На одном провинциальном предприятии в самом начале 90-х довелось мне быть свидетелем одной из первых серьезных забастовок. Времена тогда - перед самым коммунистическим падением - были весьма тяжелые, куда более тяжелые, чем принято считать нынче: бесполезные талоны, маленькие зарплаты сродни теперешним шахтерским и шустрое советское начальство, вкусившее первые прелести кооперативных возможностей (разумеется, за счет мощностей своих производственных уделов). Так вот. Попав на стачку, стихийно организованную инициативной группой, в качестве политического подстрекателя (дело было связано с указом Ельцина о департизации предприятий), я стал свидетелем следующей сцены (фото в моем ЖЖ). Работяга наотмашь бил какого-то дядю (весьма упитанного, надо сказать) из администрации машиностроительного завода. Поразительно было то, что избивавший плакал. От безнадеги, от нищеты и бесправия. Другие рабочие, стоявшие перед заводоуправлением, где и происходила экзекуция, молчали. Ну, конечно, все же оттянули его, стали жалеть, протягивать что-то, уговаривать (замдиректора незаметно отполз). А он и говорит: "Жизнь-то, ребята, про-ско-чи-ла".

Ведь вот замерли все в ожидании событий 22 мая, пытаясь предугадать, как оно в Кузбассе повернется? И для радикальных предположений, что "вот оно, занялось", некоторые основания определенно были.

Что бы там ни говорилось теперь, какие бы доводы ни приводились в оправдание, гибель этих ста горняков была совершенно бессмысленной, бесполезной и могла быть избегнута. Все поведение власти после трагедии в Междуреченске является неоспоримым доводом в пользу этого утверждения. Ведь могло не быть ни нищенских зарплат, ни мешков на газовых приборах, ни подработок в такси после смены в забое и многого другого. И разве по сумме перечисленное не имеет отношения к аварии на шахте? Если нет, то это скорее вопрос к дедуктивным способностям власти, как федеральной и региональной, так и к руководству шахты. Люди, перекрывшие железнодорожное полотно и бросившиеся на омоновцев с камнями 14 мая, напомнили мне упоминавшегося в начале работягу. То же отчаянье, та же безнадега, та же "проскочившая жизнь" в бесперспективной борьбе за потребительские кредиты, поездку к морю и существование "не хуже, чем у других". И все-таки 22 мая они не вышли, рассчитывая, надо полагать, что за них это сделает пара несогласных интеллигентов-очкариков в Москве и других местах.

Воспоминания о решительности шахтерских протестов 80-х и 90-х не отменяют того непреложного факта, что удушливым газом "нулевых" отравили целое поколение и, по-видимому, им, нынешним наследникам "славного шахтерского прошлого", уже НИКОГДА не подняться из "авторитарного забоя". Народ как-то обмельчал, разжижился, разрядился, что ли. За годы госкапиталистического накопления рабочее движение сошло на нет, в принципе потеряло способность к политической самоорганизации, без каковой не бывать ни реальным профсоюзам, защищающим социальные права, ни новому законодательству, создающему баланс между наемным трудом и частным капиталом.

Жаль только, что к площади перед городской администрацией Междуреченска не смогут подойти два десятка горняков, которым так и не удалось подняться из шахты ни живыми, ни мертвыми. От бессовестного этого факта кемеровское областное начальство и решило заслониться беззаботными плясками и детскими акробатическими номерами. А что же наш незабвенный кремлевский нацлидер?

Правительственные чиновники долго еще будут вздрагивать при воспоминании раскатистого смеха Владимира Владимировича в гулких коридорах Белого дома после ознакомления с ультимативными требованиями "Союза жителей Кузбасса".