Демонстрация у Казанского собора. 1876 год

В мае этого года известный публицист-антимайданщик Николай Стариков приехал в Российский государственный гуманитарный университет, чтобы прочесть студентам лекцию о происках мировой закулисы, вот уже который век стремящейся погубить Россию. Но студенты слушать его не пожелали. Один из них впоследствии объяснил свою позицию так: "Мы просто не могли молча принять присутствие этих людей в РГГУ, мы должны были ответить на оскорбление, коим является лекция специалиста по конспирологии, геополитике и травле "национал-предателей".

Сам Стариков утверждал, что лекция все же состоялась, а попытка помешать оратору была "провокацией" немногих либералов, засевших в РГГУ, в том числе и из числа преподавателей.

Зато пресса охранительного направления закатила форменную истерику. Особенно усердствовал портал "Культура", разразившийся, помимо гневных комментариев, опросом. Читателей спросили: "Как, на ваш взгляд, остановить превращение государственных вузов в рассадники либерализма и кузницу кадров для российского майдана?" Меры предлагались следующие:
- Регулярно ротировать преподавательский состав, отсекая педагогов, известных русофобскими высказываниями и причастностью к сомнительным западным НКО.
- Активнее агитировать за среднее профессиональное образование как альтернативу бесчисленным "юристам" и "экономистам". У кого есть дело в руках, тот бунтовать не пойдет.
- Взять за основу рецепт Александра III, надолго успокоившего Россию после "террора народовольцев", - сократить число вузов и поднять стоимость обучения для коммерческих студентов.
- Оставьте в покое, пусть перебесятся. Студенты во все времена фрондировали, но получив диплом и поумнев, становились сознательными и законопослушными членами общества.

Большинство посетителей сайта (47 процентов) проголосовало за "отсечение" преподавателей-русофобов. Второе место занял ответ "пусть перебесятся" (26 процентов). Видимо, такой результат не устроил редакцию "Культуры", и она развернула атаку на "пятую колонну", окопавшуюся в вузах.

Именно здесь идет главная битва за умы - потому что тут формируется будущее нации, ее интеллектуальные силы, те, кто потом сам будет формулировать представления о добре и зле: через книги и учебники, фильмы и статьи, масс-медиа и блогосферу. И, надо сказать честно, сейчас в этой среде формируется ударная сила будущей русской революции... Либеральная прозападная профессура, это проклятие России, уже дважды за столетие ввергавшая ее в хаос, ждет реванша за Болотную, за Крым, за православных-чекистов - и они воспитают наших детей так, что мало нам не покажется.

Так писал один из колумнистов "Культуры" в тексте под заголовком "Бомба замедленного действия", уже без околичностей приравнивая инакомыслящих к террористам. Другой текст, озаглавленный "Конвейер оппозиции", был посвящен специально факультету журналистики МГУ:
Выпускники и преподаватели журфака составляют заметный отряд радикального оппозиционного истеблишмента... Иностранные фонды пустили корни на журфаке МГУ с начала 90-х...

Для подкрепления этой оценки портал опубликовал две статьи под общим заголовком "Неуд для патриота":
Абитуриенты жалуются, что экзаменаторы занижали оценки как раз тем, кто поддерживает присоединение Крыма и считает, что Россия не ведет войну с Украиной.

В первом случае речь шла о том же журфаке МГУ, во втором - о филиале Государственного университета управления в Обнинске, где преподаватель не сошелся со студенткой взглядами на украинский вопрос и поставил ей за это "неуд".

"Культуру" называют маргинальным изданием, но в данном случае затеянная ею кампания отвечает новейшим веяниям. В последние годы в России появилась группа авторов, навязывающих так называемую "российскую модель" высшего образования в противовес европейской. Возглавляет эту группу Евгений Олесеюк, закончивший Саратовский авиационный техникум и Всесоюзный юридический заочный институт, в далеком прошлом - ректор Таганрогского, затем Ростовского пединститутов. Это автор концепции "нового прочтения" истории высшего образования в России. В своих исторически-педагогических изысканиях он постоянно подчеркивает, что опирается на мудрые предначертания вождя нации:

С высоты прошедших столетий выявляются невидимые ранее грани университетского строительства, и глубоким смыслом наполняются слова В.В. Путина на VII Всероссийском съезде ректоров... Говоря о русской модели образования, В.В. Путин по сути высказал давно назревшую в общественном сознании антитезу известной оценке П.Н. Милюкова, долгие годы определявшей тональность, доминирующую в исследованиях по истории и теории отечественной высшей школы. "С тех пор как Екатерина II создала в конце своего царствования первую правильно организованную среднюю школу, - заявил в свое время лидер русских либералов, - а Александр I в первые годы своего царствования положил начало сети русских университетов, гонение министерства народного просвещения против русского просвещения не прекращалось".

Иными словами, не было никакого противостояния университетов и власти. Мутили, конечно, воду профессора-либералы вроде Грановского или Бориса Чичерина и бунтовщики-студенты, но "государство-демиург" кропотливо и бережно создавало систему высшего образования, в которой "высокая духовность и гражданственность" сочетались с "неизбывной внутренней энергетикой и жизнестойкостью". "Некоторые ученые, - поясняют авторы этой лысенковщины, - склонны видеть в этом влияние тысячелетнего православия на Руси с его этикой, соборностью, общинностью, идеей коллективного спасения". Как видим, со скрепами у Олесеюка и других ревизионистов все в порядке.

Эти наукообразные опусы подверглись сокрушительной критике специалистов, с легкостью доказывающих обыкновенное невежество их авторов. "Желание за обилием размытых и нечетких формулировок уйти от конкретного анализа в указанных работах не случайно, - пишет, например, профессор МГУ Андрей Андреев. - Оно скрывает множество исторических ошибок, возникающих при попытках представить известные факты в "новом прочтении".

Пытаясь доказать самобытность российской высшей школы, Олесеюк и его соавторы замалчивают, искажают или отрицают тот факт, что первые российские университеты создавались по образцу европейских. Вопрос об университетской автономии и академических свободах они считают третьестепенным и одобрительно цитируют ректора МГУ Виктора Садовничего, искусно подменяющего понятия:
Абстрактно автономия - это степень независимости, но не от государства, как многие думают, а от чиновников правительства. Я не разделяю крайностей, выражающихся в любой конфронтации с правительством. Московский университет - университет государственный. А это значит, что он не может быть в стороне от дел государства.

На самом деле этот вопрос составлял основное содержание университетских реформ и контрреформ второй половины XIX века и студенческого движения, наполненного драматическими эпизодами. Студенты протестовали против вмешательства властей во внутренние дела университетов - за участие в демонстрациях и стачках их исключали, забривали в солдаты, закрывали целые университеты.

Адмирал Путятин, назначенный министром народного просвещения в 1861 году, смотрел на университеты именно так, как смотрит "Культура", - как на рассадники опасного свободомыслия - и задался целью "водворить дисциплину в распущенной толпе студентов". Он ввел обязательное посещение лекций, отменил бесплатное обучение малоимущих студентов (при его предшественнике Евграфе Ковалевском бюджетником был каждый второй) и запретил кассы взаимопомощи, собиравшие деньги для бедных студентов.

Действия Путятина спровоцировали волну студенческих волнений, которую министр внутренних дел Петр Валуев назвал в своем дневнике "университетским восстанием". Узнав о новых правилах в начале учебного года, студенты Петербургского университета отказались посещать занятия. Университет был закрыт. Начались демонстрации. В город были введены войска, полиция провела аресты вожаков. События развивались по спирали: за все более многолюдными демонстрациями и сходками следовали новые аресты, за арестами - еще более масштабные акции гражданского неповиновения. Число студентов, содержавшихся в Петропавловской крепости, достигло 335 человек.

"Я студент и кричать на себя не позволю", - говорит Раскольников помощнику квартального надзирателя. "Вот они каковы, - не унимается помощник квартального, - сочинители, литераторы, студенты, глашатаи..." Действие "Преступления и наказания" разворачивается в 1862 году. Лишь по случайности Раскольников не забредает на какую-нибудь студенческую сходку.

В конце концов 18 июня 1863 года Александр II утвердил новый университетский устав, самый либеральный в истории России, устав, о котором нынешним студентам остается лишь мечтать.

Студенческая революция как будто завершилась победой. Но за годы борьбы в России появилось потерянное поколение. Когда студентам закрытых университетов стало негде учиться, Герцен из Лондона призвал их "идти в народ". 4 апреля 1866 года бывший студент Дмитрий Каракозов, исключенный из Казанского и Московского университетов за неуплату, стрелял в царя в Летнем саду. А в октябре 1877 года в Петербурге начался крупнейший за всю историю России политический суд - "процесс 193-х". То были участники "хождения в народ". В 1884 году был принят новый университетский устав, уничтоживший автономию университетов.

В феврале 1898 года пост министра народного просвещения занял выдающийся правовед, бывший ректор Московского университета Николай Боголепов. Человек не чуждый либеральных убеждений, но мягкий и нерешительный, он ничего не мог поделать со студенческим бунтом и в конце концов был вынужден согласиться с мерой, предложенной министром финансов Сергеем Витте. 29 июля 1900 года Николай II утвердил "Временные правила", по которым студентов могли отдавать в солдаты "за дерзкое поведение, за грубое неповиновение начальству, за подготовление беспорядков или производство их скопом в стенах заведений и вне оных".

Боголепов согласился, поскольку считал отдачу в солдаты меньшим злом: по отбытии воинской повинности можно было снова поступить в университет, а исключенный за политику это право терял. В начале 1901 года он распорядился применить "Временные правила" к 183 студентам Университета Св. Владимира в Киеве. 14 февраля в приемной министра в него выстрелил из револьвера бывший студент Петр Карпович, исключенный из Московского и Юрьевского университетов за политическую деятельность. Министр с простреленной шеей рухнул наземь и спустя две недели скончался.

4 марта в Петербурге на площади Казанского собора прошла студенческая демонстрация, завершившаяся ее разгоном силами полиции и казаков и имевшая громкий резонанс в Европе. Наконец, наиболее массовые студенческие выступления в России имели место осенью 1910 года по случаю смерти Льва Толстого. Траурные собрания и сходки перерастали в шествия под лозунгом "Долой смертную казнь". Власти привычно ответили разгоном.

Неужели всего этого не было? Разве все это учинила жалкая кучка смутьянов? Впрочем, у нас теперь и революция трактуется как злополучный исторический вывих, досадное искривление столбовой дороги русской цивилизации. Об этом очень точно написал недавно Илья Будрайтскис:
Революция произошла лишь потому, что заговорщики не были обезврежены. А "урок" революции предназначается в первую очередь полиции, которая впредь должна работать эффективнее.

И как похожи инвективы нынешних охранителей на статьи Михаила Каткова, яростного противника академических свобод, антимайданщика эпохи Александра III. Он тоже требовал оградить юношество от пагубных влияний, закупорить студенчество в колбе "чистой науки":
Молодые люди, нередко сбиваемые с толку старшими, напрасно воображают, что они лучше приготовятся к жизни, если школа, в которой они учатся, будет ареной, открытою для внешних возбуждений. Нет, напротив, сильными характерами и уважительными деятелями выходят те, кто не портит себе жизни предварительною игрой в нее и долее выдерживает себя на искусе, развивая и укрепляя свои силы.

И ему тоже было ясно, что молодежь сбивают с пути истинного враги России:
Нас впрочем не удивляет то, что отъявленные враги Русского государства и русского образования для борьбы против этого устава (1884 года. - В.А.) подают руку петербургским официальным либералам: эти руки не раз соединялись и прежде во всякой интриге, имеющей своим лозунгом: чем хуже, тем лучше...

Катков был убежден, что внутренняя оппозиция действует по наущению и поддержке заграницы - у него это называлось "польской интригой". Об этом же без устали строчит свои опусы Николай Стариков. О том, как коварная закулиса вербует российских детей еще в школе, поведал недавно миру президент:
Мы с вами знаем, наверное, а может быть, кто то и не знает: так называемые иностранные фонды по школам работают, сетевые организации просто шарят по школам Российской Федерации много лет под видом поддержки талантливой молодежи. На самом деле как пылесосом высасывают просто - прямо со школы абитуриентов берут, на гранты сажают и увозят.

Как при Петре, который отправлял боярских детей в ученье в Европу, родителей и сегодня пугают Неметчиной, где проклятые еретики зомбируют и развратят российских недорослей.

Травля профессуры, отклоняющейся от генеральной линии, - составная часть плана обскурантистской реформы образования, прежде всего гуманитарного. Именно этот обскурантизм скрывается под президентским эвфемизмом "дать объективную оценку историческим фактам" и идеей единого школьного учебника истории. Вместе с навязчивой государственной опекой общество заболевает опасной хворью - инфантилизмом. Появляется тип "вечного студента" - Пети Трофимова из "Вишневого сада", резонера в поношенной студенческой шинели, зовущего к какой-то "яркой звезде" и "высшей правде", а баба в вагоне называет его "облезлый барин".

Ни тогда, ни теперь охранители не понимают, что причины возмущения - студентов ли у Казанского собора, участников ли протестов на Болотной - не злонамеренные козни заграничных "русофобов", а их собственные тупые попытки ввести единомыслие в России.