«Воспитательная беседа» с Верой Кичановой в одном из двух выпусков «Нереальной политики», запрещенных к показу на НТВ, напоминает проработку в кабинете директора школы либо, в советское время, «обсуждение недостойного поведения товарища N» в комсомольском или партийном комитете. Все эти советские варианты разговорного жанра – беседы, обсуждения, проработки и пр. – были, по сути, облегченными формами допроса и суда, цель которых - не поиск истины, а публичное разоблачение человека, «вина» которого заранее известна.

Вера Кичанова, фотографию которой я впервые увидела в The New Times, напомнила мне Фрэнни из повести Сэлинджера «Фрэнни и Зуе», Ирму из «Гадких лебедей» Стругацких и Гарри Поттера, с недоверием исподлобья взирающего на странный и страшный мир взрослых. Сразу видно – отличница, «индиго», с толку не собьешь и калачом не заманишь.

Для «интервью» был выбран кабинет президента факультета журналистики, что заведомо ставило студентку в подчиненное и зависимое положение «вызванного на ковер». «Старшие товарищи по журналистскому цеху» Тина Канделаки и Андрей Колесников, столь настойчиво убеждавшие Веру (или самих себя?), что современные журналисты абсолютно свободны, могли бы выбрать более нейтральное место, где бы она чувствовала себя действительно свободно, а не приводить ее в начальственные чертоги. Могли бы пригласить сторонников Веры из числа журналистов («Новой газеты», например, с которой она сотрудничает) или преподавателей (нашли бы хоть одного «мокреца»!), а не устраивать неравный бой «трое на одного».

Вера держалась с достоинством: если и была несколько смущена иерархичностью ситуации, то ясно показала, что она не из червяковых («Смерть чиновника») и способна с общаться с высокими чинами на равных, как личность с личностями. Экзамен на «доверие к себе» Вера выдержала с честью. Эссе американского философа Эмерсона «О доверии к себе» (Self-Reliance) я много лет советовала студентам МГУ читать каждое утро, чтобы помнить, что

«кто жаждет стать человеком, должен обладать самостоятельностью духа», что «повсюду общество состоит в заговоре, направленном против мужества людей, входящих в него. Общество - это акционерная компания, где держатели акций, чтобы надежнее обеспечить кусок хлеба каждому пайщику, согласились пожертвовать для этого свободой и культурой - и собственной, и тех, ради кого они стараются. Несамостоятельность духа - здесь добродетель, на которую самый большой спрос, а доверие к себе - предмет отвращения. Общество не любит правды и творчества; оно предпочитает им ничего не значащие слова и условности».

Тина затягивала Веру в болото слов и условностей, которые абсолютно ничего не значат для этой талантливой и удивительно цельной девочки, в адрес которой посыпались расхожие обвинения в жажде славы (попиариться захотела!), непрофессионализме и клевете на сильных мира сего. Эти обветшалые ярлыки всегда под рукой, сегодня остается только радоваться, что не приписали вдогонку экстремизма и шпионажа. Никого из старших, как оказалось, не волнует ни вторичность/нелегитимность верховной власти в России, ни преследования и убийства журналистов, ни политзаключенные, ни отсутствие реальных выборов – ничего из того, что заставило начинающих журналистов задать свои вопросы президенту.

Профессионализм, по мнению Канделаки, заключается в том, чтобы знать ответы президента на заданные ему ранее вопросы и не утомлять лишний раз Медведева, который «устал уже» (бедный!) отвечать на вопросы о Ходорковском, просто «ходит» на этот вопрос, «как на работу». При этом слова Веры Кичановой о Ходорковском как самостоятельном политике и о связанной с ним проблеме существования политических заключенных в России остались незамеченными. Доверять, по мнению Канделаки, нужно не себе, а власти, и быть, следовательно, ее служанкой, а не оппозиционером и даже не оппонентом.

Очевидно, что Вера у Тины вызывает раздражение не только своими мыслями и поступками, но и в целом как тип личности – независимой от принятых в официальной журналистике правил игры и не ломающейся под натиском тяжеловесов. «Вы как журналист должны определиться, с кем Вы хотите работать, где Вы хотите работать и как Вы хотите работать», - с явным раздражением поучала она юную коллегу, с привычной легкостью взяв менторский тон, чем напомнила возмущенную учительницу литературы из фильма «Доживем до понедельника», которая и в мыслях не допускала, что в сочинении можно открыто изливать свою душу, свою боль, не думая «с кем ты и где». Может быть, Вера напомнила Канделаки юную Тину, свободную и полную надежд? И это вызвало острое желание показать зарвавшейся девчонке, что иного пути нет, как отказавшись от Веры, превратиться в Тину? Контраст очевиден: чистый искренний недоверчивый взгляд Веры, ее спокойная продуманная речь на фоне фальшиво-страстной, наигранной убежденности Канделаки, торопливо извергающей поток пустых слов о созидании и разрушении, о необходимости быть настойчивой (в чем?) и смелой, при этом думать о том, как могут принять твои слова и пр.

С особым удовольствием Канделаки несколько раз в назидание напомнила Вере о расстреле американских студентов в Америке 1970-х – прием явно из арсенала политических допросов. (Могла бы вспомнить и расстрел китайских студентов на площади Тяньаньмэнь, но критика авторитарного Китая сегодня не ко двору.) Мы, мол, к тебе, девочка, необычайно милостивы, и ты должна ценить мягкие нравы современной России (какие, кстати, у тебя оценки? хорошо учишься?), а вот окажись ты в кровавых лапах Америки 1970-х, не сносить бы тебе головы. Одумайся лучше и реши здесь и сейчас, с кем ты и где ты. Как можно позволять себе столь агрессивное психологическое давление, насилие, унижение человека? Манера следователя, секретаря парткома, а не журналиста.

Кстати, зрители программы могли получить ложное представление, что американские студенты были приговорены к расстрелу судом, тогда как мирная антивоенная демонстрация в кампусе Кентского университета штата Огайо была обстреляна 4 мая 1970 г. бойцами Национальной гвардии, которые открыли огонь по доныне не выясненной причине. Студенты вышли с протестом против войны во Вьетнаме после решения президента Никсона ввести войска и в Камбоджу (наши студенты, к сожалению, не вышли на улицу ни в первую, ни во вторую чеченскую кампанию). Комиссия признала действия армии необоснованными. Погибли четыре человека, одной из жертв – Аллисон Краузе – Евтушенко посвятил стихотворение «Цветы и пули»:

Это было
Чистейших надежд выражение,
В миг,
Когда, беззащитна, как совести тоненький пульс,
Ты вложила цветок
В держимордово дуло ружейное
И сказала:
"Цветы лучше пуль".

Вера Кичанова может гордиться этим сравнением, ее слово – это нашей «совести тоненький пульс», который ровно и уверенно звучит под натиском акционерного общества «Тина и Ко».