Вчера одно издание анонсировало законопроект по совершенствованию Уголовного кодекса как уже подписанный президентом, а не внесенный в Госдуму. И я, признаться на это повелся, потому что разговор об этом идет уже столько времени – чуть ли не год, – что можно было бы не просто внести, а уже принять.

Есть в нем, конечно, вполне позитивные стороны. Например, можно только приветствовать декриминализацию клеветы, учитывая, как много идет процессов о клевете со стороны разного рода чиновников (например, «Кадыров против Орлова»). Другое дело, что у нас любое дышло можно повернуть в любую сторону.

Если посмотреть практику Европейского суда по правам человека, на которую мы должны ориентироваться, то использование уголовного законодательства против критиков власти, мягко говоря, не приветствуется. Более того, лицо, пошедшее во власть (не просто публичный политик, а представитель власти), должно быть не только открыто для критики, но и быть готово к тому, что его будут критиковать, мягко говоря, не очень конструктивно. Иногда такой аргументации суд внимал. Например, процесс «Абельцев против Шендеровича» закончился не в пользу "животного йеху". Но в целом наша правоприменительная практика к такого рода животным благоволит.

Статья о клевете тут всего лишь одна из многих. Вспомним дело Ирека Муртазина, который, оказывается, разжигал рознь к социальной группе «руководство Республики Татарстан» (282-я статья не думает уходить, а живет и процветает).

С другой стороны, ссылки на эту самую практику Европейского суда активно используются в том случае, если ответчиком в суде выступает власть. Достаточно вспомнить дело об иске к Путину по поводу «наураганивших в 90-е годы». Тут ситуация противоположная - законодательство выворачивают гуманной стороной к тем, кто становится объектом критики.

Так что, с одной стороны, поправки правильные. А с другой стороны, как мы видим, все определяет не только и не столько собственно законодательство, но правоприменительная практика. И конечно, удивляет малая скорость процесса: от анонсирования намерений до внесения в Думу прошел если не год, то много-много месяцев. Впрочем, это свойственно всей "медведевской оттепели": между словом и делом дистанция огромного размера.