Я читала «Буреполомский дневник» Бориса Стомахина. Это не просто текст, описывающий холод человеческих душ и мрак равнодушных стен, это еще и глубокая философия.

Узник, сознательно выбравший не побег в дальние страны, а заточение, достоин уважения и поддержки. И не только за свои убеждения, но и за силу духа.

Даже находясь среди нелюдей, полных ненависти друг к другу, Борис Стомахин старается спасти кошку, которую другие заключенные ради забавы решили убить. Ему омерзительны и противны современные «законы тюремного мира» с иерархией унижений, подлости, разврата, неуважения к тому, кто хоть немного слабее физически. И появляется от всего этого острое желание покончить с собой.

Однако, проводя годы в тюрьме по политическим мотивам, Борис Стомахин осознает, что такая жизнь - это естественная среда для тех, кто верит слову и делу вождя-краба и его помощников, уверено рулящих битой посудиной к самому центру ада.

Стомахин пишет:

5.1.2009
«Смертельная схватка приличных, цивилизованных людей с мразью и швалью, с подонками и агрессивно-уравнительным завистливым отребьем - вот суть нашей истории, нашей борьбы, и будущее зависит от исхода этой схватки. Об этом писал в 70-е Буковский, а в наши уже дни - Нестеренко. И именно об этом.

Страницы книг листая
И слушая эфир,
Мы чуем запах стаи,
Заполонившей мир...»

Надежды на освобождение нет. Помощь нескольких сочувствующих слишком слаба, а лидеры оппозиции заняты собой и своими проблемами.

Это запись от 19.7.2008
«И никакого тебе УДО!!!!!!!!! Даже и не мечтай!!!!!!!! Так и будешь до конца срока терпеть этого дебильного, тупоголового лося - соседа по проходняку, нагло лезущего каждый день напролом - по ногам, по головам, - когда ему надо у себя под подушкой что-то достать, или повесить шапку, или полотенце, или взять ложку... Впрочем, кажись, его срок кончается раньше, чем твой. А УДО не будет, да, это несомненный факт. Придется сидеть до самого конца...»

Я несколько раз обращалась в различные российские издательства с просьбой опубликовать труды Бориса Стомахина, но мне ответили отказом. Неудивительно.

Как и чеченские дневники, тема российских тюрем не пользуется большим спросом среди тех, кто верит российскому телевидению.

Откровенной подлостью является, после того как Бориса Стомахина осудили на новый срок, не включить его в мемориальский cписок политзаключенных. Его имя должно быть там под № 1.

Я призываю не проходить мимо матери Стомахина. Регине Леонидовне нужна поддержка, чтобы, проведывая сына, она могла передавать ему, тяжело пострадавшему от современной российской системы за свои убеждения человеку, необходимые вещи.

Сделать передачу непросто. Не секрет, что сотрудники тюрьмы, откровенно издеваясь, часто не принимают даже лекарства. Но Регина Леонидовна очень старается.

СЧЕТ ДЛЯ ПОМОЩИ БОРИСУ СТОМАХИНУ:

Стомахиной Регине Леонидовне
Марьинорощинское отделение Сбербанка N 7981/01370
Р.сч. 42307.810.8.3805.2112039
в Сбербанке России г. Москвы
ул. Мурановская, д. 3

Еще можно написать письмо Борису Стомахину. Ведь условия в тюрьме для него просто невыносимые: из-за прямолинейности узника и твердости его характера, рабы путинской системы стараются изо всех сил, чтобы причинить ему как можно больше страданий: это и ШИЗО, и всевозможные надуманные обвинения, ведущие к новым репрессиям.

Адрес для писем:

618232, ст. Всесвятская, Чусовской район, Пермский край, ФКУ ИК-10, Стомахину Борису Владимировичу, 1974 года рождения.

СВОБОДУ ПОЛИТЗАКЛЮЧЕННОМУ БОРИСУ СТОМАХИНУ!

Я против вмешательства России во внутренние дела Украины. Это приведет к огромным жертвам среди мирного населения.

Так уже было в Чечне! Вспомните, как нас «защищали»: посыпая бомбами с неба и обстреливая с земли.

Власти РФ сейчас используют благородные лозунги, но за ними нет ничего кроме имперских амбиций.

Прошу всех неравнодушных подписать петицию с призывом остановить вторжение российских войск в Крым.

Единственные силы, которые, по моему мнению, необходимо ввести туда на данный момент, это миротворческие силы ООН: чтобы избежать провокаций и военных преступлений.

Украинцы пишут мне. Спрашивают: как выжить на войне?
Пишут бабушки, мамы.
Они читали мой военный дневник.
Я желаю всем сердцем, чтобы никакой войны не было!
Однако напишу, что нам помогло выжить в Чечне.
Первое: наберите воду: в ведра, баки, тазы. Ее могут отключить, взорвать, отравить.
Второе: закупите продукты, которые долго хранятся: муку, масло, макароны, крупы, консервы. Свечи и керосин!
Третье: обязательно проверьте аптечку. Нужны: бинты, спирт, обезболивающие, противовоспалительные препараты.
Четвертое: нужна сумка (легкая) с вещами и документами. Если станет все совсем плохо - хватайте детей и бегите без оглядки в беженцы! (Думаю, соседние государства откроют границы.)
Пятое: пусть вам не пригодятся мои советы! Я очень люблю Украину.

Михаил Ходорковский, я пишу Вам из Финляндии. Меня зовут Полина Жеребцова. Я политбеженка из России. Из современной России, где уже много-много лет правит господин Путин.
Всю жизнь я веду дневник. И так случилось, что родилась я на Кавказе, в городе Грозном.

Когда мне было девять, мой город окружили кольцом российские танки - и дома стали превращаться в руины и тлен вместе со своими обитателями.
По Вашему дому стреляли из танка, господин Ходорковский?
По моему - стреляли. Горели верхние этажи, и дети кричали от нестерпимой боли: осколки терзали их тела.  

Мой дед, участник Отечественной войны, лежавший в больнице на Первомайской улице, погиб при обстреле. Он уже выздоравливал - я и мама собирались забрать его домой.
Мы не могли похоронить его неделю. Шли бои.
Я знаю, Вы много пережили, были в заточении. Но скажите, Вы можете себе представить, как кричат больные, когда из орудий стреляют по больнице или когда невидимый и неуязвимый для их проклятий бомбардировщик сбрасывает на них полуторатонную бомбу?  

Мы искали, где снег чище, набирали его и цедили через ткань, чтобы пить. Снег не белый, совсем не такой, какой сейчас я вижу в Финляндии. Он темно-серый и горький, потому что вокруг пожары. Горит нефтяной завод, горят целые кварталы домов. Прежде чем добраться до живой человеческой плоти, бомбы терзают камень и железобетон.
А дома полны людей, и им некуда бежать. 
Мы падали от голода, тычась в углы квартиры, наполовину провалившейся в подвал. А крысы жались от холода к нашим ногам и пищали.
Крысы спали со мной в коридоре на дощатом обледенелом полу, и я не гоняла их, понимая, что от «российской демократии» страдают даже они!
Наши коты и кошки умерли, не выдержав диеты из соленых помидоров, которыми их кормили один раз в несколько дней.
Чтобы добыть хоть какую-то еду, нужно было ходить по чужим подвалам, где завоеватели оставляли тонкие серебристые нити, наступив на одну из которых, можно было отправиться в рай.  

А хотите послушать, как я стояла у бетонных плит, под которыми трое суток в центре Грозного, задыхаясь в обломках и цементной пыли, умирали русские старики?
Никто не смог поднять плиты и разгрести завалы! Люди плакали и молились, но ничего не могли сделать. Погибшим под развалинами собственного дома не досталась даже могила в «завоеванной нами земле».
Этот ад повторялся множество раз за десять лет: столько длилась война на Кавказе, в Чеченской Республике.  

В августе 1996 года в подъезд нашего дома залетели снаряды с российского поста: соседей разорвало на куски.
Мне было уже одиннадцать.
Я вышла в свой родной подъезд, и мои ноги по щиколотку утонули в крови. Кровь стекала со стен и с потолка, а рядом кричали в жутких мучениях выжившие соседи.
С тех пор, господин Ходорковский, я не верю правителям России. Я не считаю, что это цена за завоевание и целостность страны. Это делали как раз «слабаки» - ведь сильный человек не будет самоутверждаться за счет убитых детей и женщин.
По сути дела они предатели собственного народа.  

В 1999 году, когда по «гуманитарным коридорам» с беженцами стреляли, сжигая людей заживо в автобусах, мы не смогли выехать из города. А 21 октября 1999 года на рынок Грозного «прилетела» ракета.
Днем, когда там толпились тысячи людей.
Как потом было объявлено, «это был рынок террористов», с которыми боролись захватчики.
«Террористами» назвали детей, стариков и женщин, которые торговали зеленью, конфетами, хлебом, сигаретами, газетами и т.д. А сам рынок назвали «рынком оружия», но я никогда не видела там оружия, хотя иногда за день обходила все ряды с коробкой товара.
Я не могла отдыхать на каникулах или после школы: чтобы выжить я работала.
Я торговала на этом рынке. Не было пенсий, зарплат. Люди выживали. Моя мать не получала зарплату год. Ее украли. И мы торговали, чтобы выжить и купить хлеба.
Не нужно было начинать нас «завоевывать», превращая нашу жизнь в одну сплошную полосу ада.
Нам и так было трудно - без бомб и установок «Град».
Когда на грозненский рынок прилетела ракета, я находилась в трех кварталах от места ее падения. Я увидела огонь от земли до неба, а потом услышала оглушительный взрыв.
В моих ногах оказалось 16 осколков.
А что стало с людьми, которые были ближе к ракете? Оторванные руки, ноги, головы, тела, превращенные в пыль.
Свою маму дети находили по заколке для волос или пуговицам на кофте...
Хоть кто-то получил извинения? Или компенсацию за этот ад? Кто?
Я не получила ничего кроме угроз и приказа «закрыть рот», так как являюсь подлинным свидетелем этих кровавых событий. Вот лицо современной российской власти.
Убить, оболгать и захватить. И это называется «завоевание»?  

В 2000 году, 19 января, оставшихся в живых соседей и меня с матерью пугали расстрелом.
Нас поставили у обрыва и стреляли у нас над головой.
Старая бабушка-соседка, упав на колени, кричала:
- Что вы делаете? Мы свои! Мы русские! Не стреляйте!  

Кавказ - это особый край. Там сплелись культуры и национальности, быт и кухни.
В нашем доме из 48 квартир 10 было чеченских, остальные - русские, армянские, цыганские, азербайджанские, ингушские, еврейские, польские...
Мы жили дружно, пока не началась война. Война смела все: жизни, дружбу, любовь. Она уничтожила все.

Выжив в нечеловеческих условиях, люди из Чеченской Республики в других регионах России сталкивались и сталкиваются со страшнейшей дискриминацией, гонениями и угрозами.
Власти не терпят их рассказов о массовых расстрелах и бессудных казнях. Все они независимо от этнической принадлежности причисляются к «чеченцам».
Я столкнулась и с этим.  

Мне не давали загранпаспорт около года. А Вам сделали за один день, да еще и любезно принесли к трапу частного самолета. Двойные стандарты – это ведь как раз то, что отличает деспотию от демократии..  

Я очень сочувствовала Вам, когда Вы были в заточении. Я считала вынесенные Вам приговоры несправедливыми, политическими. И сейчас считаю, что на Вас, возможно, оказали давление.
Но Вы в интервью сказали: "Путин не слабак. Я готов воевать за сохранение Северного Кавказа в составе страны. Это наша земля, мы ее завоевали!" Подумайте, Вам ведь придется разделить ответственность за те военные преступления, которые на Кавказе не издержки «завоевания», а его суть.

Почитайте мой дневник.
Почитайте, как нас завоевывали.
Как мы хоронили соседей, убитых под обстрелом, предварительно закрыв могилы ветками, чтобы голодные собаки не растерзали покойных.
Как были убиты тысячи детей и женщин в Чеченской Республике.
Вы все еще хотите целостности с такой Россией?
Я не хочу.
И мне не нужно ее гражданство. Я стесняюсь его, как позорного рабского клейма.

Были времена, когда люди ходили с двумя перекрещенными мечами за спиной и могли при случае достойно перешагнуть границу этого мира, забирая с собой жалкие души врагов.

Все изменилось с тех пор, как появились рабы. Им запретили носить оружие. С тех пор жизнь раба не стоит даже плевка их господина.

А если появляется храбрец, слова которого подобно клинку, и он кричит, призывая очнуться тех, кому ноздри пробили еще при рождении и прочно застегнули ошейник, такого человека либо объявляют сумасшедшим, либо убивают, либо же долго пытают, подвергая длительному тюремному заключению.

Борис Стомахин - личность яркая и неоднозначная: это мыслитель, публицист, философ. Прочитав его стихи, я утверждаю, что он ко всему еще и поэт. Настоящий.

Впервые я услышала об Стомахине в 2005 году благодаря его публикациям, а лично познакомилась в 2011-м в Музее имени Сахарова.

Он громко протестовал против войны в Чечне, называя российских военных "оккупантами". И я поддерживаю его в этом утверждении, пройдя ад чеченских войн и чудом сумев там выжить.

Зимой 2000-го оставшихся в живых стариков и детей из моего двора в городе Грозном, среди которых большинство были русскими, российские военные повели расстреливать, но в итоге постреляли над головами и, сказав, что "пошутили", прогнали прочь. Мне было уже четырнадцать, и я умела писать стихи:

На снег, в Крещенье, 19-го,
«Из дома — вон! Не запирать!
С собою вещи — не вытаскивать!
И ног не смейте обувать...
Идите — вон! Вперед! Без паспорта!
Он вам не нужен! Вон! На снег!..»
Мы смотрим — перед нами в маске
Военный русский человек...

Когда Борис Стомахин прочитал их, то сказал:
«По этим ублюдкам надо было запалить из гранатомета!»

Конечно, ни я, ни Борис Стомахин не убийцы. Мы люди слова: писатели, публицисты. Нам свойственны метафоры и предельная точность деталей. Но иногда очень не хватает пары мечей.

Современные граждане России в полусне: их слабые протесты в общем безрезультатны. Настоящей прочной оппозиции нет.

Кухонные диссиденты ждут уютного гроба - между горячими закусками, рюмкой и руганью очередного господствующего тирана.

Слабая видимая оппозиция напрягается, придумывая очередной повод для сбора денег, а также соблюдая возможность закрыть рот каждому, кто действительно знает и говорит правду в силу своей осведомленности.

И мне понятны строки Бориса:

Никого у меня не осталось -
Ни родных, ни друзей, ни подруг,
И маячит за окнами старость –
Мой последний единственный друг.

Опостылели стены родные,
Я вовек уже в них не вернусь.
Надо ехать в пределы чужие,
Где не властна расейская гнусь.

Но тюремные крепки засовы,
И решетки на окнах тверды.
Скоро срок намотают за Слово
Мне советские эти суды.

И опустят в такие глубины,
В этот жуткий, бессмысленный ад,
Что имей и здоровую спину –
Не нашел бы дороги назад.

И закончится жизнь не в Европе,
Где свободны и слово, и мысль,
А в глухой русской лагерной жопе
Средь двуногих глумящихся крыс...

Когда Борис Стомахин попал в тюрьму впервые, мне суждено было разговориться с ребенком в одной московской семье.

- Нужно устроить ему побег! - сказал двенадцатилетний герой.
- Как это сделать? - спросила я, приготовившись выслушать новое поколение.
- Странные вы взрослые! Его же фашисты в машине возят! Напасть нужно и освободить, как во времена Робин Гуда. Тогда люди помнили о чести и справедливости, а наши времена мне что-то не сильно нравятся...
- Мне тоже... - ответила я и подумала: а почему бы и нет?

Борис Стомахин выступал на митингах с плакатами против войны в Чечне, говорил то, о чем другие думают с оглядкой, а потом лицемерно шепчут, что нужно-де применить христианское всепрощение к ублюдкам.

Но никто, ни один человек, ни единого раза (не считая богословских бесед да пары банок кильки) не попытался ему реально помочь! Есть, конечно, ничего не решающие подписи в его защиту, среди которых нацарапана и моя. И это в государстве, где у власти бандиты, где повсеместно продажные судьи, цензура в литературе и кино взошли на запредельный уровень угождения властям и единственная справедливость - это руки и то, что ты можешь в них взять.

Бориса Стомахина вновь незаконно арестовали в 2012 году. После того как он уже отсидел пять лет по жутким российским тюрьмам. И невзирая на его инвалидность после падения с четвертого этажа при первом аресте и старую одинокую мать, за которой нужен уход, опять заточили за решетку.

Его арестовали за слова и мысли в стране, которая упорно добрела до точки невозврата.

21 октября 1999 года в Чеченской Республике на грозненском центральном рынке погибло множество детей, женщин и стариков, которые торговали различными товарами: овощами, хлебом, молочными продуктами, золотом, одеждой. Множество людей получили тяжелые ранения.

В тот день я помогала матери торговать, так как отменили занятия в школе. Мы уже собирались домой, когда к нам подошла знакомая с маленьким ребенком на руках...
Внезапно небо стало багрово-красным, и от взрыва заложило уши. Это на рынок упала ракета «земля-земля».
Только недалеко от моего торгового места погибли:
- пятнадцатилетняя девушка, которая торговала в ларьке шоколадными конфетами (ее мать и сестра были ранены);
- парень девятнадцати лет – он пришел помочь сестре сложить товар: сигареты, брелоки, зажигалки;
- женщина на восьмом месяце беременности, торговавшая капустой (сиротами остались семь детей)...

Ракета разорвалась в нескольких кварталах от нас!
Можете себе представить, что творилось там, куда она попала?

Еще две ракеты взорвались у грозненского родильного дома №1 и Главпочтамта.

До сих пор скрывается правда об этом обстреле. Официальная версия выглядит так: http://www.kavkaz-uzel.ru/articles/116749/. А доклад правозащитников - так: http://www.memo.ru/hr/news/gr-10-99.htm.

Были «перестроечные времена» 90-х, моей матери все время задерживали заработную плату, а потом и вовсе за год украли. Мы – выживали.
С восьми лет торгуя жвачками, соком, газетами и цветами, помогая матери после школы и в выходные дни зарабатывать на жизнь, я ни разу не видела на этом рынке оружия. Нельзя исключить, что где-то рядом с рынком на «Бирже» из-под полы можно было купить пистолет.
Но никогда центральный грозненский рынок не был «рынком оружия», как лицемерно врут те, кому выгодно скрывать военные преступления против мирных жителей.
Это был обычный колхозный рынок, гигантский по своим масштабам.

13 апреля 2012 года иск, составленный юристом, где ответчиками являлись Министерство обороны РФ и Министерство финансов РФ, был передан в Тверской районный суд г. Москвы.
Я потребовала справедливую компенсацию за нечеловеческие условия жизни в связи с военными действиями в Чечне: загубленное здоровье, полученные ранения средней тяжести в ходе обстрела мирного рынка, где я ребенком помогала матери торговать.

17 июня 2012 года пришел ответ:

Постановление от 17 апреля 2012 г. 23438/2012

Остановление Вашего заявления без движения
Заместитель председателя суда Е. В. Комиссаров.

Причина: требование заплатить госпошлину.

Будем обжаловать.

Почему люди покидают Российскую Федерацию, оставляют своих родных и дома? Почему в Чеченской Республике до сих пор продолжается война - с декорациями красиво отстроенных зданий и звонких фонтанов?
Жертва политического режима, человек вынужденный бежать из родного края, согласился рассказать свою историю. Его имя Шамиль М.
Его история похожа на сотни таких же историй. Но часто жертвы молчат.
Важно говорить о нарушениях прав человека в России. Шамиль М. - говорит.

- Расскажите, пожалуйста, с чего все началось. Как вы жили? Что привело вас в Европу и заставило просить убежища?

- Я родился и вырос в Грозном. В первую чеченскую войну в 1996 году, когда убили моего отца, мне было всего четырнадцать лет.

21 октября 1999 года ракетный удар по мирному Центральному рынку в Грозном забрал жизнь моей матери. Моя мать была русская. Отец – чеченец. Когда мамы не стало, мне было семнадцать. Я остался круглым сиротой. Мой дядя (брат отца) принял меня в свою семью.

А в 2002 году во время «зачистки» военные меня забрали, избили, но отпустили живым. «Зачистка» - это когда военные хаотично хватают подвернувшихся граждан. К сожалению, в Чечне это дело обычное.

После этого случая приехал мой двоюродный брат и помог мне уехать в Норвегию. В Норвегии я прожил около года и думал, что весь кошмар позади. Но там на меня вышли российские спецслужбы и предложили мне сотрудничать с ними, стучать на других беженцев из Чечни, давать им информацию о них. Мы с братом обратились за помощью к главе чеченской диаспоры в Скандинавии. Однако выяснилось, что он сам сотрудничал с российскими спецслужбами. Поэтому я был вынужден покинуть Норвегию. Я не был согласен участвовать в подобных грязных делах.

- Так вы вернулись в Чеченскую Республику? Как она встретила вас? Ведь официально там уже был мир.

- Да, в марте 2004 года я вернулся домой в Чечню. Через две недели в наш дом ворвались люди в масках. Это были чеченцы. Они забрали меня.

Я сидел в холодном и сыром подвале три года и три месяца. Вначале меня пытали, хотели узнать информацию, о которой меня спрашивали в Норвегии: знаю ли я каких-либо боевиков?

Когда они поняли, что я ничего не знаю, просто издевались. Избивали. Морили голодом. Меня держали в темном подвальном помещении. В издевательствах и унижениях я провел три года своей жизни!

Я не надеялся выйти оттуда живым и порой сам хотел умереть. Меня сдерживала моя вера. В исламе запрещено самоубийство. Аллах велит выдержать все испытания.

- Три года... Как вы пережили это? Как вам удалось вырваться?

- По милости Всевышнего через три года и три месяца, в июне 2007 года, меня освободили за крупную сумму денег. Деньги собирали все родственники и друзья. В нашей семье не было таких денег, сколько запросили на взятку.

В течение этих трех лет мои родственники считали меня умершим, пропавшим без вести. Ведь официально я нигде не числился. Меня нельзя было отыскать - ни в тюрьме, ни в морге. Есть места типа тайных тюрем, где охрана Кадырова и спецслужбы пытают и держат людей, не предъявляя обвинений. Когда нужно показать раскрываемость терроризма, этих несчастных одевают в военную форму и убивают. Затем говорят, что обезврежена очередная банда боевиков. Таким образом спецслужбы «воюют с преступностью», на деле похищая и убивая мирных жителей, выдавая их за бандформирование. А родные не могут найти даже тел. Иногда тела продают. Редко кого отпускают живым.

Кадыровцы сами вышли на связь с моим дядей. Хотели получить деньги за мою жизнь. Поняли, что я им бесполезен, и за большую сумму денег согласились меня отпустить.

Первые полгода после моего освобождения я не выходил, не хотел контактировать с людьми. Состояния здоровья было крайне тяжелое, меня часто посещал врач. Я очень сильно похудел за эти годы, был белым с лица. Три года я не видел солнца. Не мог ходить, долго стоять, все время лежал. Зрение заметно ухудшилось, не мог смотреть на свет. И много других проблем со здоровьем было и есть. Родственники не навещали меня без слез.

К январю 2008 года более-менее восстановился, надо было на что-то жить. Я уехал в Грозный на стройку. Устроился помощником строителя. Все время работал. Выживал.

- Казалось, что жизнь продолжается. Вы нашли работу. В республике официально все спокойно. Но что там творилось на самом деле?

- 5 сентября 2009 года была очередная «зачистка». Меня безо всяких причин забрали военные, ударили несколько раз ножом и выкинули на трассе в другом районе Чеченской Республики. Какие-то добрые люди подобрали меня на трассе и отвезли в Центральную больницу. Там в травмпункте обработали мои ножевые ранения, и в тот же день я познакомился со своей будущей женой. Она работала в этой больнице. В мае 2010 года мы поженились и уехали в село.

Но военные никак не оставляли мирных жителей в покое. Устраивали «зачистки»: хватали, утаскивали... Когда меня в очередной раз увели, моя жена на третьем месяце беременности потеряла ребенка на нервной почве. После этого мы вынуждены были переехать к родителям моей жены в другой район. Я с отцом жены уехал работать в Южную Осетию. Периодически приезжал домой.

- Что заставило вас покинуть родину и просить убежища в Европе еще раз?

- В последний раз кадыровцы забрали меня в ноябре 2011 года. Они предлагали мне сотрудничать с ними и угрожали в случае отказа расправиться с женой. Угрожали похитить ее и пытать. Что же нам оставалось делать? Мы решили в последний раз попробовать спасти свою жизнь. Мы вышли из дома в декабре 2011 года. Мира нет. Там, на нашей родине, царит ужас. Смерть и хаос. Мы не можем вернуться назад – это самоубийство. Мы просим убежища в Европе. Это единственная надежда выжить! На все воля Аллаха.

- Я желаю вам скорее получить убежище!