Все революции начинаются неожиданно. Ленин за полтора месяца до Февраля 1917-го говорил, что его поколению, вероятно, не суждено увидеть начала будущей революции. Он ошибся. Вот и декабрь 2011 года преподнес груду сюрпризов всем тем, кто годами мечтал о «пробуждении народа».

Благодаря нечистоплотности спецслужб мы теперь знаем, что для либеральных лидеров накануне Болотной оставалась абсолютной загадкой ожидаемая численность митинга. Не буду ломать из себя пророка: мы тоже не ждали такого массового участия. Вряд ли многие сегодня смогут похвастаться прозорливостью...

Да и откуда было взяться апокалиптическим предчувствиям и алармистским настроениям? Что вообще произошло нетривиального?

Выборы сфальсифицировали? Да не смешите, граждане! Это самое будничное событие, если вы, конечно, проживали в России последние 15 лет. Здесь фальсифицировали выборы за выборами, и никто не выходил на майдан. Более того, застрельщиками и организаторами протеста выступили ведь не те, чьи голоса украли «жулики и воры», - партии думской оппозиции, – а совсем другие люди. То есть проблема лежит глубже вопроса о прошедших выборах. Или вообще в стороне от него.

«Украденные» выборы стали лишь формальным поводом, мобилизующим предлогом массового протеста. Но его реальной пружиной стал кризис всей социально-политической конструкции путинской России, исчерпание «социального контракта», на который опиралось все здание суверенной демократии.

В этом контракте было много статей. Их число и содержание иногда менялось в соответствии с эволюцией экономики и политической конъюнктурой. Но в нем были фундаментальные принципы, пересмотр которых был невозможен. Главным из таких принципов был «консенсус элит». Путинский режим (считая сюда и срок формального президентства Медведева) мог существовать только в условиях относительного единства в верхах общества.

Но с началом мирового экономического кризиса под угрозой оказалось как раз это единство правящего класса. Обострились противоречия между разными финансово-промышленными группами относительно вступления страны в ВТО. Усилились споры между сторонниками сохранения «социальной стабильности» и теми, кто требовал ускорения либеральных реформ. Борьба за раздел бюджетного пирога стала приобретать почти военный характер. Наличие весьма авторитарного «арбитра», призванного разводить конфликтующие стороны и формулировать условия компромиссов, стало тяготить слишком многих в истеблишменте. Наконец, интересы личных друзей и ближайшего окружения «национального лидера» вступили в противоречие с интересами всего господствующего класса в целом или как минимум его значительной части.

Постепенный рост напряжения в системе чувствовали на протяжении последних двух лет многие. Но до взрыва, казалось бы, дело не доходило. Правящей олигархии удавалось удерживать под контролем общественную ситуацию. Прямого вызова Кремлю никто из представителей элиты бросить так и не осмелился. Опыт "ЮКОСа", казалось, научил капитанов бизнеса осторожности. Вместо конфликта внутри элит общественные ожидания, порожденные в истеблишментарной среде и затем растиражированные через медиа, фокусировались на сценарии постепенной умеренной либерализации политической жизни сверху. Это должно было увеличить объем плюрализма элит, облегчив им борьбу за свои интересы в новых условиях. Символом этих надежд стал президент Медведев со своими сентенциями вроде «свобода лучше несвободы».

Четыре года важные аналитики интерпретировали банальности г-на Медведева в том смысле, что в России начинается политическая оттепель. Капитаны бизнеса и региональные бароны называли «политической весной» всего лишь ситуацию, в которой у них будет больше влияния на принятие ключевых решений. О том, чтобы допустить большинство населения к выбору политического и социального курса страны, речь никогда не шла. Но вслед за боссами и олигархами в «демократическую» риторику начинали верить менеджеры их корпораций и слушатели их радиостанций.

И вот наступило 24 сентября. Правящая олигархия поступила как пьяный футбольный болельщик, который отрезал себе тестикулы в знак траура после поражения любимой команды. Она ампутировала собственную социальную базу. Выбирая Путина, камарилья руководствовалась не интересами «правящего класса» в целом, но своими эгоистичными групповыми расчетами. Такая балагановская мелочность дорого будет стоить всей системе.

Под аплодисменты андроидов режим спилил-таки сук, на котором сидел. Все, для кого паролем была постепенная «либерализация», поняли, что с ними никто считаться не будет. И вот мы видим в рядах «декабристов» Кудрина, Юргенса, Собчак...

Вслед за лидерами либеральной части истеблишмента на улицы пошли те, кто находится в плену – пользуясь термином Грамши – идеологической гегемонии господствующего класса. Те, кто слушает или читает либеральные СМИ, те, кто работает в офисах крупных компаний, те, кто верит в либеральную утопию «открытого общества». Оппозиционные медиа сумели создать ажиотаж, который затронул далеко не только людей либеральных взглядов, но механизмом, приведшим в движение механику протеста, стал именно раскол элит.

Дочь бывшего шефа бывшего президента Путина Ксения Собчак, выступая на митинге на проспекте Сахарова, заявила, что следует не бороться за власть, но лишь оказывать на нее давление. В том же смысле и буквально теми же словами высказался в интервью журналу «Собеседник» и известный олигарх Александр Мамут:

«А не надо бороться за власть. Надо бороться за влияние на власть. Вот в чем ошибка. Я же знаю более-менее русскую матрицу и понимаю, что тут осуществимо, а что нет. Разумеется, история России меняется – но в частностях. Общие конфигурации неизменны. И смены власти путем выборов в ближайшем будущем никак не видно – никогда еще так не было... Поэтому – пусть у власти будет Путин или кто другой, но надо добиваться того, чтобы он прислушивался».

Это важно. Вся недавняя убедительность президента Медведева в качестве метафоры русского либерализма заключалась в этой формуле Мамута-Собчак. Все знали, что Медведев – не столько демократически избранный президент, вообще не самостоятельный политик, сколько преемник Путина. Вместе с тем, все его имиджевые особенности, невнятные обещания перемен воспринимались как склонность власти прислушиваться к «обществу». Под обществом у нас, разумеется, понимают Мамута, Собчак и прочую «элиту», а вовсе не те 140 миллионов граждан, на которые эта элита любит ссылаться.

И вот Медведев как метафора больше не работает. За три месяца, прошедших с 24 сентября, он проделал большой путь. Робкие надежды на него сменились всеобщим презрением. Следовательно, все те смыслы, которые увязывались с невыразительными чертами третьего президента независимой России, требуют новой артикуляции. Их нужно увязать с мачистским имиджем г-на Путина. И вот появляется образ «нового Путина». Путина, которого следует заставить прислушиваться.

Один из безусловных лидеров элитарной России, о котором с почти одинаковым почтением говорят и в Кремле, и в среде «непримиримой» либеральной оппозиции, Алексей Кудрин, служивший кошельком правящего режима 11 лет, вежливо, но твердо определил содержательную часть того, к чему должен прислушаться «новый Путин».

«В прошлый кризис мы увеличивали расходы, а сейчас получилось, что мы их увеличили до кризиса и можем во время кризиса их не удержать, – пожаловался Алексей Леонидович. - Вот в чем проблема. Если мы не примем предварительные меры, то нам придется сложнее и мы выйдем из кризиса более ослабленными, чем в прошлый раз». Если кто не понял, речь идет о комплексе мер бюджетной экономии. Т.е. примерно о таких экономических шагах, которые вызвали социальный взрыв даже в благополучных Греции, Испании, Великобритании и США. Кудрин также подчеркнул, что, несмотря на лестную оценку действующим премьером его профессиональных компетенций, он по-прежнему не согласен с текущим социально-экономическим курсом как слишком популистским (это Путина он считает популистом!). Возможность своего возвращения во власть он обусловил возобновлением либеральных экономических преобразований: «Должен быть четко проговорен перечень реформ - я считаю, реформы в последнее время стали затухать - в том числе в сбалансированности бюджетной системы в ближайшие годы, включая пенсионную систему. Так что вот эти вопросы будут прежде всего предметом обсуждения, если меня пригласят в правительство».

Устами Кудрина с Путиным разговаривает та часть правящего класса, которая оказалась разочарована выбором 24 сентября. Ссылаясь на Болотную и проспект Сахарова как на свой главный козырь, истеблишмент ставит Путину ультиматум. Либо продолжение внутриэлитной войны со всеми вытекающими (вплоть до оранжевого сценария смены правящей группировки), либо курс на форсированные антисоциальные реформы: увеличение пенсионного возраста, сокращение социальных расходов, окончательная коммерциализация образования, медицины, государственных услуг, перекладывание издержек кризиса на плечи трудящихся во имя спасения бизнеса.

Для контроля за выполнением этих условий нужна политическая реформа, которая бы ограничила самодеятельность кооператива «Озеро» (или, чуть шире - путинской клики) в пользу более широкого спектра представителей правящего класса. В том числе и его либеральной части.

Поэтому те социальные силы, которые вчера довольствовались медведевскими метафорами, сегодня стремятся обрести собственное политическое лицо. Этим лицом может стать, к примеру, г-н Прохоров, создающий правую партию и баллотирующийся в президенты страны. Его опубликованная программа, включающая реформу трудового кодекса, изменение пенсионного возраста (в форме привязки возраста выхода на пенсию к ее размеру) и таким преобразованием самой логики налогообложения, которое сделает конечным «плательщиками налогов граждан, а не предприятия», вполне устроила бы и бывшего министра финансов. Господа Прохоров и Кудрин сообщают об идущих между ними консультациях в области партстроительства. Но партии партиями, а контроль за тем, как власть будет прислушиваться, может осуществляться не только через парламентские механизмы. Так, г-н Кудрин не исключил, что он согласится стать премьером страны, «Если власть собирается повысить градус реформ, либерализма, и это будет подкреплено политической реформой».

В общем, совершив самострел 24 сентября, правящая клика попала в ловушку. Либо она будет жить в разводе со своей социальной базой – российским крупным бизнесом, – опираясь лишь на очень узкую группу лично преданных Путину и повязанных с ним коррупцией персонажей, либо пойдет на компромисс с элитой и предпримет масштабное наступление на социальные права большинства населения. Эту непростую дилемму сформулировал на свой лад и Борис Титов, председатель «Деловой России», который обусловил поддержку бизнесом лично Владимира Путина его способностью «вывести страну на новую траекторию, обеспечить "правый поворот" в "левой стране"». По мнению г-на Титова, «именно в этом состоит парадокс задачи реформирования новой России».

Таким образом, первая редакция программы Болотной-Сахарова сформулирована в виде ультиматума команде Путина: либо конфликт в верхах, либо война между сплоченными верхами и остальной частью общества. Балансировать между социальными классами больше нельзя. Бонапартизм себя исчерпал.

Когда Кургинян и другие критики начавшегося в декабре 2011 г. движения говорят, что оно представляет собой бунт истеблишмента, они наполовину правы. На Болотной и проспекте Сахарова новую иконографическую традицию обретало то, что еще недавно было медведевщиной. Но это только половина правды.

Вторая половина состоит в том, что на Болотную площадь, проспект Сахарова, на другие площади российских городов вышли сотни тысяч людей, которые не являются тупыми куклами в руках Касьянова, Кудрина, Собчак или даже Немцова. Это живые люди, которые устали быть пылью под ногами обалдевшей от вседозволенности и зажравшейся власти. Люди, которых возмутили фальсификации на выборах, но которые пришли бороться не за подделанные бюллетени, а за свои украденные судьбы. За будущее своей проданной Родины.

Многие (хотя и далеко не все) из этих людей находятся под политическим или идейным влиянием либеральных оппозиционных вождей, еще чаще - под влиянием либеральных медиа. Но это не превращает их в простые орудия в чужих руках. Они сохраняют свою автономию от лидеров. Свою способность к коллективному действию, к политической эволюции, к гражданскому выбору. И это принципиально важно.

Уже на Болотной было немало тех, кто неодобрительно встречал выступления Немцова или Рыжкова. Антирейтинг либеральных вождей, скорее всего, превышает их рейтинг.

А уже через две недели, на проспекте Сахарова, заметно изменился и портрет самих митингующих. Меньше стало «золотой молодежи», больше людей среднего возраста. Модные прикиды сменились недорогой массовой одеждой. Лица стали сосредоточеннее. Меньше шуток, больше серьезных разговоров. Словно гигантская воронка, движение 10 декабря втягивает в свою орбиту все более широкие слои. Однажды оно втянет в себя большинство народа, если только не будет деморализовано собственными лидерами, стремящимися договориться с путинским режимом за счет большинства декабристов. И тогда необратимо изменятся и повестка, и формы движения, и его политическая перспектива.

Но даже сегодня зазор между целями политических лидеров и огромной массы «сердитых горожан» уже заметен невооруженным глазом. Так же, как и для элиты, для простых москвичей, вышедших на улицы, вопрос выборов стал лишь формальным поводом, точкой, в которой сфокусировалось возмущение курсом развития страны. Однако, в отличие от Кудрина и Касьянова, большинство участников митинга стремятся вовсе не к продолжению либеральных реформ.

Утопия «честных выборов», которая объединила декабрьских протестующих, является лишь самой первой попыткой сформулировать программу движения. Ведь честные выборы – это не просто пересчет голосов, украденных «партией жуликов и воров» у своих заведомо лояльных оппонентов. Это почти не закамуфлированное требование радикальной политической реформы. Почти никто не понимает, как эта реформа должна выглядеть за пределами регистрации всех партий, изменения порядка формирования избирательных комиссий, разрешения избирательных блоков и т.д. Но «декабристы» стремятся к тому, чтобы вернуть большинству народа механизм контроля за национальной политикой. Именно большинству народа, а не тем либеральным лидерам и фрондирующим группировкам элиты, которые сегодня пытаются спекулировать на народном возмущении.

Сотни тысяч людей, очнувшихся от политической апатии, сегодня приобрели бесценный опыт солидарной борьбы за гражданские права. Если либеральные вожди движения пойдут на компромисс и примирение с властью, большинство из этих людей будет готово пойти дальше своих лидеров и даже мимо них. Порукой тому – та обструкция, которой на митинге подвергали либералов.

Противоречие неизбывно. Цель Кудрина и Собчак – форсирование неолиберального курса. В интересах абсолютного большинства – его преодоление. В свое время антидемократические реформы Путина были лишь средством для реализации социально-экономической политики Касьянова и Кудрина. Теперь последние двое пытаются эксплуатировать демократический порыв большинства, чтобы продолжить начатое с новой энергией. Но без авторитарных инструментов, которые сегодняшнее движение ломает, это невозможно. На честном референдуме ни одна из крупных правительственных реформ последнего десятилетия ни за что бы не прошла. Раскол между движением и либеральной фрондой неизбежен.

Другое дело, что такой раскол может дезориентировать людей. Он может стоить декабристам победы. «Успешные переговоры с властью» могут окончиться массовым разочарованием. И это на время собьет протестную волну. Поэтому «переговорный зуд» либеральной оппозиции сегодня – одна из основных угроз начавшемуся движению.

Но в какую сторону будет эволюционировать «декабристское» движение? В первую очередь это зависит от того, какую социальную природу оно будет иметь. По-настоящему лишь либеральная фронда заинтересована в том, чтобы удержать движение в пределах сложившейся легитимности. Это соответствует лозунгу проведения новых выборов, что означает сохранение путинского режима с поправкой на его согласие «прислушиваться» к фрондирующим фракциям истеблишмента. Но для абсолютного большинства ясно, что честные выборы при существующей власти невозможны. Поэтому, преодолевая навязанную им умеренность, декабристы требуют: «Путин, уходи». Удаление путинской клики открывает возможность глубокой политической реформы, которая позволит большинству народа так или иначе участвовать в политической жизни. Это и регистрация всех партий, и понижение проходного барьера в Думу, и разрешение политических блоков, и формирование избирательных комиссий снизу – партиями и избирателями, а не администрациями.

Но последовательная реализация такой программы натолкнется на фундаментальные ограничения, заданные уже в Конституции 1993 года. Этот документ, принятый после государственного переворота на фоне руин расстрелянного парламента, провозглашает Россию не просто президентской, а суперпрезидентской республикой. Корни путинского авторитаризма уходят в ельцинскую Конституцию. Достижение народовластия, к которому стремятся декабристы, невозможно в пределах легитимности, заданной Конституцией 1993 г. Отсюда следует лозунг созыва Учредительного собрания.

И это не пустые абстрактные благопожелания. Показательна эволюция активистов движения «Белая лента», так прекрасно разрекламированного премьер-министром страны. Менее чем за месяц существования эта активистская группа проделала политическую эволюцию, практически идентичную описанной мною выше. Начав с лояльнейшего требования о пересчете голосов, «Белая лента» стремительно прошла стадии «перевыборов» и «честных выборов после глубокой политической реформы». После сеанса общения с Владимиром Путиным, проведенного г-ном премьером с неподражаемым изяществом, «Лента» пришла к требованию отставки нынешнего правительства. Более того, вопрос об Учредительном собрании как актуальном требовании на полном серьезе обсуждается на собраниях и в рассылке «Белой ленты».

Второй аспект эволюции декабристского движения – это неизбежное расширение проблематики за счет вопросов социально-экономического порядка. Этот процесс будет происходить синхронно с расширением самого движения, с вовлечением в него большинства народа. Очевидно, что чем больше движение будет обсуждать социальную проблематику, тем меньше в нем будет влияние либеральных лидеров, групп и партий. Совершить «правый поворот в левой стране» можно лишь втайне от народа этой страны.

Как любое низовое революционное – в широком смысле - движение в истории, нынешнее будет стремиться к развитию в сторону все большей радикализации требований, все большей автономии от традиционной элиты и все меньшей зависимости от собственных лидеров. Но на этом пути будут и преграды. Главная из которых – внутренняя рыхлость движения, отсутствие внятной структуры, процедур принятия решений и развитой политической культуры.

Фундаментальная задача движения – организация граждан в рамках собственных структур. Только организованный народ способен противостоять репрессивной машинерии путинского режима.

Чтобы вырабатывать курс самостоятельно, а не тупо следовать за медийно раскрученными вождями, нужны как минимум некие координационные органы. Причем органы, открывающие возможность представительства для всех участников движения. До тех пор пока вопросы тактики и стратегии – от места проведения очередного митинга до содержания необходимых преобразований – находятся в ведении узкой группы, движение обречено на импотенцию. Необходимо создание коллегиальных органов, комитетов, в руках которых будет принятие всех важных решений и участие в которых будет открыто для всех. Такие комитеты должны создаваться не только на уровне городов, но и на уровне районов и даже кварталов. Их функционирование должно быть основано на понятной процедуре принятия решений. Любая организованная группа, политические организации, социальные движения, гражданские инициативы должны иметь возможность представительства в таких органах. В условиях тотальной атомизации общества необходимо создать возможность участия и для граждан, не являющихся активистами уже сложившихся групп. В Москве таким механизмом стали стихийно сложившиеся рабочие группы по подготовке декабрьских митингов. Участники этих групп – рядовые гражданские активисты – должны принимать участие в принятии важнейших политических решений.

Поэтому ключевым вопросом сегодня становится создание структуры движения – Комитетов гражданского действия (название, конечно, не главный вопрос!). Только это позволит гарантировать независимость движения, его способность к самостоятельной политической эволюции и внутренней демократии. На национальном уровне должен быть сформирован орган, основанный на представительстве всех территориальных Комитетов. Этот орган по факту будет выступать в роли высшей инстанции гражданского движения, своего рода «конвента», противостоящего нелегитимной власти.