Интересное предложение Евгения Ясина создать в России "теневое правительство" и скептическая реакция на него Гарри Каспарова - повод задуматься, что такое оппозиция, зачем она и чем бы ей заняться.

В июне 1838 года декабрист Михаил Лунин писал сестре Екатерине Уваровой из Сибири:

Мое прозвище изменилось во время тюремного заключения и в ссылке, и при каждой перемене становилось длиннее. Теперь меня прозывают в официальных бумагах: государственный преступник, находящийся на поселении. Целая фраза при моем имени. В Англии сказали бы: Лунин член оппозиции. Ведь таково в сущности мое политическое значение. Я не участвовал в мятежах, свойственных толпе, ни в заговорах, приличных рабам. Мое единственное оружие - мысль, то согласная, то в разладе с правительственным ходом, смотря по тому, как находит она созвучия, ей отвечающие. В последнем случае не из чего пугаться. Оппозиция свойственна всякому политическому устройству. И при теперешнем порядке вещей в России есть своя оппозиция; но она выражается поездками за границу или жительством в Москве и состоит из людей, обнаруживших свою неспособность или наворовавших по службе.

Возможно, это вообще первое употребление в русском языке слова "оппозиция" в политическом смысле. Собственно, Лунин говорит о своем праве на инакомыслие и отнюдь не рассматривает его как орудие в борьбе за власть. Характерна и насмешка над казенной фрондой - отставленными от дела сановниками.

Диссиденты на Руси были всегда, а вот оппозиции не было. Да и мудрено было бы ей быть рядом с застенками Тайной канцелярии. Были придворные "партии", то есть просто группировки вельмож, боровшиеся между собой за "доступ к телу" и влияние на монарха, были заговоры - "самодержавие, ограниченное удавкой". В 1730 году, когда безвременно скончался Петр II, член Верховного совета князь Дмитрий Голицын решил, что пора: призванной на царство Анне Иоанновне послали на подпись "кондиции", по которым вся реальная власть переходила к "верховникам". Но против "верховников" ополчилась остальная знать, и новая императрица на глазах у всей аристократии и высшего духовенства преспокойно разорвала бумагу, на которой уже стояла ее подпись.

Валерия Новодворская назвала неудавшийся переворот "великой попыткой", а Георгий Федотов писал, что русские дворяне тогда "предпочли привилегиям верховников общее равенство бесправия".

В 1846 году петрашевцы включили слово "оппозиция" во второй выпуск своего Карманного словаря иностранных слов. Данное ими определение было несколько витиеватым, но не оставлявшим сомнений в том, что они считают оппозицию неотъемлемым элементом уважающего себя государства:

Она есть явление, необходимое при всякой форме быта общественного, ибо она есть не что иное сама в себе, как обнаружение в мире нравственном общего закона противудействия сил, под условием воздействия или взаимнодействия которых совершается развитие всех форм бытия в природе.

На букве "О" издание словаря и прекратилось. За это и подобные этому суждения петрашевцев приговорили к расстрелу, в последний момент замененному каторгой.

Расцвет оппозиционных движений, уже в форме настоящих политических партий, начинается после царского манифеста 17 октября 1905 года. Василий Розанов, с восторгом наблюдавший первые заседания Государственной Думы ("мы переживаем зарождение парламентаризма в России - эпоха несравненной важности!"), уже через несколько недель объят горьким разочарованием: "Увы, горькая истина нашего политического положения заключается в страшном запоздании парламентаризма.. в том, что еще со времен Герцена и Бакунина, т.е. начала царствования Александра II, русское общество заняло позицию гораздо левее парламентаризма". А в 1912 году, окончательно приглядевшись ("Ах, так вот где оппозиция: с орденом Александра Невского и Белого Орла, с тысячами в кармане, с семгой целыми рыбами за столом"), он и вовсе приходит к бесповоротному выводу: "Вся русская "оппозиция" есть оппозиция лакейской комнаты".

Тремя годами прежде вождь кадетской партии Павел Милюков, находясь с визитом в Лондоне, произнес свою знаменитую фразу: "Пока в России существует законодательная власть, контролирующая бюджет, русская оппозиция останется оппозицией его величества, а не его величеству". Самая банальная для слуха англичан, в России она произвела бурю возмущения и вошла в анналы как манифест карманной, сервильной оппозиции.

Но прошло 10 лет после революции, и харбинский мыслитель Николай Устрялов бросил клич:

Пора всей нашей эмиграции переходить к роли "оппозиции Его Величества" по отношению к Москве - т.е. оппозиции сотрудничающей, мирной и честно признающей власть в ее наличной форме.

Подавая пример, Устрялов вернулся в советскую Россию и получил наличными сполна: в 1937 году его расстреляли за шпионаж и контрреволюцию.

Вот краткий курс истории русской оппозиции. Теперь ясно, кто от какой печки танцует.

Предложение Ясина не лишено лукавства. Он прекрасно понимает, что такое теневой кабинет в парламентской демократической системе. Это отнюдь не "клуб экспертов". Это правительство, сформированное партией меньшинства и дожидающееся своего часа - очередных или досрочных выборов. Не кружок политических прожектеров, а реальная, легитимная власть, просто еще не вступившая в должность. В президентской республике США высокопоставленные чиновники проигравшей выборы партии действительно уходят в "клуб экспертов" - многочисленные "мозговые центры", где опять-таки дожидаются следующих выборов. Называется эта ротация кадров "дверь-вертушка": "Сегодня я неофициальное лицо, а завтра, глядишь, официальное".

Но в России-то нет условий ни для первого варианта, ни для второго. Остается устряловщина - недаром Каспаров вспоминает ренегатство Никиты Белых как пример "конструктивного сотрудничества" с режимом.

Сам Каспаров предлагает оппозиционерам всех мастей собраться и создать национальную программу-минимум на случай "резкого изменения ситуации и режимного краха". Дело хорошее. Давно пора. Но было бы любопытно узнать, что именно подразумевается под резким изменением и режимным крахом и кому оппозиционеры будут предъявлять свои "кондиции".