В пятницу вечером были с мужем на Кудринской. Народу немало, блюстителей порядка почти не было. Стояли несколько автобусов полиции, но омоновцев видела всего пару – стояли себе спокойно, болтали друг с другом. В целом ощущение гораздо более приятное, чем от лагеря на Чистых прудах. Во многом потому, что на газонах никого нет, нет разбросанных пенок и прочего барахла, как это было на ЧП, особенно под конец, и что отдавало (что уж там скрывать) бомжеватостью и маргиналом. В целом все выглядит гораздо симпатичнее: люди прогуливаются, сидят на лавочках, общаются, песни поют. В общем, цивильно, чисто и мило.

Мы прогулялись и сели покурить на скамейку на внешнем периметре сквера. Рядом сидела компания и пила пиво и вино. Я думала – какие-то левые, но нет, оказалось, что вроде как «свои», протестующие. Хотя «свои» в лагере понятие очень и очень относительное, ибо кого там только нет: и интеллигенция, и, скажем так, рабочий класс, и какие-то юноши с бритыми висками (то ли националисты, то ли фанаты), и просто городские сумасшедшие. Дреды, велосипеды, айпады, видеокамеры – все есть. Застали мы импровизированную выставку художников. Продлилась она недолго: подошли менты и попросили картины убрать.

Особая категория – люди в штатском. На Чистых я их так отчетливо не видела, а тут они все были как на ладошке, т.к. даже ночью в сквере очень светло и просторно. Ходят все «типа в джинсах», некоторые даже белые ленты привязывают, но по лицам, стрижкам и кричащей неестественности для них этого вот джинсового дресскода совершенно понятно: это сексоты. Интересно, они-то сами понимают, насколько их видно и как они разительно отличаются от тех, кто здесь по зову души?

Вскорости к выпивающим подошли какие-то ребята, поговорили с ними. Бутылки и сами выпивающие исчезли. Зато появилась другая компания: две хорошо одетые девушки и с ними молодой человек. Одна из этих дам, присаживаясь на соседнюю с нами скамейку, радостно с нами поздоровалась. Я было обрадовалась: вот оно, единомышленница не скрывает радости, что пришла к своим! Завязался разговор, и тут дама меня возьми и спроси, показывая на людей в сквере: «Ну как вам этот паноптикум?» Я опешила, а муж тут же нашелся: «А мы тоже к ним относимся». Дама тут же перестала улыбаться. Тут уж я ее спросила, чем же «паноптикум» ей мешает: вроде никто не пьет, не дерется, не шумит (это правда, мы пришли после 23.00, и со стороны переулка совсем ничего не слышно было, мы даже думали, что всех разогнали), чисто, люди песни тихо поют, общаются. Дама (кстати, в хорошем костюме, с дорогими часами на руке, с хорошей сумкой) подумала и отвечает: «А я вот хочу тут пиво попить, а тут – эти». Мы ей говорим: «Ну вам же никто не мешает пиво пить, пейте». Она нам: «А вот "они" сюда милицию привлекают». А мы ей: «Ну так это же хорошо, что здесь милиция, значит, вы в безопасности». На этом разговор закончился – дама от нас отвернулась. Когда мы уходили и попрощались, нам почему-то уже никто не ответил.

Грустно это, конечно. Вроде дамочка-то – из того самого среднего класса, вроде образованная. А по сути – бескультурная и невоспитанная. Пиво ей тут мешают попить в 12 ночи. Или это и есть путинский электорат?

Еще очень забавно было наблюдать «на вахте» руководителя столичного департамента региональной безопасности Алексея Майорова. Сколько мы там были, он все ходил, наматывал круги вокруг сквера, как караульный, в гордом одиночестве. Зачем он там был в это время? Бдел, как бы чего не вышло? Ждал сменного, чтобы сдать вахту? Или ждал дальнейших распоряжений от вышестоящего начальства? Очень забавно.

Любопытно было и присутствие машин телевизионщиков – их было штук пять. Они, судя по всему, тоже были на вахте, готовые в любой момент начать работать, если вдруг опять «начнется». Это радует: значит, лагерь остается «на повестке дня» главных СМИ!

Погуляли мы, покурили, посмотрели и знаете, что я скажу? То, что я увидела в пятницу вечером, вселило в меня надежду. Когда лагерь был на ЧП, я особого оптимизма не испытывала, я боялась, что лагерь умрет сам собой, маргинализируется, что у него нет ясных целей, что протест «сольется», дискредитируется, и все в таком духе. Но наши умственно отсталые власти своим идиотическим решением «разгонять и пресекать» не только наполнили смыслом такой лагерь, они еще и сделали его практически неубиваемым. Не трогай они лагерь у Абая, может, все бы и затухло с приходом лета, жары и отпусков. А теперь протест живее всех живых. И уже не имеет никакого значения, есть ли среди протестующих бомжи, пьяницы, нацики или гопники. «Уголек горит», сказал мне муж. И к этому лагерю, пусть там целыми днями будут только и делать, что петь песни и в «крокодила» играть, все равно отныне намертво приросло определение «протестный». Чем больше его будут разгонять, тем сильнее будет разгораться «уголек», тем больше будут говорить о протесте! Не о «фестивале», не о «кучке бездельников, вытаптывающих газон», а о ПРОТЕСТЕ! А ведь это сейчас самое главное – чтобы протест не умер, не «слился», чтобы о нем не забыли, чтобы его не подменили фестивалями, гайд-парками, ярмарками и прочими глупыми изобретениями псевдополитиков.

Судя по всему, там, наверху, полные «непонятки». Днем они никого не трогают, ночью разгоняют. Но тоже как-то странно: вроде винтят, но не всех, и как-то неохотно. Как будто все никак решить не могут, с кем они: то ли с протестующими, то ли с Путиным. А может, они и правда не знают, чью сторону принять? Вдруг уже засомневались? Если это так, то можно сказать, мы на полпути к победе. К НАШЕЙ победе. Да здравствует ОккупайМосква!