Выступая в День памяти жертв политических репрессий, президент Путин ни разу не назвал имени Сталина. Впрочем, не говорил он и о преступном характере советской системы. Сказал довольно глухо: "Да, нам и нашим потомкам надо помнить о трагедии репрессий, о тех причинах, которые их породили".
Отвратительная сцена, разыгравшаяся в ночь на 1 января на площади перед кельнским вокзалом, - это серьезный вызов для германского государства и общества, да и для Европы в целом. Однако вряд ли стоит, по вековой отечественной традиции, усматривать в этих событиях признак скорой гибели Запада, утратившего волю к сопротивлению перед лицом новых варваров.
В американском опыте есть ответ на тезис известинского философа насчет того, что демократия требует "идеологического самоопределения"... Философ Межуев попытался объяснить, чем демократия родственна тоталитаризму. Судья Джексон показал, чем демократия от тоталитаризма отличается. Осталось сделать выбор.
Сила Галины Старовойтовой была в публичной политике - а в путинской России публичная политика если и не отсутствует, то влачит жалкое существование. Так что при путинском режиме Старовойтова была бы скорее всего оттеснена на обочину политической жизни или вынуждена эмигрировать - если не говорить о более зловещих исходах.
Крайне сомнительно и другое рассуждение Евгения Ясина: мол, хватит "тянуть дальше эту резину" и "мусолить такие моменты", поскольку мы-де уже живем в "другом государстве". Легко понять, что если бы мы до сих пор жили в том же самом государстве, то о катынском расстреле, как и о других чудовищных делах советского режима, вообще нельзя было бы открыто говорить.
Среди многих лозунгов протестного движения, вызывающих возмущение у г-на Зорькина, есть и требование свободы для Михаила Ходорковского. По его словам, "говорится, что Ходорковского надо немедленно освободить и потому, что это единственно нравственное решение, и потому, что "он свое отсидел". Тут Валерий Дмитриевич, мягко говоря, неточен.
Если бы, скажем, г-н Путин высказался о гуманисте и правозащитнике Гавеле в том же духе, в каком он пять лет назад отозвался на гибель гуманистки и правозащитницы Анны Политковской, мировой скандал был бы неизбежен. И престиж России пострадал бы еще больше, чем это произошло сейчас.
Представление об универсальности прав человека, о ценности любой человеческой личности Латынина отвергает, поскольку оно "противоречит всему, чему нас учат о герое, добре и зле мифы и литература". Главное, считает она, чтобы человек был плохой - тогда его права защите не подлежат.
Итак, маркиз де Кюстин посрамлен. В области законотворчества мы способны не только заимствовать приемы у других, но и изобретать свое. Но тут впору спросить: а зачем? Ведь за пределами России обходятся без "всенародного обсуждения" законопроектов - и как-то у них получается.
"По отношению к антилужковской кампании, слава Богу, все разумные и достойные люди поступили по пословице "волка на собак в помощь не зови". Это утверждение Дмитрия Шушарина верно - но не вполне. Некоторые весьма разумные люди сочли за благо подключиться к развернутой Кремлем медиа-атаке на московского мэра.