По всей вероятности, задумана была эпическая фреска.

Задумано было что-то громоподобное, что-то вроде росписи купола гигантского виртуального собора, где есть место для Леонардовой "Тайной вечери", для Дантова ада, для Рафаэлевой мадонны, для Брейгелевых слепых, для "Герники" Пикассо, для "Апокалипсиса" Копполы, для "Титаника" Кэмерона и т.д.

Такой храм не может быть рукотворным; он должен быть природным. Его купол - само небо. Его своды сходятся в надмирной вышине. Его слава - на века.

Хотелось как у Микеланджело, а получилось как у Глазунова. Это очевидно. Это засвидетельствовано в бесчисленных рецензиях и откликах любителей кино. Ярче всего - в памфлете Михаила Трофименкова.

Аркадий Аверченко в свое время так отреагировал на самотечный опус: "Длинно, нецензурно, шероховато". Применительно к "Предстоянию" это исчерпывающая рецензия. Но у фильма есть и адвокаты. Это, как правило, дамы.

Одна сказала, что после фильма почувствовала себя вернувшейся с фронта; еще трижды уходила на фронт и всякий раз плакала по возвращении с него. Другая - что Михалков - это русский Вагнер. Третья: что "УС-2" - это не мейнстрим, а артхаус, потому что танк долго и медленно переезжает человека. В нормальном блокбастере танк наматывает кишки на гусеницы много быстрее.

Как ни смешно, но, возможно, девушка и права, поскольку я на вечернем сеансе в большом, на пятьсот мест зале смотрел картину в обществе двух десятков зрителей. Моим знакомым повезло еще меньше - 10, 15, 8... Может, действительно, это артхаус, фильм, доступный пониманию только "глубоких зрителей", как выразился бы Александр Гордонкихот?

Чем удобно такое объяснение, так это тем, что Михалкову не надо будет стыдиться за провал в прокате. Не исключено, что он будет им гордиться.

...Шутки шутками, но отчего же вместо заранее объявленного триумфа вышел такой конфуз?

Первый напрашивающийся ответ: замысел не по таланту, а амбиций выше неба. Ответ, наверное, и правильный, но слишком общий. Если на экзамене в средней школе на вопрос, что такое электричество, ответить: форма движения материи, то можно схлопотать и двойку. Общие ответы - не ответы.

***

Не стану отвлекаться на исторические и эстетические несуразности, коих в фильме не счесть и кои уже достаточно полно инвентаризованы.

Но надо признать, анализировать эту "фреску" легко и просто; она так художественно немощна и неубедительна, что все смысловые глубины ее замысла лежат голенькими на поверхности.

Выделю два нагих лейтмотива, доминирующих над всеми сюжетными хитросплетениями повествования. Один - это Божий промысел. Другой - идея отмщения за унижение.

Божий промысел в том, что случилась Великая Отечественная война и освободила зэка Котова, похороненного было автором в "Утомленных солнцем". И теперь комдив в воде не тонет, в огне не горит, из-под земли вытаскивает себя, видимо, за волосы, и бомба, перед тем как упасть на него, берет паузу, давая возможность герою выпрыгнуть из белого храма в чистое поле. За его спиной громыхнуло, полыхнуло, и от симпатичной белоснежной церквушки осталась в целости и сохранности только икона.

Нужны ли еще доказательства, что Бог есть?

Если нужны, то вот вам история о том, как спаслась девочка Надя: только ее перекрестил безногий священник, как налетела немецкая эскадрилья, побросала на баржу с ранеными бомбы. Баржа потонула, тела всплыли, как в "Титанике". Надя обнаружила себя на мине, которая ее и добуксировала до берега. Утомленная Надя, нежно с миной простившись, вышла на берег, а мина поплыла дальше, прямиком к тому пароходу, что отказал до этого дочери комдива в спасательном круге, и взорвала его к чертовой матери.

Бог хранит добрых людей, а недобрых наказывает, как это и было наглядно продемонстрировано в вышеописанном эпизоде.

Если до кого не дошло, то вот вам другой случай. Надя, спасаясь от фашистов, забежала в деревню, стучалась во все окна и двери, и ни одна сволочь не приютила девушку. Казалось, что деревня вымерла. А потом, после фабульной двухходовки, героиня могла увидеть, как в деревню наехали эсэсовцы, повытаскивали из нор перетрусивших стариков, матерей и детей, согнали в сарай, облили его бензином и сожгли всех матерей с детьми и бабушек с дедушками к чертовой матери.

Надя посочувствовала и обрыдалась, а автор безжалостен: таков Божий промысел, такова кара небесная за малодушие.

Если и после этого у кого-то останутся сомнения, что сам Господь Бог во время войны управлял судьбами героев, их смертями и спасениями, то я уж и не знаю, чем еще мог бы подкрепить Михалков свою мысль.

Хотя вру - знаю. В сценарии, фрагменты которого Михалков как-то зачитывал на выборгском фестивале "Окно в Европу", есть еще более выразительный эпизод. Он будет, видимо, представлен в следующей серии "Утомленных". Мчит машина с советскими солдатами в чистом поле. По пути ребята подбирают сильно беременную женщину. Беременна она от немецкого оккупанта. Тут же в кузове начинает рожать. Полуторка останавливается. И аккурат в этот момент опять налетает стая штурмовиков, которая бомбит на бреющем полете. Когда ад кончается, выясняется, что живы все кроме тех, кто пытался убежать от бомб. Жив и новорожденный, которого назвали не то Гансом, не то Иваном - уже не припомню. Камера взлетает вверх, и мы, зрители, должны увидеть эту самую полуторку, окруженную воронками.

***

Столь же назойливо в фильме звучит мотив унижения и отмщения. Это очень личная тема для автора. Идея реванша движет им и в жизни. Начиная с того момента, когда на выборах правления Пятого съезда коллеги-кинематографисты прокатили его. Недаром после этого он так триумфально обставил свое возвращение на пост председателя СК РФ. Съезд Победителя прошел в Кремлевском дворце при стечении всего кинематографического люда. То был не съезд. То была инаугурация, похожая на помазание. Лет пятнадцать он правил, особо себя не затрудняя. Случались от съезда к съезду возмущения, но он их так или иначе переламывал, превозмогал.

Возмущение в конце 2008 года обернулось для него унижением. Его не избрали делегатом на очередной съезд, его работу признали неудовлетворительной, его не выбрали главным. Тогда-то он и начал свою собственную Великую Отечественную войну за возвращение на пьедестал. Воспоминания о том, что было дальше, достаточно свежи.

...Комдив Котов за свое лагерное унижение расплатился в сновидении, где он макает товарища Сталина мордой в кремовый торт с шоколадным барельефом товарища Сталина. Просыпается от ужаса и... на войне. В штрафном батальоне.

Тут новые унижения. От немцев. От их танков, самолетов… От их психических атак: огромные полотнища-знамена со свастикой на надвигающейся армаде танков, сверху кроме бомб сыплется свистящая туча дырявых алюминиевых ложек, напарник немецкого пилота, вывалив свою задницу из кабины самолета, пытается насрать на пароход с ранеными бойцами.

Унизительно беспорядочное отступление. Унизительна неразбериха. Унизительны страхи.

Снисходительные к Михалкову критики и историки спрашивали его: отчего так беспросветно показано начало войны - ведь были же и успехи на отдельных участках фронта? Он отвечал невнятно, словно боясь выдать важную военную тайну.

Тайна в том, что ему нужны были беспросветность, безысходность начала войны, чтобы как можно сильнее была сжата пружина унижения. И чтобы она затем эффектно разжалась. Так, как принято в голливудских блокбастерах. Таковы правила формата. Человеческое достоинство сверхчеловека сначала должно быть размазано, с тем чтобы потом оно возродилось из пепла, из грязи, из сгустка запекшейся крови.

Но вот в чем незадача: голливудским киночеловекам этот фокус, как правило, удается, а у нашего получился конфуз.

Все-таки не могло не сказаться то, что война в фильме - это такой грунт, на котором автор "рисует" свои комплексы и обиды, свои мстительные чувства и непомерные амбиции.

Еще материя Войны пошла на декорации, на обмундирование, на оправдание диких затрат бюджетных денег. Рекламно-финансовая кинопирамида была раздута, но не прошло и трех дней после премьеры, как она лопнула в прокате.

Михалков в устных интервью не раз уверял, что все громадные деньги, потраченные на картину, видны на экране.

50 миллионов живых долларов - это зрелище. Ради него стоит потратить 300 деревянных рублей. Вот только для пущей убедительности было бы правильно снабдить каждый эпизод ценником - что почем.

Почем вырытая траншея? Почем массовка? Почем компьютерная графика, муляжи рук, ног, голов? Каковы ставки актеров на эпизодические и главные роли?

Так смотреть кино было бы интереснее, раз уж Никита Сергеевич напирает на свою честность.

***

Недоброжелатели Михалкова зациклились на его отношениях с властями. Что правда, то правда: отношения хорошие, стабильные. Но они, смею утверждать, не ключевые в его творческой биографии.

Ключевые, возможно, отношения с Богом.

Поначалу он чувствовал себя рабом Божьим. Потом - его младшим партнером. Затем - его наместником в России. Далее - конкурентом. Еще далее - Великим Инквизитором.

Куда же дальше и выше? Если только Всевышним?..

Без этой амбициозной параболы-гиперболы умонастроений автора, думаю, не объяснить его полномасштабную творческую и человеческую катастрофу.

***

А "Божий промысел" все-таки есть. Он не в том, что России была ниспослана Великая война. Он в том, пожалуй, что у "великого" режиссера отнято то, чем он был одарен, - талант. И король оказался абсолютно голым.

Впрочем, для зрителей государственных телеканалов это секрет.

Правда, секрет Полишинеля.