Митинг КПРФ на Триумфальной площади 31 января образовался (согласно источникам в самой КПРФ) следующим образом. Московское хитроумное правительство не разрешило коммунистам провести их митинг на обычном для коммунистов месте - у памятника Карлу Марксу. Но взамен услужливо и коварно предложило коммунистам Триумфальную площадь, тем самым создав интригу, ибо Триумфальную еще 29 декабря назвала своим местом сбора несанкционированного митинга "Другая Россия". Верные своим принципам эгоизма и несолидарности, руководители КПРФ согласились с коварным предложением московского правительства и с временным лимитом предложения: с 12.30 до 14 часов.

День 31 января выдался морозным и солнечным. В 14.05 в сопровождении горстки журналистов и охраны нацболов я вышел из машины у здания гостиницы "Пекин" и направился к памятнику Маяковскому. Хваленые антиэкстремистские структуры прозевали появление Э. Лимонова на площади. Никакой охраны площади по этой стороне периметра уже не было. Ограждения были сняты, а милиционеры и опера, видимо, разбежались греться. Я преспокойно дошел до тыльной части постамента советскому поэту и стал объяснять прессе, зачем я здесь. "Я обещал, что приду, и пришел, - начал я. - Чтобы осуществить свое право собираться мирно, без оружия, согласно статье 31-й Конституции РФ".

В этот момент площадь сдвинулась. Со всех концов площади ко мне бежали нацболы. От входа в станцию метро "Маяковская" ко мне неслась толпа журналистов и шли и бежали оперативники, милиционеры, омоновцы, сотрудники отдела по борьбе с экстремизмом МВД, и еще журналисты, и еще несогласные. Как высокая волна, они ударили в группу, уже находящуюся на площади. Крики, вспышки фотографов, вопросы, силовое давление, завихрение, воронка. Как подкошенные падали в воронку журналисты, защищавшие меня нацболы и оперативники. В конце концов туда же затянуло и меня.

Я был уверен, что меня раздавит и сломает центробежная сила, но нет, не сломала, ибо за мое бренное тело боролись и нацболы, и оперативники. Каждая сила тянула меня к себе. Вначале опустившись на дно, через некоторое время я вынырнул из воронки. На моей левой руке висели сразу два сотрудника по борьбе с экстремизмом, на левом плече еще один, и двое несли мое правое плечо. При всем этом я умудрялся как-то еще идти, неся на себе груз этих животных. Они потащили меня на угол Тверской - тот, что у метро, - и там, тяжело дыша, втащили в автозак. Одного посадили в "голубятню", рассчитанную на 12 человек. Громыхнули засовом и, тяжело дыша, обвалились на сидения для милиционеров. Один толстяк-оперативник так тяжко дышал, что я думал, он скончается.

В сущности моя публичная роль для этого дня была сыграна. Я сумел против всех обстоятельств выйти в самый центр Триумфальной площади и успел сообщить публично, для чего я пришел. У телеоператоров и фотографов всего мира остались впечатляющие кадры борьбы и драки.

Далее последовала подводная часть айсберга, а именно: гнусное поведение оперов отдела по борьбе с экстремизмом МВД (я, впрочем, уверен, что обычно они ведут себя еще гнуснее); дикие, никому не нужные (кроме как самим операм) крики "Голову вниз, руки за спину!", ругательства, выпученные глаза - жаргон, накопленный за годы борьбы с бандитизмом... Все это в тесном помещении у милиционеров Тверского ОВД, при разгрузке автозаков.

Последовали гнусный обыск, снятие ботинок - в общем, унизительные для всех - и обыскиваемых, и тех, кто обыскивает, - процедуры. Совершенно не нужные, поскольку, захваченные в плен за всего лишь административное правонарушение, мы не являемся преступниками и судья впоследствии вынесет нам "решение", а не "приговор". Со мной обращались дерьмово, но не били. Нормальные милиционеры из ОВД смотрели на бесцеремонных пришельцев из отдела по борьбе с экстремизмом с плохо скрытой злостью. Никому не нравится, когда на твоем рабочем месте кто-то орет вместо тебя.

Далее последовали этапы отправления российского правосудия, один другого гнуснее. В помещении вновь отстроенного судебного участка № 423, куда меня привезли в морозном автозаке опять одного, как плененного англичанами Наполеона, милиционер отказался открывать помещение. Судьи не было. Упорный сержант не открыл и полковникам. Опера-антиэкстремисты поехали за судьей Зайцевой О.Ю. Два с половиной часа на жутком морозе я сидел в автозаке, вспоминая свой тюремный опыт прошлых лет. Освежал воспоминания. Растирал ноги, делал тюремную гимнастику. Опытный человек всегда найдет чем заняться, как согреться. Мерзли и милиционеры.

Наконец открыли дверь, повели. В суде оказалось тепло. Там находился адвокат Сергей Беляк. Появилась судья, натягивая мантию.

Заслушали свидетелей. Все - антиэкстремисты. Заодно я узнал, что эта компания теперь называется Центр по противодействию экстремизму ГУВД по Москве (ПЭГ). Сотрудники 6-го отдела ПЭГ - подполковник и три капитана - дали против меня показания, суть которых меня даже поразила. Я обвинялся в том, что считаю ответственными за кризис президента и правительство и требую их отставки. "А если не поможет, то он сказал, надо силой", - прибавил один из капитанов.

Свидетели были, конечно, странные. Один (во всяком случае, я так понял) видел преступление в факте появления одного из нацболов с книжечкой Конституции. Свидетель приписал книжечку мне. На всякий случай, от греха подальше, я уточнил, что был без книжечки.

Судили. Признали виновным. Дали одни сутки ареста. Человеку, отсидевшему несколько лет, одни сутки - как укус комара. Забавно даже.

Судья сказала, что я буду отбывать мои сутки в Тверском ОВД. Меня погрузили в автозак, опять одного, и под вой сирен мы помчались.

В Тверском ОВД мне сказали, что сутки у них не отбывают. Стали отдавать было изъятые у меня операми предметы. Обнаружили, что нет моего паспорта. Начали звонить операм и судье. Тем временем подозреваемый в краже кроссовок из магазина армянский подросток рассказывал мне свою историю. Всегда полезно слушать истории в милиции и в тюрьме.

К половине третьего ночи вежливые, как ангелы, милиционеры Тверского ОВД повезли меня в теплом служебном автомобиле в спецприемник ГУВД, выселенный с улицы Гиляровского на окраину Москвы. Нас сопровождал еще и автомобиль с автоматчиками. Совместными усилиями мы к трем утра нашли, где это.

Заспанные приветливые офицеры спецприемника перегрузили мои вещи в свой пакет. Дежурный сказал, что неплохо знаком с нацболами, и назвал некоторых. В приемнике приятно попахивало борщом. Мне приготовили отдельную камеру. В уголке у стены - железная кровать с солдатским одеялом. Еще пять кроватей пусты. Массивный туалет, на стене над кроватью надпись "Жизнь бандитам" между двух роз ветров.

Я разделся, прикрылся солдатским одеялом и уснул. Поскольку жизнь может оказаться сложнее, чем ты думаешь, полезно выспаться, пока есть возможность.