Всю последнюю неделю я изрядное количество времени тратила на подготовку к Социальному маршу. Я участвовала в подготовке как со стороны научно-образовательной колонны, так и как член Постоянного комитета Партии 5 декабря. Придумывали плакаты, организовывали верстку, печать и пр. и пр. Мы понимали, что у марша мало шансов стать очень заметным мероприятием в силу массы причин: это и общий спад протестной активности и явное предпочтение политической повестки, а не социальной со стороны наиболее активной части общества. Но я все равно считала правильным пойти, так как необходимо показать обществу, что равный доступ к образованию и здравоохранению, демократические принципы принятия решений, связанных с развитием города и городского хозяйства, экология – это все повестка дня не только левых, но и либеральных партий. И то, что настоящий либерализм, в отличие пещерного либерализма российского разлива, предполагает создание возможностей для развития каждой личности, а не каких-то отдельных, особенно достойных.

Однако сегодня утром я сильно усомнилась в целесообразности моих усилий. Причиной стала новость о запрете одной из политических групп (а потом, как выяснилось, и не одной – под запрет попали ЛГБТ и националисты) приходить на марш со своей символикой. Что самое интересное, решение было принято на оргкомитете марша еще месяц назад, но обнародовано только накануне выступления.

Если смотреть со стороны, и само решение, и задержка с его оглашением выглядят как провокация со стороны противников протеста. Но, к сожалению, это не провокация, а хуже - это недемократичность и глупость людей, принимавших подобное решение. К этому приводят, с одной стороны, пещерное представление о демократии как диктатуре большинства, а с другой - желание действовать скрытно, не ставя в известность общество до последнего момента. Но самое главное и самое неприятное, что может двигать политиками, принимающими подобное решение, - желание не разочаровать большинство, «быть ближе к народу». Некоторые политики, не будучи сами гомофобами, боятся радужных флагов, которые испортят «картинку», при этом ссылаются на «99 процентов населения»,

Что можно ответить на это? Конечно же, что играть против власти ее же методами абсолютно бессмысленно. Гомофобы, манипуляторы общественным мнением, принимающие решения за закрытыми дверями, и популисты – это, пожалуйста, к Путину. Историю движут вперед идеалисты. И пускай локально и временно их переигрывают «прагматики» - все равно движение людей от каннибализма к Всеобщей декларации прав человека - это заслуга тех, кто готов отстаивать гуманистическую идеологию вопреки темным массам и манипулирующим ими диктаторам.

Очень надеюсь, что сегодня оргкомитет примет правильное решение, исправив допущенную ошибку. Иначе эта ошибка превратится в осознанное и неприемлемое решение.

На Чистых прудах поют песни, играют в шахматы и мафию, едят казахские пирожки и просто тусуются. Тепло, весело, ново. Ново для всех – и для молодых участников, и для старых оппозиционеров, и для властей. Опробованная левыми и антиглобалистами всего глобального мира методика мобильных лагерей под открытым воздухом в России применялась только в лесах, полях или на озерах в летних по преимуществу экологических лагерях, но если уж в городе – то под строгим присмотром властей – как это было в 2006 году, когда Социальный форум проходил на специально выделенном администрацией Петербурга стадионе (кстати, при активном участии нынешнего ньюсмейкера протестов – Ильи Пономарева).

В наши дни представители оппонентов приходят к оппозиционерам в гости. То Сергей Марков появится, то Кристина Потупчик. И им там явно неуютно, не по себе. Уже они выглядят маргиналами. То, чего долгие годы «старая гвардия» оппозиции добивалась на Маршах несогласных и на Триумфальной, случилось на Чистых. Пушкин, Маяковский и даже Грибоедов отдыхают. Уютное место у воды, где расположился не полюбившийся поначалу москвичам казахский поэт Абай, стало новой меккой оппозиции. Но надолго ли?

Сегодня важнейшей из организаций для нашей страны становится Росгидромет. На будущей неделе обещают похолодание и дожди. Кроме того, хотя Росгидромет склонен ошибаться, даже он может с точностью сказать, что за весенними дождями наступит лето – и пора выпускных экзаменов, студенческих сессий и летних отпусков. Но дело даже не в этом. Фестиваль «Афиши»-лайт, перемещенный из большого парка на маленький пятачок зелени в центре Москвы, не может продолжаться долго. Слушать лекции, кушать пирожки и даже играть в шахматы очень увлекательно, но за всей этой кутерьмой как-то сам собой исчезает смысл происходящего.

Если власти продолжат придерживаться той тактики, которой придерживалась в последние дни, практически не противодействуя оппозиционным гуляньям, то интерес, как возможных новых участников, так и СМИ будет постепенно утихать. Но самое главное - лагерь на Чистых, даже если он якобы добьется своей цели, став постоянным, а не временным, потеряет всякий политический смысл. Особенно если главными событиями у Абая так и будут поэтические чтения, публичные лекции и игра в мафию.

Насилие есть только крайняя форма борьбы за власть. Главное поле битвы – это дискурс. Навязывание оппоненту темы для разговора, языка, а в конечном счете собственной картины мира – это метод и цель политики. Для того чтобы это осуществить, нужно яркое, интригующее высказывание, новое, необычное, смелое. Именно поэтому главным орудием борьбы зимой стал не столь шершавый в эпоху постпостмодерна язык плаката. Сегодня одним плакатов мало. Как мало и одного лагеря у памятнику казахскому поэту.

У всякого высказывания есть форма и есть содержание. Если не подумать заранее, и того и другого в скором времени будет не хватать. Ради чего люди собираются на Чистых? По-научному это называется «фатическая функция» - для того чтобы продолжить высказывание. Никакого нового информационного содержания в стоянии на Чистых нет. Новая форма позволяет высказыванию оставаться свежим. Как бывает свежим новая поэзия, говорящая о вечном.

Политического срока у лагеря в той форме, в которой он существует сейчас, - неделя-две. Дальше новая форма перестанет быть новой. Двигаться нам можно в двух направлениях, и лучше в обоих сразу. Во-первых, наполнять высказывание новым четким политическим смыслом. Для начала громко сказать, что мы тут именно из-за политика и что мы хотим не просто честную страну и чтобы все были мимими, а хотим перевыборов, и на таких-то и таких-то условиях.

А во-вторых, постоянно придумывать все новые, яркие, емкие формы представления этого политического смысла. Например, продвигать лагерь все ближе к Кремлю. Раз в неделю сворачивать манатки и двигать к новому памятнику в новом сквере, который на 500, 700, 1000 метров ближе к Кремлю. Не засиживаться на одном месте, не прирастать корнями к казахскому поэту Абаю, двигаться, провоцировать.

Митинг 10 декабря уже в любом случае не станет тем, чем мог бы стать, - политическим событием. Если бы десятки тысяч людей показали власти свою силу и свою правоту, выйдя на заявленное и законное место, у них - вернее, у нас - впервые за долгие годы был бы реальный шанс добиться своих политических целей: отмены официальных результатов голосования и назначения новых выборов с участием всех политических сил. Перенос митинга на Болотную превращает реальное политическое действие в очередное политическое шоу, а из людей, принимающих участие в акции, делает массовку. А ведь многие из них решили впервые прийти на уличную акцию, потому что почувствовали, что в этот раз она реально может на что-то повлиять.

Имена виновных в случившемся уже известны. Конечно же, это жулики и воры из разных звеньев вертикали власти. Но теперь в этой вертикали стало на два звена большое. Поступок господ Немцова и Рыжкова, ночью, тайно прокравшихся в мэрию и вступивших в сговор с чиновниками, причисляет их именно к этой когорте. Так что я не удивлюсь, если на площади их будет ждать судьба Владимира Путина на стадионе. Благо свистков у собравшихся будет много. Мне стало известно, что Немцов якобы оплачивает сцену и звукоусиление на митинге. Видимо, он тоже находится во власти гламурной идеологии нулевых "деньги решают все" и уверен, что за свои 10 тысяч долларов имеет право решать за 50 тысяч человек.

Целый день 8 декабря отважные заявители Надежда Митюшкина и Анастасия Удальцова разговаривали с мэрией с позиции силы и правды. За ними стояли десятки тысяч человек, и они понимали, что не могут предать их политические интересы. Уверена, что в итоге они бы добились согласования большего количества людей на площади Революции. Именно поэтому за их спинами ночью хитрые чиновники начали тайные переговоры с теперь уже бывшими лидерами оппозиции. Все они вместе не только наплевали на политические интересы граждан, но и подвергли их в итоге огромной опасности, прикрываясь при этом словами о безопасности. Такое типичное поведение наших чекистских властей: называть черное белым, а ночь днем.

Но очевидно, что эффект будет обратным. За один день переносить место проведения митинга просто незаконно. Законодатель понимал, что это дезориентирует людей. Ну а в условиях нынешней системы перенос еще и подвергает людей опасности быть избитыми и задержанными «правоохранителями».

Что ж, повторю, мы можем уже забыть о завтрашнем митинге как о политическом действии, но мы хотя бы должны потребовать от виновных в переносе гарантий гражданам, которые неизбежно соберутся на площади Революции. Господа Немцов, Рыжков и чиновники из мэрии должны обеспечить беспрепятственный проход желающих граждан на Болотную площадь. Если этого не случится, вся вина за последствия ляжет именно на этих господ.

Ректору МГУ им М.В. Ломоносова
Садовничему В.А.

Декану Факультета журналистики МГУ
Вартановой Е.Л.

Мы, студенты, выпускники и сотрудники Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, глубоко возмущены событиями, которые произошли на территории Университета 20 октября 2011 года. Во время приезда президента РФ Дмитрия Медведева в здание Факультета журналистики на Моховой улице были грубо нарушены права студентов и сотрудников МГУ. Многие из них были не допущены в здание факультета, было ограничено передвижение в здании, многие занятия сорваны.

Факультет журналистики был использован как площадка для предвыборной встречи лидера одной из партий с "подсадными утками", что нарушает принцип независимости Университета.

Но самое главное - сотрудниками спецслужб были задержаны несколько студентов журфака, которые, как и подобает настоящим журналистам, не побоялись задать Медведеву Д.А. волнующие граждан России вопросы.

Мы считаем, что руководство Факультета журналистики и МГУ в целом должно однозначно выразить свою позицию по поводу случившегося, потребовать извинений от Дмитрия Медведева и гарантировать, что подобная ситуация не повторится в будущем.

ПОДПИСАТЬ

События на Манежной как культурный процесс

Когда после митинга на Пушкинской Медведев повелел прекратить строительство трассы Москва-Петербург, многие говорили об этом как о победе гражданского общества. Искренне или нет - строго говоря, не имеет значения. Важно, что именно на такое восприятие и рассчитывали те мастера пиар-многоходовок, которые уже многие годы втягивают всю страну в свои игры.

Теперь выяснилось, что приказ приостановить строительство в Химках был написан простым карандашиком, а вот решение о его возобновлении, высказанное опять же в «интеллигентном» (если вообще такой эпитет уместен, когда речь идет о бывшем военном начальнике Сергее Иванове) тоне, с оговорочками и переговорчиками, зафиксировано на свитке истории уже карандашом химическим – хрен сотрешь.

Да и стирать уже особо некому – трудно предположить, что наше расслабившееся после «победы» на Пушкинской общество способно еще раз вдохнуть да и выйти туда же числом 5 тысяч человек. В таком и даже в большом количестве у нас сейчас появляются на улицах только футбольные фанаты, а не анемичный средний класс.

Кстати, фанатский фон тоже как нельзя более удачен для строителей трассы (читай губителей леса). Средний класс испугался, милиция напряглась, и в воздухе даже ощущается некоторое, вызванное аффектом сочувствие со стороны «простых граждан» к стражам порядка. Оно и понятно: разъяренные парни в шерстяных масках в массовых количествах на улицах Москвы куда менее привычные зрелище, чем те же (ну или почти те же) парни в омоновских скафандрах.

Впрочем, и фанаты тоже вызывают сочувствие у многих. И не только у таких же, как они: агрессивных и вечно пубертатных наших согражданах. Тут и вполне нормальные взрослые люди, вообще-то не склонные оправдывать насилие и ксенофобию. Но в публичных заявлениях они не осуждают действия собравшихся на Манежной прямо и однозначно: это осуждение либо сопровождается многочисленными оговорками, либо само становится оговоркой. В чем же тут дело? Все очень понятно, если взглянуть на дело с культурологической позиции. В нашей стране своеобразного постмодернизма (кстати, кто это первый сказал?) современный мировой тренд к новой искренности буксует на каждой горке, не говоря уже о искусственно созданных рукой нового кремлевского горца пробках. Но, несмотря на эти внешние препятствия, логика развития культуры неумолима даже в разваливающихся империях, судорожно цепляющихся за старые парадигмы (в случае с Россией нулевых такой парадигмой стал постмодернизм – не путать с постмодерном). Только траектория появления новых культурных парадигм в империи будет не такой, как в условной Швеции, - плавной и безболезненной, воплощенной в концепцию нового гуманизма. В России все надо мерить в тротиловом эквиваленте. Однако люди, не чуждые культуре, увидели в событиях на Манежной именно эту, прорвавшуюся сквозь все пробки и оказавшуюся после многолетнего удержания в ней взрывоопасных газов вовсе не шампанским жидкость, замешенную на новой искренности. Коктейль Молотова? Да, но гораздо более актуальный (без всякой положительной коннотации) по составу.

Даже если, как утверждают некоторые испугавшиеся, за всем этим бесчинством стоят «Наши», «Единая Россия» или ФСБ, роли это по большому счету не играет. Нынешний променад около Кремля вовсе не похож на массовые экскурсии свезенных за шоколадку со всех весей пэтэушников, которые проходили в рамках концепции постмодернизма. Нынешнюю толпу легко спровоцировать, но ею трудно управлять через мегафон.

Трудно ее и разводить с помощью стандартных двухходовок, как это было сделано с защитниками леса и как теперь пытаются повторить с помощью заявлений о страшной активности в поисках убийц футбольного фаната. Хотя поживем – увидим. Ведь даже фанаты - жертвы постмодернистического воспитания, и возможно, что и этот раунд будет за преуспевшими в этом деле тотальной игры профессионалами.

Но кто в итоге победит в этой игре, теряющей на глазах свои игровые признаки, важно для истории. Нам, не готовым выступать ни за одну из сторон, не будет комфортно ни при каком раскладе. Что делать? И дальше гнуть свою линию: между искренностью и тоталитарной игрой выбирать искренность, но в цивилизованной форме нового гуманизма? Ну, а что еще?

Календарь с полуголыми студентками стал новостью номер один российской блогосферы, да и информационных лент, на весь «предпраздничный» день 6 октября. Сторонники подобного самовыражения девушек обвиняют недовольных в ханжестве, скованности и даже сексуальной непривлекательности. Я тоже не готова была осудить девушек, снявшихся в эротическом проекте: не они первые, не они последние, тем более что в смысле форм девчонкам совершенно нечего стыдиться. Я даже готова не осуждать их за содержание: желание поздравить дорогого Владимира Владимировича – человека и мужчину - с его днюхой. Опять же глупо спорить о вкусах, а тем более о политике, с моделями эротического календаря - во всяком случае, до сих пор никому это в голову не приходило.

Эта эротическая фантазия с флером политического подхалимажа так бы и оставалась частной историей, если бы не одно "но". Обнаженные красавицы – это не просто фотомодели, а студентки самого престижного вуза России. И не биологического или геологического факультета (в этом случае всю историю с календарем можно было легко счесть не простым блядством, а примером художественного акционизма в духе группы «Война»). Перед нами будущие (а отчасти и настоящие) представители профессии, которую называют не только второй древнейшей, но и четвертой властью. Журналисты по идее – это люди, которые служат проводником интересов общества в диалоге с властью. Их должен, опять же по идее, отличать особенно критический взгляд на власть имущих просто в силу той функции, которую возлагает на них социум (который, кстати, обучает будущих журналистов в лучшем вузе России из своего налогового кармана).

Журналистки, обнажающиеся перед премьер-министром не с целью добыть эксклюзив (это было бы неоднозначно с точки зрения средств, но понятно с точки зрения цели), а просто в порыве необъяснимой страсти, - это диагноз. И поставлен он прежде всего нашему общественному устройству. Но, что тоже важно, это и смертельный диагноз одному из важнейших институтов, которые по идее должны существовать в демократическом обществе, - журналистике.

Да, конечно, быть сегодня настоящим журналистом трудно и даже опасно (вспомним истории с Афанасьевым, Бекетовым и т.д). Но проблема не только в отсутствии свободы слова, в закрытии газет начальством и т.д. Есть у нас, журналистов, как у одной из самых образованных и самых значимых частей общества, персональная ответственность за происходящее в нашей профессии и в нашей стране. Сегодня нас больше волнуют лабрадоры премьера и президента, чем два десятка голодающих пенсионеров в Магнитогорске, обманутых олигархом, укравшим у них не только акции, но и право на справедливый суд. Про эту историю написали только пара федеральных сайтов, про лабрадора – десятки.

Президент факультета журналистики МГУ Ясен Засурский заявил, что появление эротического календаря «говорит о вкусах, уровне воспитания и этических нормах у студентов, которые приняли участие в его выпуске». Боюсь, Ясен Николаевич, что оно говорит о гораздо большем. Просто преподавателям журфака стыдно в этом признаться.

Спор о том, должны ли гражданские активисты объединяться и нужно ли им сотрудничать с оппозиционными политиками, ведется, насколько я помню, с начала второго срока Путина. Ходорковский к тому моменту уже сидел, избирательное законодательство активно курочилось, а выборы уже достаточно нагло фальсифицировались. Однако гражданское общество (вернее, та незначительная к тому моменту часть социума, которая претендовала на это звание) продолжало жить в парадигме демократического государства, где политика – это удел политиков, а не правозащитников, гражданских активистов, волонтеров и других социально активных людей. Политики в демократических государствах сотрудничают с гражданскими активистами, и часто люди переходят из одной области в другую, однако эти сферы остаются самостоятельными, и ни о каком их объединении речь идти не может.

Российские противники идеи объединения и политизации гражданской деятельности, повторю, жили в этой, не имеющей к нашей стране уже никакого отношения парадигме. И к ней примешивалась оставшееся со времен Ельцина недоверие к "корыстным политикам", страх, что кто-то их использует, загребет их руками жар избирательских предпочтений, въедет на их горбу в электоральный рай. Беда в том, что некоторые социально активные люди думают так до сих пор, не проводя различия между теми "политиками", которые сидят в Охотном Ряду, и теми, кто выходит на Триумфальную площадь (слава Богу, таких людей становится все меньше).

Более того, одним из страшных обвинений в определенном кругуй является обвинение в причастности к политике. В последнее время, правда, это обвинение все чаще звучит из уст единоросовских идеологов-охранителей, справедливо полагающих, что они-то никакой политикой не занимаются.

В условиях нашего государства, где демократические институты так и не сумели до конца сформироваться, а поэтому легко разрушились под первым же нажимом авторитарного правителя (выбранного, кстати, еще на более или менее честных выборах), оправдано лишь недоверие к тем системным политикам, которые в самом деле готовы цинично использовать всех и вся в своих целях, далеких от целей гражданского общества. Распространять недоверие и на несистемную оппозицию в корне неправильно.

Несистемная оппозиция потому и является несистемной, что на данном этапе никаких реальных способов прийти к власти у нее просто нет, а значит, гражданскому обществу просто глупо бояться, что корыстные политики его используют. Используют в чем? В изменении существующего положения вещей? Так ведь и любой социально активный человек ровно к этому и стремится. Просто разные люди идут к будущему разными путями. По большому счету оппозиционные политики никакими политиками не являются, а сидят в той же лодке, что и гражданские активисты.

Более того, в каком-то смысле в нашей стране вообще нет политики (потому что нет честной конкуренции, выборов, партий). У нас есть власть и есть народ, пытающийся организоваться в гражданское общество. Кто-то это делает, вступая в несистемную оппозицию, а кто-то - занимаясь правозащитой. Сегодня даже реальная, эффективная благотворительность не под эгидой Путина и партии власти – это по сути оппозиционная деятельность (подробнее об этом здесь и здесь). Любая гражданская активность в конечном счете противостоит навязываемой властью системе – тотальной коррупции и вседозволенности для власть имущих и бесправию (включая право на жизнь) для остальных.

Все представители гражданского общества в сущности делают одно дело – борются за конституционные права: как оппозиция - за политические права для всех граждан; как правозащитники и благотворители - за разнообразные права и интересы отдельных людей. В борьбе за право выражать свое мнение, провозглашенное в 31-й статье Конституции, за право на судебную защиту или за право на жизнь для больных детей, сирот и инвалидов каждый человек, который хочет быть гражданином, а не быдлом, выбирает свою меру социальной ответственности (многие, кстати, с успехом совмещают все три вида деятельности).

А те, кто сегодня боится, например, объединяться даже в рамках Гражданского конституционного форума, опасаясь манипуляций, должны ответить на вопрос: кто и зачем будет ими манипулировать?

Как выглядит убийца? Можно вспомнить персонажей Хичкока или Тарантино, можно посмотреть на стенд «Внимание, розыск» или вчитаться в описания, данные Родиону Раскольникову Федором Михайловичем Достоевским. А можно пойти на спектакль «Час восемнадцать» в Театр.doc. В течение 36 минут зрителям показывают портретную галерею современных убийц. Мы знаем имена этих людей, и мы знаем имя их жертвы. Суда над ними (как и над всеми остальными из списка 60-ти, составленного американским сенатором Бенджамином Кардином) в нашей стране и в наше время не будет, поэтому театр сам решил вынести им приговор.

Люди, убившие Сергея Магнитского, вряд ли различимы в толпе. Уверенный в своей правоте и в стабильном достатке судья Алексей Криворучко, циничная красотка - врач «Матросской Тишины» Александра Гаусс, бездумный гопник – тюремный фельдшер Саша, наглый и ненавидящий весь мир следователь Олег Сильченко, бесчеловечная и одинокая женщина-судья Елена Сташина, безответственный запуганный обыватель – фельдшерица скорой помощи, настолько серая, что даже не имеющая имени собственного. Мы ежедневно сталкиваемся с такими героями нашего времени.

Однако режиссер Михаил Угаров сознательно перенес на сцену имена реальных людей, участвовавших в планомерном уничтожении Магнитского. Как было сказано на обсуждении после спектакля, те актеры, кто не считал правильным использовать реальные имена в спектакле, его уже покинули. Угаров также рассказал, что никто из персонажей спектакля не пошел на контакт с театром и при этом никто не предъявил никаких претензий, не подал в суд и т.д. «И не подадут», - выразили уверенность зрители. Им ни к чему лишний шум и не нужно внимание, они уверены в своей невиновности, но не готовы ее доказывать: они только детали государственной машины по переламыванию костей, а детали не имеют своего «я» и не имеют чести.

Так кто же эти маленькие люди, стоящие в самом низу путинской вертикали, кто эти маленькие убийцы? Персонажи, имеющие реальные имена, в то же время являются типажами, демонстрирующими стандартные модели поведения винтиков сегодняшней государственной системы. Первое, что их объединяет, – они не чувствуют личной ответственности за то или иное решение, за то или иное свое действие: винтики знают, что они только винтики. Второе – это их полная бесчеловечность. В остальном они разные – кто просто равнодушен, кто циничен, кто испытывает ненависть, а кто-то руководствуется принципом «моя хата с краю». В одних мы можем заметить остатки стыда, в других – только наглую уверенность в своей правоте. Но все они, повторю, абсолютно безответственны и бесчеловечны. «Да люди ли они вообще?» - задается вопросом режиссер. Судья при исполнении служебных обязанностей - не человек», - говорит персонаж по фамилии Сташина. "Судья тоже человек, и у него есть права», - как будто отвечает ей коллега, оказавшийся волей режиссера на том свете.

Получается, что эти безличные люди-функции становятся людьми-людьми только в момент Страшного суда. Но это какой-то ветхозаветный суд. Режиссер не оставляет своим подсудимым никакого шанса. Режиссер не оставляет своим подсудимым никакого шанса. Может быть, он ждет их искреннего раскаяния? Вряд ли. Он не верит, что «они» могут раскаяться. И поэтому им не положено горячее питание, им никто не подаст стакан кипятка, а только умоет их руки кипящей водой из закопченного в аду чайника. Их не ждет милосердие. «Мы» не готовы простить «их».

Режиссер как будто ножом разрезает тело нынешнего российского общества на две половины: судьи и подсудимые, менты и несогласные, власть и «очкарики». По России ходит призрак, призрак гражданской войны. Но настолько ли велика разница между теми, кто стал последними людьми в жизни Сергея Магнитского и нами с вами. «Вы ведь часто проходите мимо Бутырки или «Матросской Тишины». Вы знаете, что там творится в этот момент? Вот и я не знаю», - обращается к залу фельдшер, сделавшая погромче радио, чтобы не слышать, что происходит сзади нее в машине скорой помощи с умирающим человеком. И залу должно стать в этот момент стыдно, если, конечно, сидящие в нем люди готовы судить не только других, но и себя.

Пожалуй, это самый страшный момент в этом спектакле - этот вопрос, брошенный в зал одной из подсудимых. Лие Ахеджаковой, смотревшей в тот день спектакль, не хватило в постановке крика, надрыва - ведь речь идет о таких страшных, таких жестоких вещах. Но режиссер рассказывает о случае Магнитского каким-то обыденным, непафосным тоном. И этот тон как нельзя лучше подходит к тому, о чем повествуется в спектакле. Это обыкновенный фашизм маленьких людей, всего нашего общества, безответственного и бесчеловечного, такой привычный, такой будничный фашизм.