Накануне братиславского саммита Москва будто специально заострила болезненную для российско-американских отношений иранскую тему - в Кремле была принята на высшем уровне делегация из Тегерана. Расчет, возможно, состоял в том, чтобы попытаться сбить волну критики на тему куда более неприятную для президента Путина – насчет антидемократических деформаций режима в России. О том, что скользкий вопрос не значится в повестке дня встречи, что у президентов есть дела поважнее, в один голос твердили московские чиновники. Один из них сказал даже, что в российско-американском стратегическом диалоге "нет места для слабонервных, которые готовы выпячивать на первый план объективно существующие сложности, шероховатости и, порой, противоречия".

Надежда обойти острые углы была небеспочвенной. Администрации США не особенно хотелось муссировать эти самые "сложности и шероховатости". Перед самой поездкой президента в Европу его советник по национальной безопасности Стивен Хэдли говорил, что проблемы внутренней политики России будут затрагиваться исключительно в конфиденциальном порядке и благожелательном тоне. Но доктрина второго срока американского президента – содействие продвижению свободы и демократии по всему миру – заставила Джорджа Буша проявить последовательность и заговорить о судьбах демократии в России в полный голос. Российская часть его брюссельской речи – главная сенсация европейского турне. Коль скоро Москва не желает вести диалог на эту тему, ей пришлось выслушать монолог.

В день, когда Буш выступал в Брюсселе, Владимир Путин дал интервью словацким журналистам, в котором сказал, что не рассчитывает, что общение с президентом США будет приятным: "Мы же идем не в ресторан, не в театр и встречаемся не для того, чтобы удовольствие получать от этого общения". Прежде получали. И разумеется, повторил знакомые сентенции о "так называемой развитой демократии", но с неслыханными прежде вариациями. Оказывается, западные партнеры в беседах с Путиным соглашаются с критикой своей так называемой демократии, но разводят руками – мол, так уж сложилось, все привыкли, так что не стоит ничего менять. Мало ли кто к чему привык. "Знаете, - рассказал российский президент, - был такой политический деятель в Африке – Бокасса, который привык есть своих политических противников". Сравнение лидеров свободного мира с африканским самозванцем-людоедом должно войти в анналы путинского красноречия наравне с обрезанием и сортиром.

Во вторник в газете Washington Post вышла статья российского посла в Вашингтоне Юрия Ушакова, который тоже выступил с предостережениями. "Российская сторона, - пишет посол, - открыта для содержательной критики, если она продиктована желанием помочь и продвинуть взаимопонимание, а не стремлением заработать политические очки и заставить Россию обороняться. Любые попытки демонизировать Россию неуместны и неприемлемы". Ушаков сослался на инаугурационную речь Буша, в которой тот говорил, что Америка не будет навязывать другим странам мира собственное государственное устройство. "Действительно, - говорится в статье, - не может и не должно быть одного единственного стандарта демократии, скроенного по лекалам только одной или группы стран. Это необходимо понять каждому".

Однако президент США этим увещаниям не внял. В тот же день в бельгийской столице в ответах на вопросы репортеров он произнес самую резкую тираду о России. "Мне нравится, когда в стране есть свободная пресса, - сказал он. - Со стороны российского правительства имели место меры, как бы получше выразиться, отказа отдельным средствам информации в праве на существование. Я считаю, очень важно, что президент Путин услышит не только мое мнение в конфиденциальном порядке - а он его услышит, - но и о тех тревогах, о которых услышал сегодня я, сидя за круглым столом переговоров, – например, от представителей балтийских государств. И я намерен донести до президента Путина их пожелание о том, что для него было бы весьма важно объяснить некоторые свои действия, а также уважать своих соседей".

А в среду New York Times напечатала ответы Юрия Ушакова на вопросы газеты – посол изложил их в письменном виде. Как полагает газета, из этих ответов явствует, что если президент Буш поднимет на саммите вопросы демократии и прав человека в России, президент России ответит аналогичными претензиями "относительно ситуации в Соединенных Штатах и определенных аспектов политики Вашингтона". Посол ссылается на общественное мнение в России, которое, по его словам, далеко не единодушно одобряет "некоторые действия США в мире" и критически относится к американской избирательной системе. Ушаков не указывает конкретные действия, которыми недовольны в России, но высокопоставленный сотрудник администрации, которого газета попросила прокомментировать эти высказывания, сказал, что в Белом доме "знакомы с полным перечнем претензий". Юрий Ушаков утверждает, что после трагедии в Беслане система управления в России потребовала перестройки, с тем чтобы наилучшим образом обеспечить безопасность граждан и единство государства. Каждая страна, пишет посол, находится в уникальных условиях, обладает своеобразным историческим и культурным наследием, и то, что благотворно для одной страны, может оказаться бесполезным в другой.

В этой заочной полемике Москвы и Вашингтона присутствует еще одна тема, ясно демонстрирующая фундаментальное различие в политическом мышлении. Речь идет об осознании исторического прошлого Европы. В своей брюссельской речи президент Буш негативно отозвался о двухполюсной системе сдерживания. "Я верю, - сказал он, - что успех свободы в каждой из стран приведет к миру между странами. И одна из причин этой уверенности – исторический опыт Европы. Пройдя через две мировые войны, Европа видела агрессивную природу тирании и ужасную цену недоверия и разобщенности. В годы холодной войны Европы видела так называемую стабильность ялтинской системы, которая была постоянным источником несправедливости и страха. Европа видела, как рост демократических движений, таких, как польская "Солидарность», разрушает железный занавес, водруженный тиранами. Расширение зоны свободы помогло разрешить старые споры, расширение НАТО и Европейского союза превратило в союзников былых противников".

Совершенно иного взгляда на прошлое Европы придерживается Владимир Путин. Для него, как следует из интервью словацкой прессе, пакт Молотова-Риббентропа – прямое следствие мюнхенского сговора. Хорошего в мюнхенских соглашениях, конечно, мало. Тем не менее лидеры Франции и Великобритании подписывали его в надежде избежать войны. А московский пакт с его секретным протоколом – это договор военных союзников о дележе добычи.