Умение удивлять - достоинство, которым несомненно обладает министр иностранных дел РФ Сергей Викторович Лавров. В мае он прислал в журнал Foreign Affairs статью о коварном Западе и добром Кремле. Американцы удивились настолько, что отказались печатать текст в изначальном виде. На компромисс Лавров не пошел и опубликовал статью в журнале "Россия в глобальной политике", на радость и удивление отечественным читателям.

Все было бы вовсе замечательно, если бы пафос момента не испортил гадкий Березовский, выпустивший параллельно в украинской прессе статью-обращение к президенту Путину о коварном Кремле и добром Западе. Ее, в свою очередь, отказались публиковать российские СМИ. И если Борис Абрамович в письме к президенту изъясняется в стиле блатной фени, Сергей Викторович, наоборот, сопроводил свое обращение к людям доброй воли апелляциями к учению Христа.

Впервые, кажется, российский политик столь высокого ранга не просто говорит о созидательной роли религии, но прямо ссылается на положения христианства. Подобное раньше приходилось слышать только от президента Буша.

Понятно, что Лавров изначально пользуется той же логикой, что и Березовский. БАБ вульгарным тоном пытается напомнить Путину и читателям, что он и сам в свое время был причастен к клоаке, из которой вышел российский президент, но затем расстался с ней обновленным, в то время как Путин продолжает царствовать, разнося по миру свое болезненное влияние. Лавров указует оппонентам России, что мы, русские, в силу соборности даже чуточку большие христиане, чем европейцы, и поэтому не верить и вредить нам не надо, а надо нас любить и нам не мешать во благо всего человечества.

Статья министра показывает, как личная религиозность становится элементом российской общественной жизни. Автор видел в частном альбоме одного монашествующего клирика фотографии его совместной с семейством министра финансов Алексея Кудрина поездки в Иерусалим. Лидер петербургских "несогласных", возможный кандидат в президенты от оппозиции Сергей Гуляев признался в значимости для него посещения Афона.

Для российского политика декларативная религиозность вроде бы не несет таких прямых дивидендов, как, например, признание в любви к футболу, дзюдо или "культурному отдыху". Ведь все политические проекты с участием религии, коих, начиная с 90-х годов в России было множество, оканчивались крахом из-за равнодушия избирателей. Однако надо признать, что в России медленно, но верно растет число людей, для которых религия играет важную роль в личном самоопределении. Обычно такие люди далеки от конфессиональных противоречий и споров. Именно они, возможно, в первую очередь являются носителями "золотого правила" - "не делай никому того, чего не хочешь, чтобы делали тебе". Трудно сказать, почему универсальные социальные принципы открываются им в первую очередь в религиозном опыте, а не в гражданской позиции, как это часто бывает на Западе.

Естественно, такое зацикленное на персональном состояние не защищает их от стереотипов в восприятии глобальных процессов. В таких условиях открытость и благорасположенность к миру в какой-то момент могут смениться клерикальной раздражительностью и враждебностью. А могут, наоборот, вылиться в активную экуменическую деятельность.

Именно в такой среде, как правило, появляются богословы, адаптирующие вероучение к злобе дня. Люди, поклоняющиеся букве отдельной религии, способны сказать лишь, какой их вера была вчера. Обладатели имманентного религиозного опыта способны задаться вопросом, какой ей суждено быть завтра.

Отрицание, игнорирование этого факта чревато печальными последствиями. Так, например, ученые, обрушившиеся в известном письме на амбиции церкви как консервативного социального института, зачем-то атаковали теологию, объявив ее чуть ли не реакционными бреднями. В итоге досталось от академиков не только и не столько чиновникам от патриархии, защищенным госзаказом на имперскую идеологию, сколько людям, призванным сдержать напор клерикализации изнутри самой религии.

Не будем сейчас говорить о том, в каком статусе находится теология как дисциплина за рубежом (поверхностный аргумент, активно и безрезультатно использованный в споре обеими сторонами). Важнее то, что в XX веке теология (не только в Европе, но и в России) вышла за узкие доктринальные рамки и стала играть поистине гуманную и гуманитарную роль (пренебрегая подчас конфессиональными ограничениями).

Серен Кьеркегор, Владимир Соловьев, Пауль Тиллих, Мартин Бубер, Романо Гвардини, Жак Маритен, Александр Шмеман, Антоний Сурожский, Иоанн Павел II, Александр Мень - разве эти люди стояли на пути прогресса, препятствовали развитию познания? Обвинять их в религиозном мракобесии так же нелепо, как попрекать современных верующих бедами Галилея или гибелью Джордано Бруно.

Теология с точки зрения академиков-материалистов не наука? Но это же можно сказать о половине нынешних гуманитарных дисциплин. Между тем именно теологии присущи удивление и вопрошание - выход за пределы устоявшихся формулировок и попытки найти ответы на эти вопросы на языке современного ей знания (в том числе и научного).

Здесь ученые могли бы выступить в качестве контролеров последовательности и систематизма религиозного мышления, а не ревнивцев, яростно оберегающих свой удел. Вместо академиков-физиков несостоятельность клерикальных претензий высветил академик-лирик Андрей Зализняк, саркастически заметивший: "Девочка-пятиклассница имеет мнение, что Дарвин не прав, и хороший тон состоит в том, чтобы подавать этот факт как серьезный вызов биологической науке".

Правды ради надо заметить, что академики восстали вовсе не на теологию как таковую, но лишь против ее проникновения в ВАК. С теологическим бакалавриатом у нас худо-бедно ладит все научное сообщество. Полагаю, вопрос о том, нужна или нет теология в ВАКе, не так уж требует активного общественного обсуждения.

Правды ради можно вспомнить, что и академик Гинзбург не раз признавался в симпатиях к деизму, который в основе своей является как-никак теологической позицией.

Правды ради стоит признать, что и ваш многословный слуга получил в свое время теологическое образование в качестве первого и основного. И это не помешало ему (без всякой протекции со стороны священноначалия) участвовать в научном дискурсе и преподавать религиоведение в государственном вузе без обвинений в церковной пропаганде.

Другое дело, есть опасность, что теология в нашей стране погибнет, не родившись: на всех теологических факультетах, которые обслуживают продвижение ОПК, ни удивление, ни вопрошание не приветствуются. И лукавит Андрей Кураев, вспоминая в числе православных культурологов, например, Георгия Петровича Федотова. Не в чести сейчас его взгляды у патриархийных стратегов: ведь Федотов считал, что Святой Дух не только присутствует в культурах всех народов, но и причастен любому творческому акту, даже формально кощунственному. Такие мысли плохо вяжутся с идеей о соборном православном универсуме, тиражируемой ныне.

Если не появится объединение, противопоставляющее диктату формальной доктрины опыт осмысления веры, рано или поздно мы столкнемся с тем, что искренние стремления разумных религиозных людей будут имитироваться и использоваться симулянтами веры.

Досье: Наука и религия