В Ленинском районном суде города Томска идет примечательный судебный процесс. На скамье подсудимых книга "Бхагавадгита" как она есть". Дело возбуждено по иску прокурора города Томска Виктора Федотова, который просит признать книгу экстремистской.

На самом деле, я полагаю, прокурора беспокоит не столько "Бхагавадгита", сколько местные кришнаиты, к которым — ну надо же как-нибудь придраться. Им уже снесли дома в поселке Кандинка (восемь семей с детьми остались без крова), теперь вот ищут, как видно, повод кого-нибудь посадить за распространение «экстремизма».

Снос домов прокурор экстремизмом, конечно же, не считает, а вот книгу — очень хочет считать. "Бхагавадгита" стоит первой в «списке Бродского», где поэт перечислил книги, которые должен прочитать каждый. Но с такими прокурорами, как Федотов, скоро и Бродский окажется «экстремистом».

Прежде чем бороться с экстремизмом, нужно все же определить, что же это такое. «В разных странах и в разные времена было дано много разных юридических и научных определений понятию «экстремизм». Единого определения на сегодняшний день не существует», — говорит Википедия. Именно этим, надо полагать, руководствовались судьи Конституционного суда РФ в 1993 году, когда в одном из ельцинских указов замаячил злополучный термин. Суд постановил тогда «признать не имеющим юридического значения содержащееся в данном пункте Указа понятие «экстремистские элементы», поскольку оно не имеет определенного юридического содержания, что может при применении Указа привести к нарушению конституционных прав граждан» (постановление КС РФ от 12.02.93 №3-П).

Однако с приходом к власти выходцев из КГБ всевозможные статьи и постановления об ответственности за «экстремизм» так и полезли в уголовное законодательство. А что, собственно, еще нужно репрессивной системе, как не термин, который можно трактовать сколь угодно широко, чтобы использовать для политических репрессий — как некогда антисоветскую агитацию и пропаганду? При этом авторы всевозможных «антиэкстремистских» заказов не стесняются того, что оперируют в юридической практике с не юридическим термином.

Лет пять назад в одном районном суде Москвы судили за «призывы к экстремизму» Бориса Стомахина. Вызвали эксперта, а тот на вопрос адвоката о том, что же такое экстремизм, не смог дать ответа. Не в его, мол, это компетенции. Однако же на основании экспертизы этого «специалиста» человека приговорили к 5 годам заключения, которые он отбыл полностью.

Между тем закон един для всех — почему же за куда более растиражированные призывы к экстремизму их авторы не несут понесли ответственности? «Мочить в сортире» — разве это не призыв к экстремизму? А он, между прочим, не только был распространен несоизмеримо шире, но и последствия имел необратимые — реальную человеческую кровь, массовую гибель ни в чем не повинных людей.

Но экстремизм — это все-таки прежде всего действие. В Шанхайской конвенции 2001 года, подписанной и ратифицированной Россией, в определении экстремизма упомянуто и «насильственное посягательство на общественную безопасность». Последние 10-12 лет в нашей стране экстремизм так и кипит. Взрывы жилых домов осенью 1999-го. Ракетный обстрел рынка в Грозном, превративший забитое людьми пространство в кровавое месиво. Удары с воздуха по бегущим от начавшихся в Грозном военных действий. Интенсивные бомбардировки города и многолюдных чеченских сел. Я уж не говорю о кровавой зачистке в Алдах и подобных ей карательных акциях, об уведенных силовиками из дома и затем исчезнувших людях, о массовом применении жесточайших пыток... Этот кровавый конвейер поставил под угрозу безопасность всего населения России, расплодив уверенных в своей безнаказанности лиц в погонах, привыкших удовлетворять потребность в жестокости, не считаясь с законом.

А разве не экстремизм убийство Зелимхана Яндарбиева в Катаре, радиоактивное отравление Александра Литвиненко в Лондоне? А отравление газом заложников на Дубровке, которых убили, вместо того чтобы спасти, пальба по школе с детьми-заложниками в Беслане — разве все это не экстремизм?

Можно вспомнить и бойню в Благовещенске, и повсеместное применение пыток в органах дознания. Дичайшим экстремизмом является массовая преступность сотрудников милиции-полиции, направленная против граждан, которых они обязаны защищать.

Так что же удивляться тому, что экстремизм разросся в стране? Что в юных головах, вдохновленных экстремизмом властей, не вызревают иные представления о методах борьбы со злом кроме экстремистских? Разве не экстремизм сотрудников милиции породил явление приморских партизан?

Сейчас вдруг хватились: ох, сколько же экстремизма вокруг, и почему же это мы вальс не танцуем... Однако г-ну Нургалиеву надо бы знать, что бороться с экстремизмом экстремистскими же методами — это все равно что отчерпывать воду, хлещущую из крана. 7,5 тысяч сайтов он назвал экстремистскими — но на каком основании? По заключениям экспертов? Если нет, то не экстремизм ли это, когда высокое должностное лицо без веских юридических оснований делает такие заявления? Ведь подобные высказывания, произнесенные с высокой трибуны, могут спровоцировать нездоровые настроения в силовых структурах, привести в конечном итоге к массовым нарушениям прав человека. А разве это само по себе не экстремизм?

Однако же и заключения экспертов, и решения судов по подобным делам, как правило, более чем сомнительны, в лучшем случае анекдотичны. Является ли текст экстремистским или нет — это еще вопрос, а само явление заказной экспертизы текста куда больше смахивает на экстремизм. Потому что такими методами можно засудить за что угодно, даже за некоторые тексты Пушкина или Лермонтова.

На мой взгляд, лучшим средством борьбы с экстремизмом было бы сегодня резкое сокращение численности силовых структур и упразднение центров «Э». На содержание всей этой гвардии уходят огромные деньги — куда полезнее их было бы потратить на подготовку педагогов, ученых, врачей, художников, музыкантов — исполнителей того же вальса... Высшее образование неплохо бы сделать доступным каждому человеку - вот и станет меньше экстремизма.

А вот что действительно мог бы сделать г-н Нургалиев, так это объявить борьбу с экстремизмом в своем собственном ведомстве. Разобраться с сотрудниками полиции, которые совершают уголовные преступления. Разобраться с тем, почему при проведении гражданских акций по 31-м числам и в защиту Таисии Осиповой у Соловецкого камня сотрудниками силовых структур применялись жестокие методы разгона. Людям при задержании наносили увечья, применяли садистские приемы — а ведь все это тоже экстремизм.

Вот с этого и начать бы господину Нургалиеву борьбу с экстремизмом - с привлечения к уголовной ответственности сотрудников силовых структур. Разобраться, кто отдает такие приказы, не побояться об этом заявить на высоком уровне. Да и понять, наконец, что с экстремизмом нельзя бороться репрессивными методами - он от этого только усиливается.

Неплохо бы начальникам силовых ведомств, вместо того чтобы следить, что читает и чем дышит молодежь, поинтересоваться кругом чтения своих сотрудников, позаботиться об их этическом, эстетическом и нравственном воспитании.

Впрочем, какой навар будет от этого силовому ведомству? Полицейские станут вежливыми, экстремизма резко поубавится — а с кем же тогда сражаться? С обычной преступностью бороться не так выгодно, а вот с экстремизмом — прибыли много, тут средства из бюджета можно качать. Куда проще древнюю "Бхагавадгиту" отдать под суд: и галочка о проделанной работе будет стоять, и экстремизм никуда не денется — будет чему противостоять.