Собираясь в Будапешт на мероприятия по случаю 50-летия венгерской революции, председатель Совета Федерации Сергей Миронов сообразил, что явиться в Венгрию без какого бы то ни было подобия извинений невозможно. Он внес в палату проект заявления и созвал ради его принятия внеочередное заседание палаты. Текст этот в полной мере фарисейский. В нем, правда, отсутствует дефиниция "кровавое антисоветское восстание", красующееся на иных претендующих на респектабельность вебсайтах. Но и о подлинной роли Москвы в подавлении революции 1956 года не говорится ничего. "Порыв венгерского народа к свободе, решимость отстоять право определять свое будущее обернулись большими человеческими жертвами", - вот, оказывается, что произошло в Венгрии полвека назад. Неаккуратно, неосторожно венгры порывались к свободе - вот и обернулся порыв жертвами. Такой несчастный случай.

Дальше еще интересней: "На политической карте мира уже давно нет того государства, которое было причастно к венгерской трагедии. Российская Федерация не отвечает за действия советского руководства. Однако, движимые чувством чести и достоинства, мы испытываем в душе моральную ответственность за некоторые страницы нашего прошлого и надеемся, что современное венгерское общество по достоинству оценит искренность нашего сожаления по поводу того, что случилось в Венгрии в октябре-ноябре 1956 года".

Не отвечает, стало быть. Но ведь современная Россия выступает на мировой арене в качестве правопреемника Советского Союза. Именно в этом качестве она унаследовала постоянное место члена в Совете Безопасности ООН и советскую собственность за рубежом, а по обязанности наследника выплачивает советские долги. России вернули советский гимн, а российской армии - красную звезду. В глазах Восточной Европы это то же самое, как если бы нынешний бундесвер вернул себе символику вермахта. Про апологию Сталина и КГБ говорить излишне. За какие же "некоторые страницы нашего прошлого" испытывает "моральную ответственность" коллективная душа верхней палаты парламента России? Какой оценки "по достоинству" ожидают сенаторы за свою написанную эзоповым языком издевательскую бумагу? Делать нечего - придется напомнить "некоторые страницы" истории.

На первых послевоенных выборах в Венгрии, прошедших в ноябре 1945 года, коммунисты во главе с "лучшим венгерским учеником товарища Сталина" Матяшем Ракоши получили всего 17 процентов голосов против 57 процентов, полученных Партией мелких сельских хозяев. Это были первые и последние свободные выборы в соцлагере.

При содействии социалистов (чьи вожди были впоследствии тоже репрессированы) Ракоши изгнал из парламента и арестовал лидеров Партии мелких сельских хозяев, развернул в стране массовые репрессии, начал принудительную коллективизацию. После смерти Сталина Москва сочла Ракоши слишком одиозным руководителем и в июле 1953 года заменила его реформистом Имре Надем.

Однако Ракоши не успокоился. Весной 1955 года он сумел убедить советское руководство в том, что мягкотелый Надь неподходящая фигура в условиях расширения НАТО и превращения Австрии в независимое нейтральное государство западного образца. ЦК КПСС осудил "правый уклон" Имре Надя, который был затем смещен со своего поста и исключен из партии. Ракоши вернулся к власти. Но после развенчания Хрущевым культа личности он превратился в анахронизм и, несмотря на все свои попытки удержаться на плаву, в июле 1956 года был снят во второй и последний раз.

Место Ракоши занял другой сталинист - Эрнё Герё. Именно он и довел народ до белого каления: он был неспособен ни на реформы, ни на репрессии. В считанные дни в стране возродились отделения Студенческой лиги, запрещенной коммунистами. К активным действиям студентов подтолкнули события в Польше, где кровавая расправа над демонстрантами в Познани повлекла за собой избрание первым секретарем компартии Владислава Гомулки; Хрущев, уже распорядившийся о приведении советских сил в Польше в боевую готовность, самолично прилетел для "последнего прости" в Варшаву и после разговора с Гомулкой, который обещал не выходить из Варшавского договора и не требовать вывода советских войск из страны, отменил войсковую операцию.

23 октября 1956 года, на следующий день после официального возвращения Гомулки к власти, в Будапеште на площади перед зданием парламента собралась 100-тысячная толпа, перед которой выступил Имре Надь. Его обещания были значительно скромнее требований демонстрантов. Но волна народного энтузиазма подхватила его, сопротивляться своей судьбе он не мог. Вечером толпа повалила памятник Сталину. В город вошли советские танки. ЦК компартии заседал всю ночь.

Как явствует из недавно опубликованных документов, поздним вечером 23 октября в Москве тоже заседал Президиум ЦК. Хрущев высказался за ввод войск; его поддержали все за исключением Микояна. Наутро в Будапеште было объявлено о назначении Надя премьер-министром. В тот же день в Будапешт из Москвы прилетела команда в составе Микояна, Суслова и председателя КГБ Ивана Серова. На месте с ними работали посол Юрий Андропов и третий секретарь посольства Владимир Крючков, впоследствии тоже возглавивший КГБ. Имре Надю удалось убедить визитеров в своей способности нейтрализовать движение масс и минимизировать их требования. Он доказывал им необходимость "пойти навстречу народному движению и национальным чувствам, чтобы возглавить это народное движение и тем самым разбить контрреволюционеров и сохранить народно-демократический строй". Тем временем события развивались стремительно, старые властные структуры уступали место революционным комитетам. К концу октября демократическая революция в Венгрии стала свершившимся фактом. Требование вывода всех советских войск из Венгрии раздавались все громче. 30-31 октября танки ушли из Будапешта. Воцарилось грозное затишье.

В эти дни (30 октября по радио, 31-го - в газетах) Москва опубликовала декларацию об основах взаимоотношений СССР с социалистическими странами, в которой события в Венгрии квалифицировались как "справедливое и прогрессивное движение трудящихся", к которому, правда, примкнули реационеры. Советское правительство соглашалось рассмотреть вопрос о пребывании советских войск на территории других стран Варшавского договора. Президент США Эйзенхауэр, узнав о декларации, впал в эйфорию и был готов в качестве ответного шага вывести американские сухопутные силы из Западной Германии. "Если советский Союз и на деле будет следовать провозглашенным им намерениям, - заявил он в тот же день в радиообращении, - мир станет свидетелем величайшего скачка вперед в направлении справедливости, доверия и взаимопонимания между народами".

Такому лучезарному развитию событий помешали два обстоятельства: во-первых, разразившийся в те же дни Суэцкий кризис, во-вторых - отсутствие сколько-нибудь внятной позиции США. Вашингтон, правда, внес в СБ ООН проект резолюции по Венгрии, но на голосование она была поставлена с опозданием и немедленно заблокирована советским постпредом. Вялая реакция Вашингтона и проблемы на Ближнем Востоке убедили Москву в том, что США вмешиваться не будут. 4 ноября на рассвете советские танки снова вошли в Будапешт.