Откуда мы все вышли
Странный был такой предмет у нас в девятом классе. Назывался "машиноведение". Это потому, что в школах тогда насаждалось "политехническое образование". Через пару лет эта фигня как-то сама собой отсохла, но тогда, в годы развитого волюнтаризма, цвела она пышным цветом. Вот и машиноведение поэтому. Из всего курса я запомнил всего лишь два слова, хотя и, говорят, очень важных, - "допуск" и "посадка". Только не спрашивайте, что это такое, не срамите меня.
На этих уроках, проводимых два раза в неделю, мы занимались чем угодно, но только не поиском различий между допуском и посадкой. А уж такие дикие слова, как, например, "станина", и вовсе пролетали со свистом мимо еще не увядших юных ушей.
Учитель был довольно незлобивый, но нервный - иногда багровел и начинал страшно орать. Его все равно не боялись.
И имя-отчество было у него какое-то мультикультурное - что-то вроде Ивана Моисеевича. Кажется, именно так его и звали.
И выглядел он, изъясняясь в сегодняшних категориях, довольно фриковато: треснутые очки, перекрученный, всегда один и тот же галстук, выползающие из-под брюк голубые кальсоны, неубедительно крашеные волосы.
И говорил он довольно смешно. Нас, например, приводило в исступленное состояние слово "отверствие". А еще он говорил "шешнадцать миллИметров".
В общем, легко догадаться, что над ним издевались, или, как это называлось тогда на нашем поганом подростковом языке, "доводили". Доводили его со всей доступной нам изобретательностью. Старались, например, с самым невинным видом задать такой вопрос "по теме", чтобы в ответе непременно прозвучало "шешнадцать". Были у нас даже признанные специалисты в этой малопочтенной области.
На его уроках в полный голос разговаривали, пулялись жеваными промокашками, пускали под потолок бумажные самолетики, вальяжно фланировали по классу. Когда он вдруг осознавал, что за шумом и гвалтом он и сам не может расслышать ни единого своего слова про допуски и посадки, он хлопал журналом об стол и вопил срывающимся голосом: "Мы будем заниматься или мы будем дурочку валять?" "Дурочку валять!" - пубертатными петухами отзывалась мужская часть класса, заливаясь безмятежным допризывным гоготом.
Как он все это выдерживал, до сих пор непонятно.
Иногда после коротких приступов нестрашной своей ярости он как-то смущенно спохватывался и говорил тихо, так тихо, что в нескончаемом кошачьем концерте это мог расслышать только я, все десять школьных лет просидевший по причине близорукости на первой парте: "Ребята, ну нельзя же так!"
Если я скажу, что при этих словах я начинал испытывать уколы совести или тем паче пресловутое "щекотание в носу", то мне скорее всего не поверят, и правильно сделают. Я, разумеется, и мысли не допускал, что можно и нужно быть не таким, как все. Еще чего!
"Шинель" уже была прочитана мною. И что? А ничего. Все мы еще из нее не вышли. И в общем-то не особенно и собирались из нее выходить. Для того чтобы научиться содрогаться от невероятного "Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?", мне понадобился не один год.
Все это я пишу, если кто еще не понял, про Гоголя, про Николай Васильича. И к этому мне добавить особенно нечего.
А что наш непутевый Иван Моисеевич был однажды избит и ограблен, что с него было снято новое зимнее пальто, что он шел до дому пару километров по морозу в одном пиджачке, что он на месяц-полтора слег с воспалением легких и что это обстоятельство несказанно повеселило и обрадовало наш чудесный 9-й "А", я вовсе не выдумываю. Так и было. По крайней мере могло бы быть.
Статьи по теме
Скелет писателя
Важно то, что жизнь, вступая время от времени в схватку с литературой и неизменно ее побеждая, сама же литературой и становится. И в каждом шкафу, даже если это детский шкафчик с веселым грибочком на дверце, таится скелет, скелет писателя.
Гоголь. Ревизия
Гоголевский юбилей отмечен в России блокбастером "Тарас Бульба". А какое произведение классика считают самым значительным и актуальным современные писатели и поэты? На этот вопрос отвечают Андрей Битов, Евгений Попов, Ольга Седакова, Владимир Сорокин, Григорий Остер, Лев Рубинштейн.
Gogol update
История же, приключившаяся с Павлом Ивановичем Чичиковым, - самая банальная русская история. Помилуйте, кого же из успешных приобретателей не обвиняли у нас во всех смертных грехах? А про Бориса Абрамовича разве не говорили, что он и делатель фальшивых бумажек, и шпион, и Наполеон, и Герцен с Лениным, и чуть ли не Антихрист?