Вступать в дискуссию с теми, кто характеризует людей словами "православный, но нормальный", я не намерен. Политкорректность для всех одна. Предлагаю им заменить слово "православный" на "католик", "мусульманин", "американец", "русский", "еврей", "либерал", "социал-демократ", "мужчина", "женщина", "гей". Заменить и подумать (если они на это способны), что они себе позволяют и кто они после этого.

Представители прогрессивной общественности искренне считают себя оппозиционерами, в то время как они - столпы режима. И не потому, что они ругают патриарха. Неважно, кто объект нападок, хотя поношение Церкви весьма занятно с точки зрения его мотивации. Суть дела в принятии общей с властью стилистики, в соучастии в массовом психозе. А раз нет стилистических различий, то нет никаких.

Происходящее следует рассматривать в широком контексте, как актуально-политическом, так и историческом.

С точки зрения политической, все это часть формирования неототалитаризма. Феномен этот заслуживает рассмотрения в ином формате, некоторые попытки уже делались. Здесь же отметим его важнейшее отличие от тоталитаризма классического, прежних лет. Неототалитарная нивелировка принципиально отличается от тоталитарной. "Нео" указывает на новейшие способы управления политическим процессом. Политический плюрализм возможен даже в парламенте (хотя не должен ставить под сомнение несменяемость власти), но недопустим выход публичных персон (всякие там фрики - сколько угодно) за пределы массовой культуры. Причем селекция производится не только властью, но и самим обществом.

Мы имеем дело с общественно-политическим устройством, созданным и поддерживаемым обществом в целом, включая активную оппозицию. И принципиальным является тип культуры, господствующий в этом обществе. Культуры в целом, а не только идеологии. Что делает неототалитарный контроль гораздо более строгим и всеобщим, более тоталитарным, чем идеологический контроль при классическом тоталитаризме.

Особенностью русской модели тоталитаризма является то, что он усвоил принципы отношения самодержавной власти с элитой, которая всегда рассматривалась царями как потенциальный враг. Оппозиционные двухминутки ненависти вроде бы против Путина. А если приглядеться, то в основном против чиновников-бояр, мздоимцев, лихоимцев, оборотней в погонах. И против стяжателей в рясах. И даже если "Путин, уходи!", то все равно за Путина. Потому что никому не говорится "приходи!".

Стратегия Путина - поддержание в обществе постоянного психоза даже под антипутинскими лозунгами. Смысл и содержание этой стратегии не в произносимых словах, а в невозможности трезвомыслия, самостоятельного мышления и поведения.

Вот в таком общественно-политическом контексте и следует рассматривать взаимосвязанные события: кампанию против Pussy Riot и против патриарха, которые являются частью утверждения в России культа главы государства и стремления этого государства устроить Церкви нечто вроде второго синодального периода.

Что касается девиц, то, конечно, суть дела в тексте их выступления - молитве об избавлении России от Путина. Никакого кощунства нет, их поведение сугубо церковно, о чем сразу же сказал протодиакон Андрей Кураев. И подвергся за это жестоким нападкам, что весьма показательно. Важнейший симптом тоталитаризма (не "нео", а классического) - неприятие позиции людей, вроде бы даже идейно близких (Кураев всю жизнь боролся с либерализмом), но действующих и рассуждающих в институциональных рамках - государственных, общественных и церковных. Вина Pussy Riot в оскорблении величества, в неприятии сакральности власти не государства даже, а его главы. Это уже внеинституциональная логика.

Патриарх в этой истории выступает всего лишь исполнителем. Но при этом попадает под другую кампанию, которая традиционно проводится в России в разных формах для укрощения правящей элиты.

Нечто подобное травле патриарха и Церкви мы наблюдали только что в кампании против ПЖиВ - "Единой России", которую Путин со всеми ее пороками подкинул Медведеву, чтобы лично возглавить очищающую борьбу ОНФ (стоящего над государством, даже не согласовывающего многотысячные уличные акции с органами власти) с боярами - жуликами и ворами. Не надо никакой опричнины - ее задачи выполняют прогрессивная общественность и демократический электорат.

Церковь Путин рад использовать, но при этом совершенно не намерен с ней партнерствовать. Традиция сакрализации монаршей власти в России сильна, традиции гражданского культа правителя тоже не слабы, так что у Путина вполне может получиться этакий синкретический культ верховного правителя, являющегося еще и верховным жрецом.

При этом синод на петровский манер можно не создавать, патриаршество можно и не упразднять, а до крайности унизить, создать из патриарха такой же негативный противовес Путину, который уже почти получился у Медведева с его "Единой Россией" и образом сорокалетнего мальчика. Никто не обратил внимания на то, что травля патриарха повторяла темы, вызывающие неприятные вопросы к Путину. Это стало ясно, когда дело дошло до часов: а у патриарха-то дороже! Простой пиаровский ход - перевод стрелок.

Страсть же, с которой прогрессивная общественность обрушилась на патриарха и Церковь, как и прежние нападки, как и все нервическое отношение мыслящего тростника к Церкви и православию, объясняется примитивными религиозными потребностями русского общества. Тоской по внеповседневному и поисками его внешних проявлений вместо осознания того, что внеповседневное внутри нас.

Что же до второго синодального периода, то надо признать: при Путине светской власти удалось то, чего не смогли добиться синодальные чиновники в последние годы перед революцией. Вот как рассказывает об этом митрополит Евлогий (Георгиевский), бывший депутатом II и III Государственной Думы. Перед выборами в следующую Думу обер-прокурор Саблер предложил ему - тогда он был архиепископом Холмским - создать и возглавить фракцию духовенства. Владыка так объяснил свой отказ:

Россия не знает клерикализма, и такое явление, как партия "национального католического центра", которая возникла на Западе, было бы нашему народу чуждо; наше смиренное сельское духовенство находится в тесной органической, бытовой связи с народом; спаянное с ним единством мысли, чувствований и страданий, оно не может идти в Думу, разрывая эту глубокую жизненную связь; изолируя духовенство от народа, мы сделаем его одиозным, "попы налезли в Думу", "попы преследуют интересы своих карманов..." - вот как воспримет народ возникновение в Думе фракции духовенства... Духовенство во всех партиях должно работать по совести. Важнее, чтобы оно было вкраплено во все политические партии и в них уже защищало церковные взгляды. Влияние его будет шире и моральный авторитет устойчивей.

Нынешняя власть обошлась без парламентских заморочек. Она делает духовенство одиозным, изолируя его от общества, кооптируя его верхушку в правящую элиту и подвергая таким же публичным поркам - не своими руками, с помощью прогрессивной общественности - как и светскую часть элиты.

Механизм работает надежно и слаженно под истерические вопли тех, кто уже много лет обещает крушение режима в следующем квартале текущего года.