. Пришел письменный ответ: мол, «осужденные за преступление, предусмотренное ст.205 УК РФ, направляются для отбывания наказания в соответствующие исправительные учреждения, расположенные в местах, определяемых федеральным органом УИС».

Стомахин, надо сказать, осужден не по ст. 205 (терроризм), а по части 1 ст.205.2 (оправдание терроризма), которая даже не относится к категории тяжких преступлений. Однако интересно было бы узнать, что это за «соответствующие исправительные учреждения» в каких-то специальных местах. Уж не формируются ли, как в 1946 году, какие-то специальные «особлаги», в которых предполагается содержать «террористов» и тех, кто осмелился оправдывать таковых?

Похоже, что на Борисе Стомахине система опробует механизм жестких политических репрессий за инакомыслие. Субъект найден подходящий: пафос статей Бориса Стомахина близок скорее тоталитарной власти, чем гражданскому обществу. Точнее будет сказать, последнему он категорически не близок и даже глубоко отвратителен. Расчет, что за Стомахина никто не заступится, вполне срабатывает.

Между тем наше почтенное законодательное собрание, с позволения сказать, усердно трудится над юридическим обеспечением механизма политических репрессий, причем в каком-то уже авральном режиме. Конец июня «порадовал» нас подписанием закона о призывах к экстремизму в интернете (ранее ст.280 УК РФ предполагала уголовную ответственность только за призывы к экстремизму в СМИ),
а в начале июля Госдума приняла в первом чтении закон, предусматривающий ответственность за любые призывы к сепаратизму в интернете, будь то блог в соцсети или даже комментарий к чужому тексту. Между тем и экстремизм, и сепаратизм - понятия широкие и расплывчатые, четкого юридического определения они не имеют. Введение подобных терминов в уголовный кодекс недопустимо в принципе, однако у нас это делается, и под действие подобных законов можно при желании притянуть любое неугодное власти высказывание.

Обращает внимание и суровость наказаний, предусмотренных новоиспеченными законами: более трех лет лишения свободы, то есть в категорию нетяжких преступлений мнения, высказывания, слова уже не входят.

Что все это значит? Да то и значит: права и свободы граждан продолжают урезываться, свобода слова - попираться, политические репрессии - ужесточаться, число политзаключенных - увеличиваться. И превращение государства из авторитарного в тоталитарное постепенно продолжается.

Но удивляет непоследовательность законодателей и слишком уж откровенная практика двойных стандартов. За призыв к северокавказскому сепаратизму, надо полагать, власти хотят обеспечить инакомыслящим четыре года лишения свободы, а как же быть с призывами к сепаратизму донецко-луганскому?

Не отдает ли подобное законотворчество не только реставрацией советского тоталитаризма, но и клинической неадекватностью? И не опасаются ли те, кто за неспособностью к здравой дискуссии расставляет для идеологических оппонентов карательные силки, сами же в них однажды и угодить?