"Сатирикон" вооружил уста
Странное дело, ведь прошлой осенью сомнений никаких не было в том, что они обо всем договорились: "Сатирикон" и Минкульт. Константин Райкин на съезде СТД резко выступил против цензуры, мракобесия и замминистра культуры Аристархова - невежды и сталиниста, и это означало, что театру нужны деньги. Деньги нашлись, и с тех пор, год целый, мы ничего не знали о том, что народный артист думает о цензуре, мракобесии и Минкульте. Мы полагали, что инцидент исчерпан и "очень страшные времена", о наступлении которых горевал художник, кончились. Пришли наконец времена иные.
Оказалось, рано мы радовались, утирали пот, переводили дух. Новое обращение Константина Аркадьевича к городу и миру ясно свидетельствует о том, что мрачная эпоха продолжается. Сами посудите: строительство нового здания театра, возглавляемого Райкиным, практически заморожено, а творческий коллектив "Сатирикона" замучили прокурорскими проверками. Нужны ли еще доказательства того, что страна погружается во тьму? Разумеется, не нужны, и режиссер их не приводит.
Впрочем, назвать ситуацию совсем уж безнадежной все-таки нельзя. С одной стороны, силы вселенского зла в лице министра Мединского, который "не может простить" артисту "высказывания на съезде" годичной давности и того, что он "несколько раз уличал его в неправде", творят расправу над театром. Но, с другой стороны, имеются же и "высокие властные инстанции, которые находятся над Министерством культуры", и к ним, называя их "дорогими друзьями", апеллирует Константин Аркадьевич. В надежде, что они "урезонят" злодея, который буквально преследует артиста. Забывая, кстати, о том, что художественный руководитель "Сатирикона" является лауреатом государственных премий, что у него "два ордена за заслуги перед Отечеством", и эти замечательные награды ему "вручали три президента, среди них Владимир Владимирович Путин".
Правда, Владимир Владимирович пока не откликается на смелые речи художника, и нет уверенности в том, что откликнется, но в Минкульте уже зашевелились. Там, как умеют, ему отвечают, выражая "чрезвычайное удивление" и угрожая. Замминистра Журавский - тот самый, что год назад утешал Райкина и обещал "решать возникающие вопросы в рабочем порядке", - теперь холодно замечает, что "никакого посягательства на строительство нет, потому что строительство не ведется", а прокуроров поддерживает. Были, мол, проверки и в ходе их выявлены системные нарушения, которые предложено устранить. А не то дело может дойти и до суда. После чего, усугубляя конфликт, Райкин не щадит и Журавского. "Он лгун, как и его начальник", - сообщает награжденный Путиным, и тут мы окончательно убеждаемся в том, что настали последние времена.
То есть с деньгами у "Сатирикона" по-прежнему плохо, а с проверяющими органами, о которых год назад ничего не было слышно, еще хуже. Рядом с этими бедами, согласитесь, все прочие проблемы, вроде украинской, сирийской или там невстречи Путина с Трампом, кажутся мелкими. Эпоха, ежели по совести, и нам не очень нравилась, но лишь вчера мы осознали, до чего все запущено.
Если же говорить всерьез и оценивать случившееся всерьез, то более всего сегодня хочется посочувствовать Константину Аркадьевичу. А упрекать его в наивном эгоизме или вспоминать про Крым на сей раз хочется гораздо меньше. Потому что деньги в стране, по крайней мере то бабло, которое выделялось на культуру, постепенно кончаются, а это значит, что в рамках оптимизации бюджетных расходов наверху принято решение поближе познакомить театральных работников с прокурорскими. С целью выявления различных злоупотреблений, без которых невозможно поставить ни один спектакль, и создания общей атмосферы нетерпимости к людям, непригодным к пропагандистской войне, но много о себе возомнившим. К той части творческой интеллигенции, которую уже использовали по полной или неполной программе, а теперь полезно запугать. Разными средствами, начиная с банкротства театра и кончая тюрьмой.
Первыми были Серебренников и его сослуживцы, сидящие ныне под арестом - кто под домашним, а кто за решеткой, и сам Владимир Владимирович уже прокомментировал эти аресты в том смысле, что не следует путать политику с уголовщиной. О том, кого из знаменитостей возьмут в заложники в следующий раз, неизвестно, но страшно многим. Включая увенчанных премиями и орденами, а также доверенных лиц. Вот Константин Аркадьевич и наносит упреждающий удар, избирая мишенью Мединского, которого после всех скандалов бить не то чтобы можно, но не запрещено. И это в общем не новость. Новость заключается в том, что сервильные в недавнем прошлом люди не прекращают бунтовать: то Райкин восстает, то Калягин, то снова Райкин. Обыкновенно с именем Путина на устах, но уже и с некоторой отчаянной иронией в голосе. Боятся, просят, но не верят.
Оказывается, они ни о чем не договорились год назад - министр и режиссер. Или договор нарушен той стороной, у которой власть. Договор, согласно которому придворные артисты не лезут в политику, когда не надо, а когда надо, то в нужный час славят мудрого короля и за это их осыпают милостями и дарят рублем и никакой следователь не смеет соваться в их творческую лабораторию и в бухгалтерию. Договор отменен, и мастера сцены протестуют, бичуя эпоху и нравы, выкладывая перед троном все свои награды и надеясь, что справедливый законно избранный призовет к ответу обнаглевших бояр. Или хоть не посадит челобитчиков, не отберет у них театр, не выдавит из страны. Что ж, понадеемся вместе с ними.
Блоги
Статьи по теме
Немая сцена
А в крови умение приспосабливаться к условиям, созданным по окончании эпохи тотального террора, и эти навыки диктовали текст коллективного обращения к начальству, которое зачитывала перед Гоголь-центром Чулпан Хаматова. Поражающего готовностью сдать неких "лиц", хозяйствующих, что ли, субъектов, лишь бы их не подвешивали на дыбе в ходе следствия.
Вызов и поклон
Завершая свою речь и влекомый гневом, Райкин заговорил про времена, в которые живем. "...Очень трудные времена, очень опасные, очень страшные; очень это похоже...", - начал было описывать эпоху артист, но, к счастью, сразу же оборвал себя. Поскольку тут он, конструктивно протестующий против отдельных проявлений цензуры, вступал на зыбкий путь безответственного критиканства.
Когда пришли
Когда пришли за украинцами, Константин Аркадьевич рассказывал, как часть его тонкой натуры радуется оккупации Крыма, и делился волнениями по поводу трудной судьбы любимого им "русского города Севастополя". А когда пришли за Константином Аркадьевичем, оказалось, что особо и некому его поддержать в крике о свободе творчества.