Проще всех было режиссеру Роману Полански. Пока все решали для себя вопрос, быть или не быть на пиру во время победоносного наступления наших отважных мальчиков на врагов, Роман Полански твердо знал, что приехать на церемонию он не может, как и много, много лет подряд. Потому что когда-то он переспал с тринадцатилетней девочкой и осужден за это на большой срок - и по пересечении границы США должен быть арестован. Это произошло почти двадцать лет назад. Он дал ей таблетку и бокал шампанского. Таблетку она съела, а шампанское пить не стала. Сейчас она говорит, что не держит на него зла, пусть приезжает. Но приговор никто не отменял, и Ричард Гир, переждав аплодисменты, сказал в микрофон голосом семейного врача, старающегося лишний раз не называть диагноз: "Приз будет послан победителю".

Полански, наверное, все эти дни думал, стал бы он присутствовать на церемонии, если бы мог, или не стал бы. И что бы он стал говорить, если бы стал присутствовать на церемонии, и что бы не стал. И стал бы он говорить, что этот приз посвящается миру и демократии, как выразилась лучшая актриса года Николь Кидман, или не стал бы. Или людям Ирака, которые будут обязательно жить в мире, как изволил заверить нас лучший сценарист года Педро Альмодовар. И стал бы он, как Марти Ричардс, продюсер лучшего фильма года, вообще игнорировать тему иракских событий или все-таки не стал бы. И стал бы он тогда, двадцать лет назад, все это делать с той маленькой девочкой, если бы знал, от каких дилемм она его избавит, или не стал бы.

Бывают такие места, где мы можем быть или не быть по собственному усмотрению, но, осуществляя выбор, помнить, что потом годами, а может быть и всегда, нас будут спрашивать: "Почему ты был там?" или "Почему тебя там не было?" Те двое, кого не было сегодня на церемонии "Оскара", те, кто отказался на ней быть безо всяких маленьких девочек, - Уилл Смит и Аки Каурисмяки - знают, что они будут отвечать. Остальные в процессе придумывания и поиска оправданий. Особенно те, кто, как Мерил Стрип и Николь Кидман, успел пустить слушок о собственном отсутствии, но все-таки появился. Особенно те, кто, как Халли Берри, заявляет, что ее прозрачное платьице вдохновит бойцов на передовой. Особенно те, кто гордо произносил, что разрешает телекомпании ABC прерывать прямую трансляцию церемонии кадрами боев и новостями войны, если так будет нужно. Особенно те, кто заявлял, что коммунистка и друг народа Фрида Кало, будь она жива, была бы здесь, на этом гламурном - хоть и "против войны" – сборище. Особенно те, кто, как Дастин Хоффман, явился на церемонию с "пацификом" на лацкане пиджака и заявил, что будет молчать весь вечер в знак протеста против войны. Особенно они.

"Я здесь потому, - сказала Николь Кидман, - что некоторые традиции должны продолжаться". Всем неловко. Все знают, что дело не в традициях, когда речь идет об этой церемонии, как дело не в демократии, когда речь идет о войне с Ираком. Дело, конечно, в деньгах. Ну, не только в них. Но и в них тоже. В большой мере. Дело в миллионах, затраченных на разработку церемонии и на пиар, собранных на рекламе, вложенных в организацию мероприятия. Дело в том, что "Оскар" откладывали только три раза за праздновавшиеся сегодня семьдесят пять лет истории премии: на день, когда стреляли в Рейгана, на два, когда убили Мартина Лютера Кинга, и на неделю, когда затопило Лос-Анджелес. В текущей ситуации день не поможет, два не решат ничего и на неделю уже тоже, кажется, никто не рассчитывает. The show's going on. И хорошо еще, что никто из присутствующих не заявил, что данная церемония - способ показать Ираку, что нас не согнуть и не сломать. Хватило совести.

Церемония должна была быть скромной - и, собственно, была, особенно с учетом того, что отменен был процесс демонстрации себя на традиционном красном ковре, длящийся по нескольку часов, - одновременно из соображений гражданской скромности и общей безопасности, которой вообще уделили очень много внимания, справедливо полагая, что лучший вид на эту цермонию, конечно, откроется, если сесть в какой-нибудь бомбардировщик. И все прошло без эксцессов, в трогательной, сдержанной обстановке гражданской гордости и гражданского мужества.

Стив Мартин оказался хорошим ведущим - в меру юродивым, в меру пафосным. Переводчик Михайлов с первого канала старался как мог, чтобы успеть за входящими в историю специфическими "оскаровскими шутками", и, если бы можно было сделать так, чтобы Дибров не дожил до этой ночи и не отравлял зрителям радости неграмотными, с беканьем и меканьем, чудовищными в своей самонадеянности суждениями о том, что Скорсезе хотел бы быть, как Бондарчук, да талантом не вышел, - все было бы вполне пристойно. Раз за разом - всего шесть - глядя, как награждают за то и се "Чикаго" - разбитной мюзикл про то, что можно убивать смело, если у тебя есть хорошая отмазка, - вспоминаешь Мэрилин Монро, развлекавшую "наших мальчиков" в Корее. Слыша несущиеся со сцены гордые речи о Демократии На Ближнем Востоке, наичнаешь подозревать политический ход в награждении титулом "Лучший актер" Эдриена Броуди - за роль пианиста в фильме о Холокосте.

В честь семидесятипятилетия устроили большое представление: шестьдесят победителей прошлых лет сидели на сцене плечом к плечу на маленьких стульчиках и улыбались кадрам из собственного прошлого. Было интересно предствить себе, как чувствует себя старенький, ведущий крайне скромную жизнь Ред Баттонс рядом с мультимиллионером Николасом Кейджем, хрупкая семидесятилетняя Рита Морено рядом со сверкающей Халли Берри в платье за четыре тысячи долларов. Представляют ли они себе, те, кто играл в "Моей левой ноге" и в "Хад", какими бы были они, если бы родились на сорок лет позже, если бы им достались нравы, и технологии, и слава сегодняшнего кино, думали ли они, приглашенные сюда в честь юбилейной даты, отказаться или не отказаться от последнего, вероятно, выхода на сцену в рамках этой церемонии за всю свою жизнь - из гражданских или политических соображений, - и понимали ли, что их отказ, если даже предположить такой вариант, пройдет незамеченным, никому не нужным, как уже много лет никому не нужна половина из них, еще живых, но появляющихся на экране только тогда, когда кто-нибудь решит снимать документальный фильм об их недавно скончавшемся партнере по съемочной площадке, демонтированной еще в 1956 году? Жалел ли кто-нибудь из них о том, что у него нет повода отказаться от приглашения, не идти на сцену в старомодном костюме и не хлопать слабыми ладонями тем, на ком сегодня останавливаются телекамеры? Было ли страшно тем, другим, на ком останавливаются телекамеры, молодым, красивым, богатым, смотреть на призраки былой gloria mundi в неловких платьях с ослабленными корсетами, с лицами, едва узнаваемыми в кадрах старой хроники, но зато не обязанных отвечать никому на вопросы о том, почему через пять дней после начала войны в Ираке они присутствовали на церемонии награждения "Оскаром" и говорили напыщенные патриотические речи? Чувствовали ли те, другие, какую степень отчуждения от происходящего, отторжения действий нации от переживаний нации им предлагают в эту ночь, как явно демонстрируют они своим присутствием на этом джазз-матаззе, что эта война не война Америки, но война американского правительства, сколько бы речей о народе и единстве ни произнесли они, богатые и красивые, помахивая над головой золотыми статуэтками и утирая тяжелые слезы счастья? Знали ли они, что вчера рейтинг повторного показа одной из серий "Друзей" был выше, чем рейтинг новостей с последними сводками?

Мне кажется, что тринадцатилетняя девочка того стоила.

"ОСКАР-2002": ПОБЕДИТЕЛИ В ОСНОВНЫХ НОМИНАЦИЯХ

"ОСКАР-2001": ПОБЕДИТЕЛИ В ОСНОВНЫХ НОМИНАЦИЯХ

ФИЛЬМЫ, ПОЛУЧИВШИЕ ГЛАВНОГО ОСКАРА