Тема политзаключенных и их освобождения стала в последнее время одной из основных в публичных дискуссиях. В резолюциях трех масштабных протестных митингов освобождение политзаключенных стало первым пунктом. Однако, дальнейшее обсуждение этой темы, как это часто бывает, показало, что сам термин понимается очень по-разному.

Наиболее интуитивно ясные понятия часто трудно формулируются. Так произошло с понятием «политзаключенный». Практически все – и оппозиционная интеллигенция, и полицейские, и обычные люди, и эксперты - обычно очень хорошо понимают, что это значит. В качестве примера я вспоминаю, что когда меня привезли в спецприемник, первое, что я услышал, – «политического привезли».

Но как только требование освобождения политзаключенных оказалось среди главных лозунгов многотысячных митингов, то тут же начались и высокоинтеллектуальные терминологические споры, и требования дать самую точную и объемную формулировку. Возникли сомнения, нужно ли выносить требование освобождения политзаключенных среди основных в рамках движения «За честные выборы» и можно ли требовать освобождения политзэков внесудебным путем.

Прежде чем углубиться в спор о точном значении понятия "политические заключенные", необходимо отметить самое главное – в стране, где в тюрьмах сидят жертвы политических преследований, свободные выборы в принципе невозможны. Угроза преследований парализует и активистов, и журналистов, и возможных спонсоров кандидатов. В то же время для судов и политической полиции требование освобождения политзаключенных становится очень выразительным сигналом, свидетельствующим о стремительном расширении границ допустимой идеологической и общественной активности. Поэтому заниматься отстаиванием свободы политической жизни в отрыве от требований прекратить политически мотивированные преследования – это просто стараться выторговать у власти небольшие привилегии.

О методах освобождения. Когда либерализация режима приводит к необходимости освобождения жертв политических преследований, то очень часто используются экстренные механизмы – помилование или амнистия. Главное – вскрыть нарыв. А уже потом, когда острота проблемы снята и бывшие узники или изгнанники вернулись к домашним очагам, настает время неспешной судебной бюрократии. Александр II, начиная либеральные реформы, амнистировал осенью 1856 года декабристов, кстати, не получив от них никаких обращений. Манифестом Николая II 17 октября 1905 года были освобождены все политические – в основном революционеры-подпольщики, и опять-таки, без каких-либо обращений с их стороны. После смерти Сталина Хрущев в первую очередь амнистировал многих жертв репрессий, а уже потом много лет подряд прокуратура пересматривала дела. Горбачев в феврале-марте 1987 года помиловал десятки политзаключенных, а реабилитация затянулась еще на пять лет.

Много споров идет о точной формуле определения политзаключенного - ее на самом деле очень трудно выстроить. Как быть, когда вся юстиция становится орудием репрессий? Когда кроме явных политических оппонентов режима, которых по определению можно назвать политзаключенными, под удар попадают: ученые, которые работают в рамках двойных технологий (которые могут быть использованы как для военных целей, так и для гражданских), предприниматели, ставшие жертвами рейдерства представителей власти и силовиков, жертвы полицейского произвола и, особенно масштабно, жертвы ФСКН, против которых возбуждаются уголовные дела и штампуются приговоры для того, чтобы отчитаться по раскрываемости. В настоящий момент из 800 тысяч заключенных по всей стране примерно 120 тысяч отбывают наказание по статье "хранение и распространение наркотиков".

Строго говоря, каждая жертва таких действий — жертва политического репрессивного путинского режима, установившегося с 2000 года. Единично такого рода дела возникали и раньше, в 90-е годы, но в то время человека можно было защитить, поскольку не была столь распространена политическая коррупция, суды были не столь зависимы от власти, поэтому такие дела не носили массового характера.

Поэтому правозащитники, рассматривая конкретные дела, были вынуждены принять решение, что дело можно рассматривать как политическое преследование в том случае, если автором заказа на конкретного человека являются: высокопоставленный бюрократ вплоть до президента, офицер ФСБ или департамента по борьбе с экстремизмом; мелкий полицейский чин или чиновник, устраняющий неугодного или просто делающий карьеру дутыми делами, - а также если, по нашему мнению, суд принимает незаконное и необоснованное решение.

В результате получается система концентрических кругов жертв политрепрессий:
- в центре — несколько десятков человек, которых преследуют за их конституционные убеждения (самый «химически чистый» вариант политрепрессий – обвинения в «разжигании социальной вражды») или, как в деле "ЮКОСа" или «шпионских делах», они – жертвы, оказавшиеся необходимыми государству для выстраивания власти: для формирования госкапитализма, опирающегося на силовую олигархию; дела, попавшие в центр внимания СМИ и общества;
- далее — сотни людей, имевших неосторожность «перейти дорогу» представителю партии власти, например, независимые журналисты, бизнесмены, финансирующие оппозицию или независимые СМИ;
- далее — сотни мусульман, ставших жертвами гонений на верующих, принадлежащих к неогосударствленным направлениям в исламе;
- далее — уже тысячи бизнесменов и менеджеров – жертвы рейдерских дел;
- и наконец, десятки тысяч жертв полицейского произвола и молодых наркоманов, превращенных в «наркодилеров» с помощью провокаций.

Ситуация напоминает репрессии против сотен тысяч рядовых советских граждан, фактически не выступавших против советской власти, но жестоко наказанных, в дальнейшем признанных жертвами репрессий и впоследствии реабилитированных: Например, крестьяне, отбывавшие наказание «за колоски».

Так возникает вопрос: можно ли и нужно ли составлять списки современных политических заключенных? Твердое мнение правозащитников и оппозиции — это делать необходимо. Конечно, мы понимаем, что никакой список не будет исчерпывающим - туда попадут резонансные только дела, по разным причинам попавшие в центр внимания общественности. Но наличие списков конкретных людей позволит добиваться освобождения сначала именно этих заключенных, а впоследствии освободить все перечисленные группы в рамках амнистий с их последующей реабилитацией.