Июль 2007 года ознаменовался яркими антиклерикальными выступлениями академиков РАН и членов Общественной палаты. Последовала бурная реакция православной общественности. В СМИ активизировалась полемика о взаимоотношениях науки и религии, а также о роли церкви в современном российском обществе. Речь идет прежде всего о преподавании в школах основ православия.

Предлагаем вашему вниманию очерк Владимира Абаринова, а также отклики на письмо академиков.

Письмо академиков в защиту науки от религии всколыхнуло стоячее болото православно-патриотического лагеря. Поскольку интеллектуальный ресурс этого стана невысок, авторов послания начали, по обыкновению, шельмовать, искать скрытые (разумеется, низкие) мотивы и выявлять тайных заказчиков "русофобской" акции. Вместо серьезного разговора опять балаган и конспирология.

Между тем письмо ученых ставит вопросы, от которых трудно отмахнуться и которые, в сущности, еще не обсуждались современным российским обществом. Речь идет об отношениях науки и религии. Противоречат ли они друг другу? Совместимы ли друг с другом? Соприкасаются ли они? Cуществует ли "конфликт интересов"?

Ответы на эти вопросы не так просты, как кажется.

В глубокой древности не существовало профессии "ученый". Основы естественных наук были заложены служителями культа – египетскими и вавилонскими жрецами. Восточные цивилизации были всецело религиозны: правитель был божеством и верховным жрецом, храм – не только идеологическим и культурным, но и научным центром. Жрецы вели астрономические наблюдения и создавали календарь, учили строить и сеять, проникали в тайны мироздания и человеческого тела. Космогония была основана на мифе. Однако это не помешало египтянам составить карту звездного неба, а вавилонянам достигнуть высокого уровня развития в математике – за тысячу лет до Пифагора они сформулировали названную его именем теорему и открыли начатки алгебры.

О науке античного мира в советских учебных заведениях говорили, что она делится на два направления: "линию Демокрита" и "линию Платона", иными словами – материалистическую и идеалистическую. Но о наиболее крупных ученых античности приходилось говорить, что их взгляды "страдали дуализмом". Таков, к примеру, выдающийся римский медик Гален [spravka Справка] , живший во II веке н. э., чьи труды в течение 14 столетий оставались в Европе главным источником знаний о человеческом организме и фармакологии. Он верил в теорию психической пневмы - нематериальной субстанции, вырабатываемой головным мозгом и нервной системой - и с этих позиций объяснял физиологические процессы. Учение о пневме – Святом духе, третьем лице Троицы – вошло в христианский символ веры.

То же самое относится и к александрийцу Птолемею [book Птолемей. Математическое сочинение в тринадцати книгах] , современнику Галена, чья геоцентрическая теория строения Солнечной системы стала высшим достижением античной астрономии и оставалась непреложной научной истиной вплоть до конца XV века. Птолемей [book Книга о Птолемее] был одновременно и крупнейшим астрологом, описавшим влияние небесных тел на дела земные.

Вообще жизнь древних цивилизаций в значительно большей мере определялась религиозными факторами, чем об этом принято думать. В романе Торнтона Уайлдера "Мартовские иды" [book Книга] Цезарь жалуется в частном письме: "Я правлю несчетным числом людей, но должен признать, что мной правят птицы и раскаты грома". Речь идет о предсказаниях авгуров – жрецов, гадавших по полету и крику птиц, а также по атмосферным явлениям. Наблюдения за птицами – ауспиции – велись постоянно. Слово авгуров было истиной в последней инстанции – без их одобрения нельзя было ни провести выборы, ни вступить в битву. Посредством грома и молнии с римлянами общался сам Юпитер. Если коллегия авгуров приходила к выводу, что знамение было ошибочно истолковано как благоприятное, а на самом деле оно предвещало беду, это было основанием для отмены результатов выборов или закона, принятого в неблагоприятный день.

Помимо авгуров были гаруспики, гадавшие по внутренностям жертвенных животных. А в поход войско брало с собой клеть со "священными" курами – если они вдруг отказывались клевать пшено, сражение откладывалось даже в самой выгодной позиции.

Роль предсказаний в Риме была настолько велика, что английский историк-античник Уильям Смит пришел к мысли [spravka Статья об авгурах] о том, что "римское государство было разновидностью теократии: его правителями были боги, и посредством ауспиций они объявляли свою волю представителям народа".

Ауспиции отнюдь не были архаическим институтом, ритуалом, которым политики пользовались к своей вящей выгоде – такую точку зрения можно встретить в популярной литературе. В словарях крылатых слов Цицерону обычно приписывается ироническое выражение "улыбка авгуров", обозначающее шарлатанов, не верящих в собственные трюки; однако при ближайшем рассмотрении выясняется, что фраза Цицерона в трактате "О природе богов" [book Текст трактата] (I, XXVI, 71) имеет совершенно иное значение – она была переосмыслена французскими просветителями, приняла вид deux augures ne peuvent se regarder sans rire ("два авгура не могут смотреть друг на друга без смеха") и в такой редакции вошла в другие языки. Цицерон сам был пожизненным авгуром и не позволял себе насмешек над этой кастой избраннных. Цезарь же в начале своей карьеры был фламином (жрецом) Юпитера.

Была ли христианская церковь гонителем науки? Напротив. В раннее Средневековье, эпоху варварства, культурное наследие античности было почти забыто и большей частью погибло бы, если бы не монастыри, сохранившие в своих библиотеках книги древних авторов. Этими сокровищницами сполна воспользовались отцы и учители церкви. Нет ничего более далекого от исторической правды, чем представление о них как о людях ограниченных и невежественных. Они были людьми высокообразованными, осведомленными в последних достижениях науки. Достаточно открыть любое из сочинений, например, Фомы Аквинского [dossier Биография, сочинения, исследования, ссылки] , чтобы убедиться: автор свободно владеет не только философским арсеналом античности, но и из первых рук знает Зенона, Евклида, Авиценну. Петр Абеляр [dossier Биография, сочинения, исследования, ссылки] , Дунс Скотт [dossier Биография, сочинения, исследования, ссылки] , Роджер Бэкон [dossier Биография, сочинения, исследования, ссылки] , Уильям Оккам [dossier Биография, сочинения, исследования, ссылки] – имена этих христианских монахов-богословов вписаны золотом в историю философии и науки.

Кризис в отношениях науки и церкви назревал постепенно и был связан с развенчанием Птолемеевой модели Вселенной, причем сделали это именно христианские мыслители. Первым в истинности геоцентрической системы усомнился немецкий богослов, кардинал Николай Кузанский (1401-1464). При чтении его трактата "Об ученом незнании" и сегодня захватывает дух от дерзновенности автора.

"Наша Земля, - пишет он, - в действительности движется, хоть мы этого и не замечаем, воспринимая движение только в сопоставлении с чем-то неподвижным. В самом деле, если бы кто-то на корабле среди воды не знал, что вода течет, и не видел берегов, то как был он заметил движение судна? В связи с этим поскольку каждому, будь он на Земле, на Солнце или на другой звезде, всегда будет казаться, что он как бы в неподвижном центре, а все остальное движется, он обязательно будет каждый раз устанавливать себе разные полюса... Окажется, что машина мира будет как бы иметь повсюду центр и нигде окружность. Ибо ее окружность и центр есть Бог, который всюду и нигде".

Прошел еще век, прежде чем польский священник Николай Коперник разработал новую, гелиоцентрическую модель "машины мира". Свою книгу "О вращении небесных сфер", изданную в Нюрнберге в 1543 году, Коперник посвятил папе Павлу III, причем в посвящении назвал духовные лица высокого сана, благословившие ее издание. "В свете этого, - отмечает в своей "Истории натурфилософии" Иван Лупандин, - нелепым выглядит утверждение Энгельса, что Коперник "бросил вызов церковному авторитету".

Коперник в своей книге нисколько не сомневается в "авторстве" Создателя. "Таковым является сие божественное произведение Превосходного и Величайшего Мастера", - пишет он, излагая свою концепцию мироздания.

Геоцентрическая модель мира ни в коей мере не была продуктом религиозного сознания. В Библии просто ничего не сказано о том, как устроен мир. Единственная фраза на эту тему гласит: "Он распростер север над пустотою, повесил землю ни на чем" (Иов 26:7). И ведь и впрямь Земля висит ни на чем.

Теория Коперника никоим образом не разрушала христианское мировоззрение. Она не произвела переворота в сознании его современников и оставалась красивой гипотезой, которую церковь не видела необходимости оспаривать. И лишь спустя 70 лет, когда Коперника давно уже не было в живых, на авансцену вышел беглый монах-доминиканец Джордано Бруно.

Судебный процесс Бруно и его казнь на костре по сей день остаются самым серьезным обвинением в адрес католической церкви, главным аргументом в споре адептов позитивистской науки с христианством. Между тем процесс этот остается во многом загадкой. Многие документы дела не сохранились, некоторые сознательно скрывались. Самое поразительное, что приговор, оглашенный перед казнью, не содержал изложения вины осужденного – в нем утверждалось, что Бруно – закоренелый и нераскаявшийся еретик, но в чем заключается его ересь, толпе осталось неведомо.

Эта таинственность породила версию о том, что Бруно отдал жизнь за свои научные взгляды, в корне противоречившие христианской доктрине, а именно – за свою идею множественности миров. Современные исследователи считают эту точку зрения неосновательной. Бруно не был астрономом. Никакой самостоятельной научной теории он не создал. Множественность миров, о которой он узнал из произведений Николая Кузанского, и гелиоцентрическая система Коперника понадобились ему для подкрепления созданного им вероучения – пантеистической религии сродни язычеству, которое сам он называл "философией рассвета" и "героическим энтузиазмом". В отличие от других еретиков, которые считали себя истинными христианами, Бруно перешагнул грань – он открыто отрицал догматы христианства; бесконечное множество миров означало, что Спаситель приносил себя в искупительную жертву бесчисленное множество раз в каждом из этих миров либо жертвы не было вовсе.

Судебное следствие продолжалось восемь лет, Бруно измучил и себя, и своих судей. Он не хотел каяться, а они не могли оправдать врага церкви. Современный комментатор процесса Юлий Менцин видит причину трагической развязки в том, что Бруно, не будучи серьезным ученым, "не знал, как развивать свою философию дальше", и потому оказался неспособен на тактическое отступление, как это сделал впоследствии Галилей. Настоящими революционерами науки, пишет Менцин, оказались "не представлявшие себя вне христианства Галилей, Декарт, Ньютон".

Этот список можно дополнить именами Паскаля, Кеплера, Пастера, Фарадея, Рентгена, Ома, Максвелла, Планка...

Новый виток конфликта науки и религии пришелся на середину XIX века, когда наука решила, что в состоянии дать целостную картину мира, исчерпывающее объяснение всех тайн природы. Этой самонадеянности способствовал целый ряд важнейших открытий, в том числе "Происхождение видов" Чарльза Дарвина. Однако уже в 80-е годы того же века наступает кризис научного мировоззрения. Грань веков стала временем повального увлечения мистическими и эзотерическими учениями. Грань тысячелетий – и вот о конфликте науки и религии заговорили в России...

Ссылки:

Античная наука

Понятие атеизма в истории западноевропейской мысли (От античности до Нового времени)

Пиама Гайденко. История новоевропейской философии в ее связи с наукой

Витторио Мессори. Черные страницы истории церкви

Семен Франк. Религия и наука

Борис Раушенбах. Миф об антигонизме научного и религиозного мировоззрения

Александр Мень. Истоки религии

Марсель Гоше. Когда наука становится религией

Серж Ютен. Благочестивые алхимики

Сергей Вавилов. Богословские и исторические работы Ньютона и его религиозные воззрения

Макс Планк. Религия и естествознание

"Мы верим..." Современные ученые о Боге

Церковь в современном мире. Документы II Ватиканского собора

Основы социальной концепции РПЦ

Алексий II: "Кто кто хочет считать, что он произошел от обезьяны, - пусть так считает".

Бенедикт XVI: "Эволюция существует, но ее недостаточно, чтобы ответить на все главные вопросы".